заранее заряженный либеридом.
— Давай руку, — Дэцин приложил прозрачную трубочку, тут же свернувшуюся в кольцо, к запястью Ландзо. Лекарство начало поступать в кровь, и примерно через минуту лицо Ландзо стало разглаживаться, меняться. Дэцин снова задал вопрос, и он заговорил, теперь это стало заметно легче.
— Я видел, как я... выхожу из комнаты, все оружие у меня на боевом... Потом я видел себя в каком- то зале, и лервенцы, в военной форме подходят ко мне, а я что-то говорю им, содержания конкретного не было, просто я знал, что командую. И ко мне обращались «сендин», это очень высокое звание, вроде нашего легатуса. Даже выше, практически командующий всей армией. Потом... — Ландзо запнулся и продолжил несколько секунд спустя, — другая картина, я видел вашу гибель. Я видел, как взрываются ландеры, несколько штук. Потом я видел всех вас... наших... шесть человек — вы стояли на какой-то крыше и разговаривали, и летит ракета, крыша взрывается, и вы все... вас нет. Но я... поймите, это было во сне. Как сон. Я в тот момент никак не отреагировал на вашу гибель. Мне было печально, но я знал, что так надо, что это необходимо...
Арнис видел со своего места, издали, что лоб Ландзо покрылся испариной.
— Все понятно, Ланс, не переживай, — сказал Дэцин, — все нормально. Говори дальше.
— Он, наверное, показал мне это для того, чтобы я мог внутренне примириться... ну, с вашей будущей гибелью. Потом я видел другую картину — Балларэга полностью отстроена, и я стою на трибуне, на площади Победы, и внизу проходят наши полки. Военный парад. Я принимаю его. Потом я видел книгу... книга была обо мне, там моя фотография на обложке. В форме сендина. Название «Он победил». И в этот миг я понял, что мой переход на сторону Цхарна не будет предательством. Ведь это логично... Я вырос с именем Цхарна. И даже, когда я убежал и попал на Квирин, я все еще верил в Цхарна. И даже когда вернулся сюда, и здесь меня поймали снова — я все еще в него верил и в глубине души я считал себя предателем. И так оно и есть, ведь я предал то, во что верил с детства, и главное, я предал свою Родину, людей, говорящих со мной на одном языке. И когда я попал в ДС, я довершил это предательство до конца. А вернувшись назад, я смыл бы это преступление, я вернулся бы к своим, к Родине, к прежнему. И я спас бы их... от квиринцев. Вот все это я понял...
Ландзо замолчал. Потом сказал.
— Честно говоря, я и сейчас не вижу логической бреши в этом. Я сейчас предатель... а если бы послушался Цхарна, не был бы им.
— Дальше, — сказал Дэцин, — рассказывай дальше.
— Потом... я говорил про книгу. И в этот момент я знал, что я уже король Анзоры, что все происходит так, как я хотел... Ну тогда, я рассказывал.
— Да, я помню. Я понял тебя. Ты знал это как бы фоном?
— Да, это как бы само собой подразумевалось. И следующая картина — это уже была не картина, а как бы позыв к действию. Я понял, что должен сделать сейчас. Выйти на улицу, и Цхарн поведет меня к лервенцам, которые еще... сопротивляются.
— Он не показал тебе, где они?
— Нет, к сожалению, не показал. Я понял так, что он меня поведет.
— Может быть, ментоскопирование покажет? Ты понимаешь, что это очень важно?
— Да. Проводите, если надо, — вяло сказал Ландзо, — я точно помню, что он не показал мне их расположения. Просто такой импульс — я понял, что силы еще есть, и что их еще можно собрать и ударить. И дэггеры еще есть где-то... немало.
— Хорошо. Дальше.
— Дальше я понял, что должен сейчас это сделать. И я уже это практически сделал. Ну, я встал... хотел идти. Я в тот момент был полностью убежден, что так и надо... что я должен слушаться Цхарна. Он мой Учитель. Я должен спасти Анзору. От вас.
— Что тебя остановило?
