ней войска южан, были разбиты и капитулировали. Битва решила исход войны в пользу Севера) как единственное вещественное напоминание о многочисленных ночных экспедициях.
Вильям Гилмор Беймер, которому мы обязаны исследованиями, приведшими ко вторичному открытию жизни и деятельности Ван-Лью, прямо указывает, что ее способ подхода к президенту Джефферсону Дэвису в момент, когда он «меньше всего был начеку», свидетельствует, что она была «гениальная шпионка» и руководительница шпионажа.
У нее была молодая негритянка-рабыня необычайного ума, которую она отпустила на свободу за несколько лет до войны.
Она отправила эту девушку на Север и платила там за ее обучение; но когда выявилась угроза войны, мисс Ван-Лью письмом просила Мэри Баусер вернуться в Виргинию. Девушка немедленно приехала, после чего бывшая владелица стала готовить ее к трудной миссии. Обучив Мэри Баусер, Элизабет Ван-Лью при помощи подложных рекомендаций, о которых мы можем только догадываться, устроила ее на должность официантки в «Белый Дом» Юга, в дом главы конфедератов.
О дальнейшем мы ничего не знаем, ибо ни один из живших когда-либо мастеров шпионажа не охранял так рев-пиво тайны своих подчиненных, как это делала Ван-Лью. Что слышала Мэри, когда обслуживала президента Дэвиса и его гостей, и что из услышанного она передавала Элизабет? Как удалось ей, не будучи разоблаченной, передавать в салон Ван-Лью то, что она узнала? И были ли ее донесения настолько ценны, насколько этого можно было ожидать, судя по ее местопребыванию? На все эти вопросы мы не имеем ответов.
Очевидно одно: никто так и не догадался о шпионской роли негритянки.
Мисс Ван-Лью не переходила через линию фронта и не. рисковала своей жизнью, попадая в окружение зорких врагов; она жила среди своих, в своем доме в Ричмонде, ставшем столицей отколовшихся южных штатов, где ее знал каждый и где ее общественное положение было для нее такой же защитой, как и личина «безумной Бет».
Ее секретные донесения, зашифрованные личным кодом, часто были написаны рукой кого-нибудь из ее слуг. Преданные негры никогда и не подумали бы отказать в чем-либо «мисс Лизабет».
Успех налаженной ею системы связи в немалой степени обуславливался кажущейся обыденностью действий ее чернокожих курьеров.
Вероятно, никто из них не сознавал вполне всей важности работы, маскируемой выполнением обыкновенных хозяйственных поручений.
Раздобыв военные пропуска для своих слуг и рабочих, дававшие им право беспрепятственно цикрулировать между ее домом в городе и фермой Ван-Лью, находившейся в окрестностях Ричмонда, Элизабет поддерживала непрерывное движение посыльных с корзинами между обеими шпионскими станциями: в каждую корзину с яйцами вкладывалась, например, пустая яичная скорлупа со сложенной тонкой бумажкой.
Разбитная молодая девушка, служившая швеей в доме Ван-Лью, сновала взад и вперед через линию фронта у Ричардсона, пронося шпионские донесения, зашитые в образчики ткани или в платье. Чтобы продемонстрировать эффективность своей системы, Элизабет Ван-Лью однажды после обеда нарвала в своем саду букет цветов к утреннему завтраку генерала Гранта.
Однажды мать и дочь Ван-Лью были предупреждены, что в «Либби» подготавливается побег. «Мы приспособили одну из наших гостиных, — писала Элизабет в своем дневнике, — темными одеялами занавесили в ней окна, и в этом помещении небольшой газовый рожок горел все время, днем и ночью, в течение почти трех недель», для беглецов там были даже поставлены кровати.
Все это указывает на то, что дружественное отношение президента Дэвиса, генерала Уиндера и других вожаков южан в известной мере препятствовало проведению официального обыска в доме Ван-Лью и принятию эффективных мер контршпионажа. Женщины, которые в Бельгии или в оккупированных немцами департаментах Франции вздумали бы в 1914-1918 годах «занавесить свои окна темными одеялами», должны были бы самое большее в течение 48 часов объяснить немецкому фельдфебелю причины такого поступка!..
