интеллигентный и занимающий видное положение в партии – стремится подчинить своему авторитету лицо, ведущее с ним сношения, и оказывает давление на систему розыска. Если для сохранения отношений возможно оставлять его в убеждении, что такое его значение имеет место, то в действительности всякое безотчётное движение сотрудников приводит к отрицательным результатам».
Руководитель, подчинивший сотрудника своему авторитету и своей воле, в дальнейших отношениях должен был, следуя предписаниям своих профессоров из Департамента, воздействовать на мировоззрение сотрудника и на его душевное настроение. Если сотрудник начинал работу предательства по материальным соображениям, то в нем надо было «создавать и поддерживать интерес к розыску, как орудию борьбы с государственным и общественным врагом – революционным движением». Особенно ценными представлялись в этом отношении сотрудники, начавшие передавать по побуждениям отвлечённого характера. Офицеру предписывалось путём убеждения склонять на свою сторону и обращать революционеров в лиц, преданных правительству. Руководители Департамента весьма ценили убеждённость сотрудников и, получая известия о разоблачениях своих агентов, старались определить, в какой мере они сохранили и афишировали эту убеждённость. Результаты получались неудовлетворительные Так, при осмотре дел о лицах, оказавших секретные услуги розыскного характера в политических преступлениях за 1906 – 1911 годы, деятельность которых сделалась известной в антиправительственных организациях, оказалось, что «при производстве расследований революционными организациями в целях обнаружения и разоблачения данных о секретной службе членов организации, лишь одна жена врача Зинаида Кученко, бывшая членом партии эсеров, при означенных расследованиях безбоязненно и открыто заявила эмигранту Бурцеву, что она, состоя членом партии, служила одновременно русскому правительству из-за идейных побуждений и вполне сознательно относилась к розыскному делу, постоянно заботясь только об интересах этого дела. Что же касается других лиц, уличённых революционными организациями, как-то: А.Г.Серебрякова, жена судебного пристава О.Ф.Руссиновская- Пуцято, мещанка Т.М.Цетлин и другие, то таковые, хотя исполняли свои обязанности прилежно, являясь врагами преступной крамолы, тем не менее при разоблачении их об этом открыто не заявляли».
В повседневных отношениях к сотруднику департамент требовал от руководителя-офицера души, души и души, сердечного, мягкого, тёплого и ровного отношения. «Заведующему агентурой рекомендуется ставить надёжных сотрудников к себе в отношения, исключающие всякую официальность и сухость, имея в виду, что роль сотрудника обычно нравственно очень тяжела и что эти встречи часто бывают в жизни сотрудника единственными моментами, когда он может отвести душу и не чувствовать угрызений совести». Так гласила инструкция, и департамент, получая сведения с мест и анализируя их, всегда отмечал и указывал жандармским офицерам на недопустимость несдержанного, нервного отношения к секретным сотрудникам. Приведём отрывок из такого письма к местному охранному отделению: «Усматривается недостаточно ровное и слишком формальное, сухое отношение к секретным сотрудникам, отчасти, может быть, вследствие неуверенности вашей в искренности некоторых из них. Последнее обстоятельство, если оно имеется в действительности, несовместимо и является прямым следствием именно формального, сухого отношения, которое, очевидно, не может расположить сотрудника к какой бы то ни было откровенности. Между тем искренность агентуры составляет главнейшее условие для правильного и продуктивного её использования. Почему прежде всего необходимо установить самые простые, сердечные (но отнюдь не фамильярные) отношения с сотрудниками, чтобы не только расположить, но и привязать их к себе. У сотрудников не должно быть не только ни малейшего страха к своему руководителю, но даже и сомнения в доступности последнего… Не следует также давать серьёзной агентуре особых агентурных поручений по незначительным выяснениям; во всяком случае такие поручения могут быть высказаны лишь в форме пожеланий и отнюдь не в форме требований. Вообще же, давая поручения сотрудникам, ни в коем случае не допускать нажима при их исполнении, так как всякое форсирование в этом очень часто ведёт лишь к провалам агентуры, создание которой должно быть первейшей обязанностью руководителя».
