Шпуня нахально посмотрел на Джонни и громко сказал:
– Лысый мушкетер!
Джонни отчаянно нахлобучил шляпу до самых ушей, но было, конечно, поздно. Грохнул такой смех, что в голове зазвенело. И сквозь этот смех были слышны индейские вопли:
– Лысый мушкетер! С него скальп содрали!
Смеялись все, кроме Джонниных друзей.
И Катя смеялась!
Эмма Глебовна металась, как Дон Кихот, потерявший коня, и призывала успокоиться и отгадать, из какой книжки пришел этот герой. Несколько слабых голосов крикнули, что из 'Трех мушкетеров', но смех не утихал.
Все было кончено.
Джонни пошел к двери.
Комната была большая, и шел он долго. И, видимо, как-то по-особенному шел, потому что смеяться стали тише, а когда Джонни был у двери, замолчали совсем.
Джонни обернулся и посмотрел на ребят. Это был взгляд человека, у которого все в жизни потеряно. Таким взглядом Джонни обвел ряды. И только сейчас заметил, что около Кати устроился какой-то Буратино. Джонни узнал того мальчишку, что был с Катей на фотографии. И машинально подумал, что он вовсе не дошкольник и не первоклассник, а такого же возраста, как они с Катей, только ростом небольшой. Но теперь это не имело никакого значения.
Ребята уже не улыбались. Только Шпуня нагло ухмылялся. глядя на Джонни.
– Червяк! – отчетливо сказал ему Джонни. – Тощий розовый червяк!
– Чир-рвяк! Чир-рвяк! – подхватил Джоннин друг Дима Васильков. И опять раздался смех. Но это был жиденький смех.
Джонни шагнул в коридор…
Джонни плакал очень редко. Еще в детском саду он приучил себя улыбаться, когда скребет в горле и щиплет в глазах. Но сейчас было, конечно, не до улыбки. Правда, и в этот горький час не блеснула бы у Джонни даже маленькая слезинка, если бы не встретилась Вика.
Но Вика встретилась. Она шла из поликлиники и увидела Джонни. Она посмотрела ему в лицо и сразу сказала:
– Джонни, что случилось?
Она с такой тревогой и заботой это сказала, что Джонни не выдержал.
Не думайте, что он заревел во весь голос или хотя бы начал громко хлюпать носом. Но ресницы у него сделались мокрые и стали слипаться. Джонни отвернул лицо и дернул плечом.
Этого было достаточно, чтобы Вика перепугалась: такого расстроенного Джонни она еще не видела.
– Ну-ка, пошли ко мне.
Джонни еще раз сердито дернул плечом, но пошел. Не все ли равно, куда идти?
Вика стащила с него пальто, усадила на диван и велела:
– Ну-ка, рассказывай.
Джонни мазнул рукавом по глазам, поцарапал спинку дивана и хрипло сказал:
– Да ну… этот червяк Шпуня…
И такими вот короткими и сбивчивыми предложениями рассказал про свое несчастье. Потому что они с Викой были друзья, а кому расскажешь о горе, если не другу?
– И все смеялись? – сердито спросила Вика.
Джонни мрачно шмыгнул носом.
– И она смеялась? – тихо спросила Вика, которая все понимала.
Джонни вздохнул так, что под его мушкетерской рубашкой разошлись и опять съехались вместе острые лопатки.
Вика долго молчала. Джонни тоже. Потом Вика сказала:
– Джонни, ты не должен сдаваться.
– А что делать?
И правда, что делать? Можно десять раз отлупить коварного Шпуню, но разве это поможет? Катя все равно каждый раз будет смеяться, когда вспомнит, как слетела шляпа и засверкала на всю комнату стриженая Джоннина голова.
Джонни скорчился на диване, словно у него заболел живот.
– Подожди страдать, – сказала Вика. – Надо что-то придумать.
Но сама придумать она ничего не смогла и пошла за Серегой Волошиным.
Очевидно, по дороге Вика все успела объяснить Сергею. Он, как вошел, сразу сказал:
– Ну, чего нос повесил? Ты завтра можешь отыграться.
– Как? – горько спросил Джонни.
– Слушай.
Они с Викой сели рядом с Джонни, с двух сторон.
Джонни слушал. Сначала просто из вежливости, потом с интересом и надеждой. Потом нерешительно ухмыльнулся.
– Понял? – спросил Сергей.
– Понял.
– Согласен?
– Не знаю…
– Почему 'не знаю'? – рассердился Волошин. – Ты мушкетер или таракан со шпорами?
– Я не знаю, где такие стихи взять, – объяснил Джонни.
Сергей почему-то смутился.
– Ну, стихи… Это, конечно, самое сложное… Ты вечером ко мне зайди, может быть, что-то проклюнется…
Когда появляется светлая надежда, жизнь становится симпатичнее. Джонни настолько воспрянул духом, что с аппетитом пообедал. Потом он с удовольствием посмотрел телепрограмму 'Для вас, родители'. Затем поговорил с Верой Сергеевной насчет расплетенной мочалки. Разговор настроил его на решительный лад. Полтора часа подряд Джонни твердо шагал из угла в угол и думал о завтрашнем дне.
Когда за окнами совсем стемнело, Джонни пришел к Волошину.
Сергей неловко протянул выдранный из тетради листок.
– Вот погляди. Годится или нет…
Джонни стал читать. Он прочитал один раз, повертел листок. Словно удивляясь. Прочитал снова.
– Ну? – нервно спросил Сергей.
– Это ты сам сочинил?
– Не сам, – пробормотал Сергей. – То есть мы вместе… У меня не получалось, я пошел к нашему руководителю кружка… Годится?
– Еще бы… – с тихим восторгом сказал Джонни.
– А успеешь выучить?
– Да я уже запомнил.
– Только не забудь про выразительность.
– Будь спокоен, – сказал Джонни, мысленно подтягивая ботфорты.
Когда решительный Джонни в раздевалке Дома пионеров надевал мушкетерские доспехи, к нему подошли Дима, Юрик и Мишка. У них был смущенный вид. Им казалось, что вчера они не сумели защитить командира. Но Джонни им не сказал ни слова упрека. Адъютанты повеселели. Толстый Мишка сообщил, что подлый Шпуня приделал к своему кольту боевой механизм и уже два раза стрелял охотничьими капсюлями. А Юрик и Дима с возмущением рассказали про издевательские Шпунины разговоры. Тощий розовый ковбой
