— Пожалуй… — согласился Венька. — Ну, вы проходите, в конце концов.
— Да зачем? Дай какую-нибудь одежду — и мы на вокзал.
— Куда так сразу-то? — Венька посмотрел на переступающего нелепыми сапогами Заглотыша. — Он же, наверно, лопать хочет… А еще ты, братец-кролик, хочешь в туалет. — Он ловко вытряхнул Заглотыша из ватника и подтолкнул: — Топай вон в ту дверь.
Егор смотрел на Редактора смущенно и с уважением. Вот что значит иметь младшего брата. Сам Егор о таких вещах и не подумал бы… Венька покачал ватник в руке.
— Ну и хламида… Сейчас я с мамой поговорю, может, Ванюшкино старое пальто еще не распорола.
— Она дома? — перепугался Егор. Встречаться с Венькиной матерью он никак не рассчитывал. После всего, что случилось в октябре! Отец — другое дело, он мужик хладнокровный, поговорили по- деловому. А матери в тот раз, к счастью, не было…
Но Венька, не слушая, исчез, и минуты две Егор с появившимся Заглотышем переминались у вешалки. Потом вышли Венька с матерью. Она была рослая, с крупным лицом и густыми мужскими бровями. Сказала, будто знала Егора Петрова давно:
— А! Здравствуй, здравствуй, Егор… — Глянула на Заглотыша. — А это и есть путешественник? Сейчас посмотрим, что тут можно сделать… Да заходите же в комнату, наконец!
Держалась она добродушно-решительно, не удивлялась, не расспрашивала. Значит, Венька успел ей все объяснить. И видно, была его мама человеком дела.
Они разделись, разулись и в комнате увидели елку. Она подымалась в углу — высокая, под потолок. На стремянке стоял бесенок и надевал на верхнюю ветку золотисто-малиновый шар.
Бесенком был Ваня. В узком черном свитере, в черных колготках и шортиках с разноцветными заплатами. С пришитым длинным хвостом. На конце хвоста — кисточка.
Он обернулся и тоже не удивился. Расплылся в улыбке.
— Привет… — Забавный такой чертенок, светлорусый и круглолицый, с мохнатыми рожками на тонкой дужке от наушников.
Венька сказал:
— Ивану не терпится, вздумал уже сегодня елку ставить. И в костюм вырядился чуть не за неделю до спектакля.
— Это чтобы к роли лучше привыкнуть, — сообщил Ваня.
— Чего привыкать, и так бес натуральный, — сказал Венька.
— Не-а, я очень тихий ребенок.
— Ага, в тихом омуте…
Заглотыш молчал и мигал глазами-пуговицами. То ли подавлен был неясностью своей судьбы, то ли тихо завидовал чужой домашней радости. За окнами был уже лиловый вечер, горела над столом люстра, при ее свете сильно лоснилась затертая школьная курточка Заглотыша, под ней видна была грязная майка.
Венькина мама принесла стопку одежды и оглядела Заглотыша от дырявых носков до нечесаной макушки.
— Чадушко ты ненаглядное. Ты что, котельную чистил или уголь разгружал?.. Егор, как ты повезешь такого чумазого?
Егор только вздохнул. Венькина мама решительно сказала:
— Сейчас колонку зажгу. Отец недавно на кухне ванну оборудовал, благодать теперь…
Егор испугался:
— Мы же не успеем! В шесть двадцать последний поезд!
— Все успеете, еще полпятого, я его за три минуты отскоблю… Веник, надо еще картошки почистить, чтобы на всех хватило. А то чего же они голодные, в дорогу-то… Егор, а дома у тебя знают про путешествие?
— Естественно, — соврал он как можно беззаботнее. А на самом деле решил, что позвонит домой из Среднекамска. Говорить с матерью сейчас — это будет сплошной крик…
Картошку чистили здесь же, в комнате, потому что на кухне Венькина мама Анна Григорьевна «отскребала» покорного Заглотыша. Сидели на полу. Егор — делать нечего — взялся помогать Веньке. Последний раз до этого он чистил картошку в «Электронике», на привале у костра, и теперь уже через минуту сосал порезанный палец. Венька сказал:
— Вань, спустись, помоги. Успеешь с елкой до Нового года.
Бесенок скакнул со стремянки. Картошку он чистил, как фокусник. Егор сказал, чтобы скрыть стыд за свое неумение:
— До чего неохота почти пять часов трястись в поезде…
— Деньги-то есть на билет? — спросил Венька.
— Пятерка, к счастью, есть, хватит… Только бы поезд не опоздал, а то придется среди ночи бродить. Я ведь даже не знаю толком, где у Михаила дом, искать придется…
— Слушай, а ты говорил, что брат часто в командировках, — напомнил Венька. — Что, если его и сегодня дома нет?
— Ох… — Егор в запальных мыслях о своем эксперименте про такую грустную возможность и не вспомнил.
— Вень, можно я от вас позвоню? Я быстро, это не дороже полтинника, потом отдам…
— Звони, конечно!
Знакомый голос пожилой женщины (наверно, мать Михаила) суховато ответил, что Михаил Юрьевич на ночном дежурстве и будет утром. И вдруг совсем иначе, нерешительно и словно ожидая чего- то, женщина спросила:
— А это откуда говорят? Это… кто?
— Я… потом, — растерянно сказал Егор и положил трубку. Беспомощно оглянулся на Веньку. — Вот же невезуха, он дежурит… Не тащиться же к нему в приемник.
— А зачем вам переть в такую даль на ночь глядя? — спросил Венька. — Ехали бы завтра с утра. Витек твой после ванны да после еды знаешь как осоловеет! Его спать потянет.
— Да где ему спать-то!
— С нами. Наверх его положим, а сами внизу, ага, Вань?
— Нам не привыкать, — отозвался Ваня, разматывая с клубня длинную кожуру. — Позвонок три ночи у нас ночевал.
— По… звонок? — изумился Егор.
Венька нехотя объяснил:
— Ну, отец наш с его матерью решил побеседовать… про то дело. На всякий случай. Что, мол, ваш Колька задумал, с кем связался… А она такая, сразу за ремень. Он — драпать. Трое суток у нас и спасался.
— Кошак, а правда, что в «таверну» он больше не ходит? — спросил Ваня.
— Иван… — сказал Венька.
Егор скрутил в себе тошнотворную неловкость и ответил безразлично:
— Не знаю. Я и сам там не был с той поры. Говорят, вообще лавочка прикрылась.
— Вань, иди-ка лучше елку украшать, — сказал Венька.
Тот, покрасневший, сказал, сопя:
— То чисти, то украшай… Сам не знаешь… — И встал. Венька взял его за хвост и хвостом этим хлопнул по заплатам:
— Сгинь, нечистая сила.
«Нечистая сила» с облегчением показала язык.
— Я уже все игрушки повесил. А лампочки сам вешай. А я буду шиштему разворачивать. Для лотереи.
Егор, глядя в кастрюлю с картошкой, сказал:
— Ночевка эта… А что… ваша мама скажет?
— То же и скажет. — Венька подхватил кастрюлю и уволок на кухню. Вернулся он с матерью и