При столь высоком представлении о секретном сотруднике, какое было у Департамента полиции, понятно, что Департамент полиции требовал бережного отношение к сотруднику. Заботливость о сохранении сотрудников была весьма многосторонняя, и даже тогда, когда приходилось расставаться с сотрудником, не следовало, по указанию инструкции, обострять с ним личных отношений.
Нехорошие газеты
Правительство вело борьбу с печатью по всему фронту. Кажется, не было ни одного ведомства, ни одной части, которая не принимала бы участия в войне с печатным словом и не была бы повинна в известном его ущемлении. В этой войне не последнее место занимала борьба с осведомлённостью печати. Власти не могли спокойно относиться к тому, что их скрытые действия и намерения получали оглашение в ежедневной прессе, что компрометирующие их официальные документы, хранившиеся за семью печатями, становились достоянием гласности. О том, как положить конец таким публикациям, как подорвать корни газетной информации ломали голову многие чины – от самых крупных до самых мелких, от председателя Совета министров до последнего филёра.
Отрядами, на которые была возложена специальная задача пресечения нитей информации, являлись Главное управление по делам печати, Департамент полиции и охранное отделение. Прежде всего сознало своё бессилие и сложило оружие цензурное ведомство – Главное управление по делам печати. Статс-секретарь Коковцев 18 января 1912 года обратился к министру внутренних дел А.А.Макарову с письмом «о необходимости изыскания надлежащих мер к прекращению печатания в газетах официальных бумаг, добываемых из правительственных установлений незаконными путями». Главное управление по делам печати, куда было передано письмо Коковцова, попробовало искать средства борьбы против информации в сфере юридических способов воздействия и с этой целью предприняло «изыскание способов понуждения редакторов повременной печати обнаруживать имена лиц, доставляющих в редакцию секретные документы», но при этих изысканиях выяснилось, что по существующим законам «правительство лишено права предъявлять к редакторам подобного рода требования, а в уголовных законах, при самом распространительном их толковании, не заключается никаких оснований для применения их».
Ещё не успело Главное управление разработать своего ответа на письмо Коковцова, как в борьбу с газетной осведомлённостью вмешались новые лица, и правительственные агенты должны были встрепенуться. «Его Императорское Величество, по ознакомлении с представленною морским министром вырезкою из газеты „Речь“ от 29 января, за № 28, со статьёй Л. Львова „Тактика морского Министра“, воспроизводящею почти дословно письмо государственного контролёра, от 1б января за № 14, на имя председателя Совета министров по вопросу об изменении, положения о совещании по судостроению, разосланное членами Совета министров 1 февраля, высочайше соизволил обратиться к председателю Совета министров с рескриптом от 6 февраля, в котором, указывая на совершённую нетерпимость подобных разглашений в печати правительственных документов, повелел председателю настоять на полном расследовании этого случая и затем о результате доложить Его Величеству». Вот тут-то и пошла писать губерния. Получив рескрипт, Коковцов немедленно же адресовался к А. А. Макарову, министру внутренних дел, с письмом, в котором писал между прочим: «В исполнение высочайшего повеления и имея в виду, что виновных в похищении материала для криминальной статьи следует искать либо в подлежащем учреждении государственного контроля, откуда исходил оригинал этого письма, либо в государственной типографии, где оно печаталось, либо в канцелярии Совета министров, я сделал распоряжение о производстве тщательного расследования по всем трём учреждениям. Но вместе с тем не могу не заметить, что подлежащие начальства означенных учреждений не имеют в своём распоряжении всех необходимых средств к обнаружению виновных в такого рода хищениях и что более надёжным для сего средством явилось бы совершенно негласное, в порядке секретного полицейского сыска, расследование всех путей и способов, коими газеты и, в частности, в данном случае, сотрудник газеты „Речь“ Л. Львов (Л. М. Клячко) добывает себе материал для газетных статей из правительственных источников». О производстве этого расследования и просил Коковцов Макарова. Макаров тотчас же положил резолюцию: установить за сношениями Клячко негласное наблюдение, сделать (по канцелярии) распоряжение о недопущении его в
