Было знойно, пахло тухлой рыбой. Среди мохнатых кочек булькало и квакало. У Авки, несмотря на жару, - мурашки по спине. Но что делать-то - не домой же идти. Тем более что Звенка сквозь нагретый воздух смотрела с ожиданием. 'Все из-за тебя', - сказал ей Авка, но, конечно, без досады, а так, с горьковатым юмором.
Он снял башмаки, связал их шнурками и повесил на шею. На шее же висел керосиновый фонарик с круглым стеклом. Больше ничего Авка с собой не взял. Какой смысл запасаться вещами, если не знаешь, куда идешь.
Гуська был босиком. Он скинул свои широченные брюки и надел их на плечи, как воротник. Штанины завязал на груди. И храбро встал рядом с Авкой.
Потонуть в Буром болоте было нельзя, оно очень мелкое. И жижа не густая, не трясина. Но провалиться в жижу до пупа, а то и до подмышек - это вполне. И чтобы такого не случилось, надо было старательно выбирать дорогу. С кочки на кочку. А когда от одной до другой далеко, то вброд. Так, чтобы не глубже, чем по колено, а то после не отмоешься.
Подобрали на берегу палки, чтобы отгонять всякую нечисть. Авка подвернул до отказа и без того куцые штаны.
- Гуська, ты шагай за мной нога в ногу. И если что - хватайся за мою лямку.
- Ага, буду хвататься…
Но он не хватался. Он умело прыгал по кочкам вслед за Авкой. И так же храбро шагал через коричневую жижу. Под ступнями, на дне, пружинил слой мертвых водорослей. От них бежали по ногам щекочущие цепочки пузырьков. Иногда выскакивали на поверхность большущие пузыри - лопались так, что брызги летели до губ. Тьфу!…
Пахло теперь, как внутри тыквы-вонючки.
- Мама! - завопил вдруг Гуська и шарахнул палкой по болотной каше.
- Ты чего?! - взвился над кочкой Авка.
- Паук-мохнатка!… Я их пуще всего на свете боюсь.
- Я тоже, - честно сказал Авка.
- Я, наверно, больше. Я… чуть струю под себя не пустил.
- Ну и пускай на здоровье. Все равно без штанов. Только не ори так больше, а то я… тоже… Ай! - Страшилище на мохнатых лапах подобралось и к Авке. Он перепуганным ударом зашвырнул его за дальнюю кочку. Оттуда проплюхали животами две полновесные жабы. Палку обмотала собой желтая суслепка - некусачая, но отвратительная. Авка метнул ее прочь, как из пращи. Гуська сзади взвизгнул и плюхнул палкой опять.
'Дурак я! Надо было оставить его на берегу'. Но теперь до Щетинистого острова было ближе, чем до оставшейся сзади земли. Сухой осокорь чернел в желтоватом мареве. Он казался громадной, нарисованной тушью обезьяной-раскорякой.
- Гуська, оглядывайся чаще, запоминай дорогу. Обратно-то пойдешь один.
- Я и так… чтобы они опять не… ай! Впился все-таки!
Авку мохнатки тоже куснули два-три раза. Укусы ныли.
- Гусь, давай я возьму тебя на плечи.
- Не-е! Оба плюхнемся с головой… Да уже близко!
Всякий путь кончается, кончился и этот. Твердый остров с царапающим ноги сушняком показался раем. Жесткой травою соскребли с ног болотную грязь. Поплевали на ладони, потерли паучьи укусы. Полегчало…
Сквозь высохший, звонко шуршащий тростник пошли на взгорок.
Наклонный ствол осокоря оказался громадным - пять человек не обхватят. Авка и Гуська запрокинули головы. Черепаха не наврала. Высоко, у самой развилки, чернела круглая дыра.
- Заберешься? - неуверенно сказал Гуська.
- А чего! Тут вон какие выступы! - И, цепляясь за наросты на коре, Авка полез, как по склону выпуклой скалы.
Было нетрудно, мешали только висевшие на шее башмаки и фонарик. Но и с этой помехой Авка добрался до дупла без единого роздыха. Глянул в дыру. Чернота. Посмотрел сверху на Гуську. На его тревожное глазастое лицо.
- Ну? Что там видно? - крикнул Гуська.
- Там видно ничего, - честно сказал Авка. - Только пахнет, как в погребе. Сейчас засвечу фонарь.
Цепляясь локтем за край дупла, он вынул из кармана коробок, зубами вытянул из него спичку. Чиркнул головкой о кору. Желтый огонек осторожно просунул под стеклянную колбочку. Фитилек оделся плоским пламенем.
Внутри дупла, недалеко от кромки, Авка нащупал выступ. Надел на него тесемочную петлю фонарика. Огонь высветил вогнутые, обросшие чем-то стены 'трубы' и уходящие вниз железные скобы.
- Гуська, я вижу ступеньки! Значит, здесь уже кто-то бывал! Ничего страшного!… Ну, все! Я пошел! - Он перебрался ногами через край, нащупал ногой верхнюю скобу. - А ты, Гусенок, давай домой! Скажешь там, как договорились! Ну, ты помнишь! Да?
- Я помню!
- Тогда иди! Возьми еще мою палку и лупи мохнаток с двух сторон, если полезут!
- Ага… буду лупить…
- Ну, иди!
- Сперва ты! Я погляжу, как ты спустишься, и пойду!
- Только сразу же!
- Ладно!
- Честно?
- Бзяка буду!
Авка нащупал ногой еще одну скобу. Край дупла оказался на уровне глаз. А фонарь висел у щеки. Авка хотел перехватить скобу, промахнулся, зацепил фонарь пальцами. Он сорвался и полетел в черноту.
Мамочка! Что же теперь? Авка перепуганно глянул вниз. Желтая звездочка мерцала на страшной глубине. Но все же не погасла. Где она там? Вдруг уже на спине одного из китов? А вдруг керосин разольется, вспыхнет и обожжет беднягу? И тот дернется, махнет хвостом! Тогда что? Всеобщая катастрофа?
Стать виновником такой беды Авка не мог! Он стал суетливо перебирать руками и ногами, нащупывал все новые скобы. Все ниже, ниже. И опять Авка глянул в глубину. Огонька не было! Видимо, фонарик потух. Авка понял это и со страхом, и с облегчением. Всеобщей катастрофы не будет. Но что будет с ним, с Августом Головкой?
Подняться обратно?
Отверстие дупла еле светилось на большущей высоте.
Авка замер, вцепившись в скобу. Подышал. Подумал. В конце концов, эти гнутые ступени куда-то же ведут. К какому-то дну. А там, на дне, он зажжет спички, отыщет фонарик… А двигаться вниз легче, чем вверх. Только железо скоб режет босые ступни. А башмаки болтаются на груди и мешают. Но обуваться в висячем положении ох как рискованно: загремишь за фонарем. Авка дернул узел связанных шнурков, и башмаки усвистали вниз. Этим он отрезал себе путь назад. Если не найдет обувь и вернется домой босиком, папа с мамой устроят ему 'летние каникулы'…
Плен и вызволение
Авка стал спускаться дальше. Будто в закопченную фабричную трубу. И спускался долго. Сперва еще был виден вверху слабый свет. Но в конце концов последние отблески растаяли во мгле.
