рассчитывали на успешную реализацию намеченного плана. Уверенности им также добавляло сознание того, что каждый из них стоит в бою трех или даже четырех бойцов любого другого войска. Об этом они не раз говорили мне без ложной скромности, но и не хвалясь понапрасну.
Говоря откровенно, у меня не было никакого желания участвовать в очередном военном предприятии. Я был просто поражен, что норманны отправились в путь не только из чувства долга, но и с явной радостью. В то время, как все мое тело изнывало от боли, мои товарищи, казалось, на глазах обретали силы, подпитываясь, как я думаю, сознанием того, что им предстоит очередное сражение. Хергер сказал мне:
– Так будет всегда – и здесь, и в Валгалле: одно сражение будет сменяться другим.
Действительно, таково представление норманнов о рае. В этом раю, описываемом обычно в виде гигантского зала, павшие на поле боя продолжают сражаться от рассвета до заката. Затем убитые в бою оживают, и былые противники вместе усаживаются за уставленный яствами и пьянящими напитками стол; это пиршество продолжается до поздней ночи, а на следующий день битва начинается снова, и все повторяется: убитые оживают и пируют за одним столом вместе со своими убийцами. Такова в представлении этих северных варваров вечная награда за воинскую доблесть, проявленную при жизни[33]. Вот почему они не находят ничего странного или утомительного в том, чтобы и здесь, на земле, сражаться день за днем, не зная отдыха.
Долго думать, куда направить лошадей, нам не пришлось. Мы поехали вперед по тянувшемуся от владений Ротгара кровавому следу, оставшемуся после отступивших накануне ночью всадников. Там, где капли крови на земли были не видны, собаки все равно легко шли по следу, и у нас не было основания не доверять их чутью. Остановились мы по дороге всего один раз, чтобы подобрать оружие, оброненное кем-то из отступавших демонов. Оружие представляло собой ручной топорик среднего размера, с деревянной рукояткой, боевая часть из обработанного камня. Соединены они были узкими кожаными веревками. Лезвие этого топора неожиданно оказалось чрезвычайно острым, и весь он был тщательно обработан, словно украшение из какого-нибудь полудрагоценного камня, которому предстояло радовать своей формой богатую женщину. Несомненно, на придание камню такой правильной формы и исключительной остроты те, кто его обрабатывал, потратили немало времени и сил. В результате получилось оружие, удобное в бою и с лезвием не менее острым, чем у стального клинка. Никогда раньше мне не приходилось видеть ничего подобного. Хергер сказал мне, что вендолы делают все свои инструменты и оружие из камня – по крайней мере, норманны в этом уверены.
Мы продвигались вперед довольно быстро, следуя за громко лающими собаками. Этот лай и само поведение собак, охотно шедших по следу, ободряли меня. Наконец мы достигли холмов и поехали вперед без малейшего промедления. Воины Беовульфа, несмотря на то что тень страха отчетливо легла на их лица, продвигались вперед решительно и уверенно. Они знали, зачем пришли в эти опасные места, и собирались добиться своей цели во что бы то ни стало, пусть даже ценой собственной жизни.
Здесь, в холмах, было холодно, мы ехали через леса с темно-зелеными деревьями, и прохладный сырой ветер насквозь продувал наши одежды. Вскоре похолодало настолько, что клубы пара вырывались из лошадиных ноздрей и собачьих пастей. Во второй половине дня мы доехали до мест, где пейзаж разительно переменился. Вокруг простирались лишь вересковые пустоши да солоноватые озера. Земля здесь была насквозь пропитана водой, но назвать эту местность болотом все же было нельзя. Больше всего к этому ландшафту подходило название пустыни, но не сухой и песчаной, а влажной и вязкой, и над этой землей лежала чуть заметная пелена тумана. Сами норманны называют это место пустыней ужаса[34].
Я своими глазами видел туман, который местами покрывал землю даже в разгар дня. Будто небольшие облачка спустились с неба и остались гроздьями висеть над самой землей. В некоторых местах воздух был абсолютно прозрачен, а в других клочья тумана укутывали землю словно рваным ватным одеялом. Практически нигде эта пелена не поднималась выше лошадиного колена. Несколько раз наши собаки словно ныряли в такие стелющиеся по земле облака и пропадали из виду. Тем не менее мы прекрасно слышали их лай, и через несколько секунд они снова показывались на глаза, выбегая из очередного облака тумана.