— Видите, он не сделал меня эммендаром, он просто меня убедил. Опять, как тогда. Он хотел, чтобы я служил ему... Но когда я встал, я вспомнил. Арни вдруг вспомнил. Ну, вы знаете, это мой друг, он тогда погиб, когда мы бежали отсюда. И я понял, что Арни я люблю не меньше, чем Цхарна. Я не знаю... это было не соображение, а так, порыв какой-то, импульс...
— Попробуй его сформулировать, — попросил Дэцин.
Ландзо вздохнул и сказал.
— Мне к державности, доблести, святости не дано добавить ни йоты. Мне б в ночное, коней на лугах пасти... Что ты шепчешь, мой милый, что ты?
— Стихи?
— Да. Вспомнил. Это Арни написал, это последнее. Ну и тогда я выстрелил.
Арнис вдруг понял, глядя в бледное, узкое лицо друга — еще совсем немного, и тот стал бы Королем Анзоры. Только вышел бы на улицу, последовал приказу Цхарна... чем дальше, тем труднее освободиться от руководства сагона. Еще немного, и мы с Ландзо встретились бы в бою. И не факт, что мы победили бы...
Что же остановило его? Какая мелочь? Всего лишь несколько строчек какого-то стихотворения. Ведь даже память о погибших друзьях — ну что она? Если он живых готов был предать и убить. Если бы тот парнишка, Арни, не написал этого стихотворения? Если бы Ландзо не запомнил этих строк...
— Хорошо, Ландзо, — сказал Дэцин, — очень хорошо. Ты все правильно сделал. Ты молодец. Я не ошибся в тебе. Арнис, выключи запись. Так... Ланс, ты сейчас спишь. Прямо здесь. Через восемь часов начинаешь работать. Постарайся не думать ни о чем и не вспоминать.
Арнис отключил циллос.
— А ментоскоп, — вяло начал Ланс. Дэцин покачал головой.
— Надо, конечно, но думаю, можно и позже. Поспи.
Ланс слабо улыбнулся.
— Спасибо.
— Не за что. Так... — Дэцин встал, порылся в ящике стола, достал упаковку белых капсул, и одну протянул Ландзо, — если заснуть не сможешь, возьми лекарство. Обязательно. Потом тебе спать много не удастся.
Через несколько дней Арнису показалось, что Ланс пришел в норму. Нет, прежним он не стал. Наверное, удар наведенной депрессии и в самом деле оказался разрушительным. Но собственно, и никто не вел себя, как раньше... слишком уж тяжела оказалась Анзора.
505й отряд, вернее, то, что от него осталось, командование больше не трогало. Очень важно было поддержать и восстановить столицу. Тех, кто еще сопротивлялся, брали в плен и держали в изоляторе. Пока. Теперь была такая возможность. Остальные лервенцы оказались совершенно неспособны к самоорганизации, привычны к жесткому управлению сверху, и ДС приходилось это правление осуществлять — кормить, распределять жилье, выбирать людей для обучения работе с новыми технологиями. Организовывать школы. А главное — теперь только начался этап информационной обработки — лервенцам объясняли суть происшедшего с ними, со страной. Вся пропаганда была тщательно продумана в деталях и подготовлена заранее. Арнис тоже занимался этим, хотя горькие мысли не оставляли его: квиринцы представлялись теперь в качестве спасителей и благодетелей... но у кого из этих лервенцев, оставшихся в живых, не погибли от наших рук близкие и друзья? Как они воспринимают нас? Ведь ненавидят. Не могут они нас любить. Мы — убийцы. Мы разрушили их мир, и мало того — сделали это с такой жестокостью... неизбежной, правда, но это уже малосущественно.
Неважно. Пусть они нас не любят. Нас мало где любят. Мы уйдем, зато они восстановят прежнюю жизнь, и уже приобретут некоторый иммунитет против сагонской агрессии.
Да и какая разница... все равно мне потом не жить — эта мысль поддерживала как-то, спасала.
Чаще всего Арнис работал в паре с Ландзо. Дэцин больше не ставил перед ними боевых задач, в основном они занимались восстановлением города. Это тоже помогало. Постепенно город приобретал жилой вид. Дети начали ходить в школу (они и жили пока в интернатах, но было объявлено, что родители
