– Потому что туман, – ответил переводчик. – Наш гость благоразумно придерживается старинного обычая, согласно которому в такую погоду он должен несколько часов простоять на виду у тех, к кому прибыл, чтобы все могли разглядеть его и убедиться, что это не враг, пришедший из тумана. – Переводчик сказал это совершенно серьезно и ни на мгновение не задумался, давая мне такое разъяснение, из чего я сделал вывод, что он не сочинил его специально для меня.
Во время вечернего пира я наконец увидел, как молодой человек входит в зал. Его тепло и радушно приветствовали, и все, в особенности Беовульф, проявляли при этом такую радость и удивление, будто он появился перед викингами только сию минуту, а не простоял несколько часов возле своей ладьи.
Коротко ответив на приветствия, юноша произнес взволнованную речь, которую Беовульф выслушал с не свойственным ему интересом и вниманием: он не пил и не отвлекался на девушек-рабынь; наоборот, он, как и все присутствующие, в молчании выслушал юного гостя, который говорил высоким и срывающимся от волнения голосом. К концу повествования юноша, как мне показалось, был готов расплакаться, и когда он замолчал, ему сразу же поднесли большой кубок вина.
Я осведомился у толмача, что же сказал гость. Вот какой мне был дан ответ:
– Это Вульфгар, сын Ротгара, одного из великих королей Севера. Он принадлежит к тому же роду, что и Беовульф, и приехал сюда попросить его помощи и поддержки в одной миссии, достойной настоящего героя. Вульфгар говорит, что далекая страна, где правит его отец, находится в страшной опасности: ужасная, неведомая сила безжалостно истребляет его народ, и никто не может противостоять ей. Он просит Беовульфа как можно скорее прибыть в его далекую страну и спасти народ и королевство его отца Ротгара.
Я спросил переводчика, какова природа страшной напасти, обрушившейся на северное королевство. На это он сказал:
– У этого зла нет имени, которое я мог бы тебе назвать[8].
Переводчика, равно как и многих других норманнов, слова Вульфгара взволновали не на шутку. Более того, я заметил, что и сам Беовульф как-то помрачнел и о чем-то всерьез задумался. Я все же поинтересовался у переводчика, как хотя бы в общих чертах можно описать нависшую над северным королевством опасность. Он ответил:
– Нельзя произносить эти слова, ибо названы они запретными. Одно лишь упоминание названия может вызвать демонов и обрушить на нас всю их силу. – Судя по его голосу и выражению лица, я понял, что мой переводчик боится даже намеками говорить на эту тему и даже лишний раз коснуться ее хотя бы мысленно. В момент нашего разговора он даже побледнел, поэтому я решил не упорствовать и прекратил свои расспросы.
Беовульф, сидевший на высоком каменном троне, хранил молчание. Более того, все собравшиеся в доме воины, вассалы, рабы и слуги также молчали. Сам же посланник Вульфгар стоял посреди зала с опущенной головой в ожидании какого-либо ответа. Никогда еще мне не приходилось видеть всегда веселых и жизнерадостных норманнов такими мрачными и подавленными.
В это время в зал вошла сгорбленная старуха, именуемая ангелом смерти, и уселась рядом с Беовульфом. Из принесенного с собой кожаного мешочка она вынула несколько костей – были ли это кости человека или животного, я не знаю – и бросила эти кости на землю. Произнося заклинания, старуха несколько раз провела рукой над лежащими на полу костями.
Неоднократно кости были подняты с земли, а потом опять брошены, и этот ритуал сопровождался все новыми и новыми заклинаниями, читаемыми нараспев. Наконец гадание было окончено, и старуха заговорила, обращаясь к Беовульфу.
Я шепотом попросил толмача, чтобы он хотя бы в общих чертах рассказал, о чем она говорит, но он, к моему удивлению, не обратил на мою просьбу никакого внимания. Ему в эти минуты было совсем не до меня.
Затем Беовульф встал, поднял кубок и обратился к собравшимся ратникам и воинам с довольно продолжительной речью. После паузы он стал называть одно за другим имена воинов, которые вставали со своих мест, подходили к Беовульфу и занимали места рядом с ним. Не все имена были названы Беовульфом; я насчитал одиннадцать, а затем он выкрикнул и собственное имя.