Упомянутая нами гостиная Ван-Лью, конечно, не была самым секретным помещением в этом виргинском особняке. И биограф мисс Ван-Лью полагает, что ее ссылка на гостиную с занавешенными окнами и необычайным расходом газа является вероятнее всего дымовой завесой, пущенной ею по причинам, известным ей одной. Даже в бережно хранимом от посторонних глаз дневнике мисс Ван-Лью ни одним словом не намекает на существование подлинно секретной комнаты и не упоминает о двери с пружиной в стене, за старинным комодом.
Секретная комната Ван-Лью представляла собой длинную, узкую камеру, расположенную непосредственно позади того места, где скат крыши начинался от плоской кровли задней веранды. Чердак дома была квадратный, и между его западной стеной и скатом крыши находилась комната, в которой во время войны постоянно скрывался какой-нибудь агент или беглец-федералист.
Существование такого убежицща подозревалось все время, но ищейки конфедератов не сумели его обнаружить. Маленькая девочка, племянница Элизабет Ван-Лью, обнаружила эту комнату весьма любопытным образом. Она пробралась ночью на чердак, чтобы посмотреть, куда «тетя Бетти» отнесла блюдо с обильной едой.
Загородив рукой свечку, мисс Ван-Лью стояла перед «темным отверстием в стене», из которого бледный мужчина в поношенном синем мундире, с нечесаными волосами и бородой, протягивал руку за пищей.
Если бы не это воспоминание племянницы Элизабет Ван-Лью, опубликованное после ее смерти, секретная комната осталась бы необнаруженной.
В доме этих бесстрашных сторонниц Севера имелась еще секретная ниша, служившая «почтовым ящиком» для шпионских донесений. В библиотеке был железный камин; на каждой стороне его решетки находилось по пилястру, накрытому фигурой лежащего льва. Одна из этих фигур не была наглухо приделана к основанию, и ее можно было поднять, как крышку коробки. Во впадину под этом львом Элизабет «опускала, как в почтовый ящик», свои военные донесения.
Прислуга, начиная стирать пыль с мебели, приближалась к камину, украдкой вынимала донесение и через час относила его на ферму Ван-Лью, за город. Мисс Ваи-Лыо не давала своим чернокожим курьерам устных секретных поручений, и хотя она чувствовала себя в безопасности от подслушивания, эта необычайная, несколько театральная манера передачи донесений, предназначенных для командования федеральных армий, практиковалась неизменно.
Разоблачить Ван-Лью пытались много раз. Гостей, посещавших дом, просили следить за нею. На нее и ее мать — женщину действительно слабого здоровья, часто заболевавшую от волнений, — доносили. Говорили, что их нужно повесить, дом их сжечь, что их нужно «избегать, как прокаженных».
Военным комендантом заключенных военнопленных был одно время некий капитан Гибс. Каким- то образом Элизабет ухитрилась заполучить этого офицера и его семью в свой дом в качестве постояльцев, и в течение всего времени их проживания у Ван-Лью Элизабет пользовалась этой «протекцией». Когда военное министерство южан, чтобы укрепить свою кавалерию, стало обшаривать конюшни Юга, Элизабет спрятала свою последнюю лошадь в кабинете, а чтобы заглушить стук копыт, обвязала их соломой.
В доме Ван-Лью встречались шпионы Юга со шпионами Севера, одновременно жили начальник военной тюрьмы и контрабандная породистая лошадь, под стойло которой был отведен кабинет ее хозяйки, служивший и Штабом секретной службы, и центром продовольственной помощи военнопленным, и местом организации побегов тех же военнопленных.
На стороне федералистов действовали еще Эмма Эдмонс и Полина Кашмэн, два прославленных агента, рвение которых может быть сравнимо лишь со рвением мисс Бойд или Элизабет Ван-Лью.
Эмма Эдмонс, уроженка Канады, была сестрой милосердия в Ныо-Брансуике и шпионкой генерала Мак-Клеллана. Мисс Эдмонс никому не уступала в горячей преданности делу борьбы против рабовладения. В битве у Хановер-Кортхауза она села на коня и в качестве ординарца генерала Керни гарцевала под огнем орудий.
Говорят, что одиннадцать раз тайно пробиралась через фронт как секретный агент северян.
Курьезнейшим эпизодом всей этой войны был случай, когда Эмма Эдмонс в Виргинии замаскировалась под негра. Неизбежным результатом этой маскировки было то, что ее отправили на ночь в