С моей точки зрения, это зрелище было очень редким и примечательным, норманны же не нашли в нем ничего особенного; они сказали, что в этих краях есть немало мест с солеными озерами и бурлящими горячими источниками, выбрасывающими свои воды откуда-то из земных глубин; в этих местах легкий туман висит практически всегда, даже в жаркие солнечные дни. Норманны называют эти источники дымящимися озерами.
По такой местности лошадям двигаться довольно трудно, поэтому нам пришлось снизить скорость. Собаки тоже продвигались вперед не столь резво, и я заметил, что их лай потерял былую бодрость. Вскоре наш отряд совсем потерял темп: только что мы неслись галопом, едва поспевая за собаками, и вот уже наши лошади еле плетутся буквально в нескольких шагах позади собак. Те тоже явно не спешили возглавить погоню, как в начале пути. Время от времени собаки настолько замедляли шаг, что едва не попадали под копыта лошадей. Кроме того, час от часу становилось все холоднее. Я заметил, что кое-где в низинах лежал снег. При этом я должен повторить, что описываемые события происходили летом или, по крайней мере, в теплое время года.
Мы продвигались вперед тем же неспешным шагом, и нам уже казалось, что мы заблудились и не найдем обратную дорогу через эту топкую заболоченную пустыню. Вдруг совершенно неожиданно наши собаки остановились. На земле не было никакого препятствия, никакой границы, ничего, что означало бы какой-то рубеж; однако собаки встали, будто уткнувшись в невидимый забор или стену. Там же остановились и мы, чтобы немного осмотреться и подумать, как быть дальше. Ветра не было, и в воздухе стояла абсолютная тишина. Не было слышно голосов ни птиц, ни животных.
Беовульф сказал:
– Отсюда начинаются владения вендолов.
Всем воинам пришлось ободряюще похлопать своих лошадей, потому что те тоже явно нервничали, ощущая в этой безжизненной пустыне какую-то скрытую опасность. Нам, впрочем, также было не по себе. Я видел, как Беовульф крепко сжал губы; как руки Эхтгова дрожали, когда он натягивал поводья; как побледнело лицо Хергера, а взгляд его заметался из стороны в сторону. Все остальные тоже пристально оглядывали окрестности, стараясь не пропустить ничего странного и необычного.
Существует норманнская поговорка: «У страха белый рот», и в тот день я имел возможность убедиться в справедливости этого высказывания, потому что у моих спутников губы и кожа вокруг них и на подбородке заметно побледнели. Но о страхе, однако, никто ни словом не обмолвился.
Мы оставили собак у невидимой границы и поехали дальше. Все чаще под ногами лошадей хрустел снег, а туманная пелена, покрывавшая землю, становилась все толще.
Все молчали, обращаясь время от времени только к лошадям, которые все с меньшей охотой повиновались своим седокам. Нам буквально на каждом шагу приходилось понукать их то ласковым словом, то резким пинком. Вскоре впереди нас сквозь туман проступили силуэты двух каких-то предметов, установленных по сторонам тропы, по которой мы двигались вперед. Мы удвоили осторожность и вскоре поравнялись с этими странными знаками. И вот что я увидел собственными глазами: на вкопанных в землю столбах кто-то установил два черепа огромных медведей, челюсти которых были широко открыты, обнажая острые смертоносные клыки. Мы поехали дальше, и Хергер шепотом объяснил мне, что медведь – это священное животное вендолов, и такие черепа они устанавливают на границах своих владений.
Вскоре мы заметили дополнительное свидетельство того, что находимся в землях вендолов. Впереди стоял большой камень, обработанный таким образом, что он принял форму беременной женщины с огромным животом и грудями, но без рук, ног и головы, наподобие той, что мне уже приходилось видеть. Весь камень был залит потеками какой-то бурой жидкости, и меня бросило в дрожь, когда я понял, что это следы множества жертвоприношений.
Мы молча проехали мимо каменного истукана, не обменявшись ни единым словом и не обмолвившись о том, что увидели. Вскоре воины, как по команде, вынули мечи из ножен. При этом на лицах их читалось столь хорошо знакомое мне выражение готовности к битве. Такова уж натура норманнов: только что они были не в силах скрыть охвативший их страх, но перейдя границу и оказавшись в непосредственной близости от источника того самого страха, они заметно изменялись. Страх словно