Заметил я и то, что такой ход событий изрядно обрадовал Торкеля, который даже сразу стал вести себя как-то по-королевски. Беовульф же не обращал на него внимания и не выказывал в его адрес ни злобы, ни раздражения. Торкель явно потерял для него какое-либо значение и интерес, и это при том, что всего несколько минут назад напряженная враждебность, возникшая между ними, буквально висела в воздухе и была очевидна даже мне.
Затем, к моему изумлению, все та же старуха – так называемый ангел смерти – ткнула в мою сторону корявым пальцем, произнесла какие-то заклинания и после этого без дальнейших слов покинула зал. Только теперь наконец заговорил мой переводчик. Вот что он мне сказал:
– Беовульф призван богами уехать отсюда, причем немедленно, забыв обо всех своих делах и заботах. Ему предназначено стать героем, который, если будет на то воля богов, отведет смертельную угрозу от северного королевства. Это уже решено, как решено и то, что он берет с собой одиннадцать храбрых воинов. А еще он должен взять с собой тебя.
Все еще не понимая, насколько серьезно изменилось мое положение, я попытался возразить и объяснить через переводчика, что у меня есть поручение от моего повелителя – халифа и что я должен следовать в царство булгар, не задерживаясь по дороге.
– Все сказано ангелом смерти, – спокойно произнес переводчик. – В отряде Беовульфа должно быть тринадцать человек, и один из них должен быть иноземцем, а не норманном, так что тебе и суждено стать этим тринадцатым.
Я возразил, что я на самом деле вообще никакой не воин. Я привел все доводы и аргументы, которые, с моей точки зрения, могли быть поняты и приняты во внимание этими грубыми дикарями. Я потребовал, чтобы толмач передал мои слова Беовульфу, но он в ответ просто отвернулся и вышел из зала, бросив мне напоследок через плечо:
– Собирайся в дорогу и не мешкай. Вы отправляетесь в путь завтра на рассвете.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ДАЛЕКУЮ СТРАНУ
Вот таким образом, не по моей воле, было прервано мое путешествие в царство Йилтавара, правителя Сакалибы, и вот почему я не смог оправдать доверие аль-Муктадира, повелителя правоверных и халифа Города Мира. Я дал все возможные в моем положении объяснения и указания Дадиру аль-Хурами, а также посланнику Абдалле ибн-Басту аль-Хазари и, конечно, придворным Такину и Барсу. Затем я был вынужден расстаться с ними, и какова была их дальнейшая судьба и увенчалось ли успехом их посольство, мне так и осталось неведомо.
Что касается меня самого, то я считал в тот день, что могу смело записывать себя в покойники. Словно в могилу, ступил я на палубу одного из норманнских кораблей, который поднял парус и направился вверх по реке Волге – в далекий путь на север, с двенадцатью викингами на борту. Вот как звали их:
Беовульф, вождь и командир; его заместитель, или капитан, Эхтгов; его воины и представители знатных родов – Хиглак, Скельд, Вит, Ронет, Хальга; его храбрые ратники и бойцы – Хельфдан, Эдгто, Ретел, Хальтаф и Хергер[9]. Был среди них и я – не владеющий их языком и лишенный возможности понимать их и вообще все происходящее, поскольку человек, который до того был моим переводчиком, остался в лагере на берегу Волги. Редким везением или же особой милостью Аллаха можно объяснить то, что среди отправившихся в путь викингов был один воин, по имени Хергер, отличавшийся от всех остальных любознательностью и некоторой образованностью: на мое счастье, он довольно сносно изъяснялся на латыни. С его помощью я мог общаться с остальными викингами, его же спрашивал и обо всем, что мне было непонятно в их поведении и поступках. Хергер был еще молод и отличался на редкость веселым нравом; он находил смешную сторону буквально во всем, что происходило с нами, и считал своим долгом шутить по каждому поводу. Особенно сильный приступ веселья вызвало у него мое мрачное настроение в первый день путешествия.
