Он привел Джонни к переправе, и они засели в кустах. Джонни больше ни о чем не спрашивал, чтобы не унизить себя в Санькиных глазах любопытством и нетерпением. Через две минуты послышались вздохи и хлюпанье. Саня и Джонни глянули сквозь листья.
Подвернув широченные парусиновые штаны, через ручей брел с мешком Газетыч. Мешок был небольшой, но тугой и, очевидно, тяжелый. Газетыч нес его перед собой и приподнимал, стараясь не макнуть в воду. Он стукался о мешок коленками и выгибался назад.
Выбравшись на лежавшую у воды доску, Газетыч устало плюхнул свой груз на песок. Отдышался. Постонал тихонько, чертыхнулся и поволок мешок дальше. Сам он шагал по доске, а мешок волочился по песку. Через каждые два шага Газетыч останавливался и вздыхал. Наконец он подтащил свою ношу к зарослям черемухи, от которых начинался жиденький деревянный тротуарчик. Из кустов старик вытащил одноколесную тележку. Он взвалил мешок на тачку и довольно резво покатил ее по доскам.
– Третий рейс делает, – сказал Саня. – Там, наверху, трансформаторную будку строили, а цементу навозили будто на целый дом. Вот он и таскает. Нагребет и тянет потихоньку.
– Значит, он жулик? – злорадно спросил Джонни.
– Да никакой он не жулик. Цемент-то бросовый, стройку уже кончили.
– Куда ему столько? – удивился Джонни.
– Фундамент у сарая бетонирует. Хозяйство укрепляет. Понял?
– Ну, понял, – откликнулся Джонни, привычно почесываясь от комариных и крапивных укусов. – А мы-то здесь зачем сидим?
Саня дернул Джонни за синий воротник и вытащил из засады.
– Смотри, – сказал он убийственным тоном.
По песку тянулся 'след крокодила'.
Джонни и Саня с полминуты молча смотрели на него.
– У него на мешке заплата, будто звериная лапа. Он то потянет, то поставит. И отпечатывается. Понял?
– Понял! – восхищенно отозвался Джонни. – Молодец ты, Санька! Здорово разгадал!
Саня оттопырил губу.
– 'Разгадал'! Буду я всякую чушь разгадывать! Это я случайно заметил. Это только у тебя на уме всякие загадки да разгадки.
Он смерил Джонни обидным взглядом и зашагал к подъему из оврага. Джонни пожал плечами и двинулся за ним. Санькиной досады он не понимал.
Уже наверху Саня сказал:
– Все из-за тебя… Ради драного мешка столько шума понаделал: 'Крокодил, крокодил'! Только время зря потеряли…
Наверно, он думал, что Джонни сникнет и забормочет оправдания.
Джонни остановился. Саня тоже остановился. Джонни удивленно посмотрел снизу вверх на длинного бестолкового Саньку.
Потом он спросил:
– А зачем он тебе, этот крокодил? На веревочке водить?
Саня заморгал.
– Подумаешь, нет крокодила, – снисходительно сказал Джонни. – Все равно было приключение. Понимаешь, Санечка? Приклю-че-ни-е.
Он зажмурился и пошевелил языком, словно пробовал на вкус удивительное слово. Потом повернулся и независимо зашагал по краю обрыва.
Саня Волков смотрел вслед непонятному Джонни.
Тот шел, сунув кулаки в безнадежно растянутые карманы матроски. Матроска от этого натянулась на спине, и худые Джоннины лопатки торчали под ней, как маленькие прорастающие крылья. А воротник мотался на ветру. И желтые волосы Джонки полыхали на ветру и солнце, как протуберанцы.
И вся улица слышала веселую песню, которую свистел Джонни.
Потому что жизнь была прекрасна. И она еще только начиналась. Впереди были сотни и тысячи встреч с разными загадками и приключениями. Встретятся, наверно, и настоящие крокодилы.
МУШКЕТЕР И ФЕЯ
– Евгений! – сказал отец, нервно похрустывая пальцами. – Я пришел к выводу, что воспитывал тебя неправильно.
Третьеклассник Воробьев сидел с ногами в кресле и укрывался за пухлой растрепанной книгой. В ответ он слегка приподнял плечо. Это означало вопрос: 'Что случилось? '
– Да! – продолжал отец. – Когда ты бывал виноват (а это случалось нередко), я ограничивался беседами. Теперь я понял, что тебя следовало попросту драть.
– Еще не поздно, – подала голос из своей комнаты двоюродная сестра Вера Сергеевна.
Необдуманную реплику Джонки оставил без внимания, а на отца поднял из-за книги левый глаз. С едва заметным любопытством.
– Совершенно верно, еще не поздно, – сурово и взволнованно произнес отец. – И очевидно, в ближайшее время я этим займусь.
– Как это? – рассеянно поинтересовался сын, снова исчезая за книгой.
– Что значит 'как это'? – слегка растерялся родитель. – Ты что, не знаешь, как это делается?
Сын пожал плечами:
– Ты же сам сказал, что раньше только беседовал. Откуда мне знать?
– Хм! Откуда… Хотя бы из художественной литературы. Ты читаешь дни и ночи напролет. Даже когда разговариваешь с отцом.
– Про такую ерунду я не читаю, – гордо сказал Джонни.
– Положи книгу! – тонким голосом потребовал отец. – Или я… немедленно выполню свое обещание.
Джонни отложил пухлый том. Обнял согнутые у подбородка колени.
– Папа, – сказал он снисходительно. – Ничего ты не выполнишь.
– Это почему?
– Ну, во-первых, ты культурный человек… Во-вторых, ты не знаешь, как я бегаю. А тебя в ваших рес… рев… рес-таврационных мастерских ругали на собрании, потому что не хочешь сдавать нормы ГТО. Ты сам говорил.
– Не твое дело, за что меня ругали, – уязвление откликнулся отец. – А бегать за тобой я не собираюсь. Побегаешь и сам вернешься.
– Конечно, – вежливо согласился Женька. – Но к тому времени ты остынешь и поймешь, что я ни в чем не виноват.
Отец скрестил руки и в упор глянул на сына. Потом протянул почти ласково:
– Ах, не виноват…
– А что я сделал?
– Ты?.. Сделал?.. Твое поведение!.. О тебе ходят легенды! Ты позволяешь себе черт знает что… А сегодня? Как ты разговаривал с учительницей!
– Как?
– Ты посмел сказать ей: 'Не ваше дело'!
Джонни вздохнул:
– Не так, папа. Я сказал: 'Извините, но мои волосы – это мое дело'.
– Вот-вот! Ты считаешь, что имеешь право так разговаривать с учителями?
– А чего ей надо от моих волос? Даже директор ничего не говорит, а она цепляется!
– 'Цепляется'!
– Ну, придирается. Каждый день.
