кажется, ничего женственного в ней нет. Да как он с ней живет?
— Симпатичная, — нашла Майлик подходящую формулу. Пита усмехнулся, убрал снимок. Вдруг положил руку на ладонь наставницы.
Какая теплая, невероятно теплая и нежная рука...
— Давай выпьем... за нашу встречу.
Они выпили по бокалу вина.
— А ты любишь ее? — сама испугавшись собственной смелости, вдруг спросила Майлик.
— Сам не знаю...
Рука Питы вдруг оказалась на плечах Майлик. Женщина ощутила легкое головокружение... Боже мой, что я творю? Что мы творим?
— Она... моя боль, — медленно говорил Пита, — ты не представляешь, сколько я пережил с ней... из-за нее. Она то притягивает меня, вроде бы, говорит, что я ей нужен, то отталкивает, потому что на самом-то деле — нет. Иногда я чувствую, что больше не выдержу так... но не могу уйти, просто не могу.
— Может, потому, что тебе некуда идти, — тихо сказала Майлик.
Пита задумался. Наверное, это все-таки любовь... но он не мог сказать сейчас, как сильно тянет его Ильгет, как он к ней, на самом-то деле, привязан. Привязанность эта была проклятием, по-настоящему, он хотел бы избавиться от нее. Вот Майлик — она совсем другая... легкая, простая, чистая. Без всех этих закидонов. Ее лицо вдруг оказалось совсем рядом.
Их губы слились.
Они были вдвоем, только вдвоем, совсем одни на этой холодной и страшной планете, где никому не нужна любовь.
— Все правильно, — шептал Пита. Они лежали вдвоем в спальне, в супружеской постели, и впервые Пите было тепло и хорошо здесь, — Все правильно, — он ласкал губами ушко Майлик, — это любовь, это жизнь... Я не хочу умирать. Это они стремятся к смерти, ищут ее, а мы хотим жизни и любви. Не наша вина, что они выбирают смерть и боль... если бы они были другими, мир не был бы так ужасен.
В эту же самую минуту на совсем другой планете Арнис вышел из просторной пещеры, которая на Ярне называлась бы закладочным цехом, а здесь — Первым Святилищем.
Он пошатывался, как и окружавшие его товарищи по несчастью. На ногах побрякивали медные цепи, и кольцо опять терло левую щиколотку, похоже, до крови, Арнис подумал, что надо будет завтра попросить стражника — дэска, как они здесь назывались — перековать. Сейчас всем не до того, сейчас мысли всех были прикованы к предстоящему радостному событию — ужину. Живот давно уже подводило. Но сейчас рабы ощущали облегчение, выход из дышащего жаром Святилища (только Арнис понимал, каким образом каменные колонны, расставленные по всему помещению, обеспечивают тепло) всегда был радостью. Дышали полной грудью — пусть это спертый воздух подземелья, но ведь в святилище дышать невозможно совсем. Арнис уже понял, что зародышам дэггеров для первичного развития необходима большая концентрация углекислоты. Он видел в святилище и датчики, и сложные приборы — все то, что было недоступно визарийцам, атмосфера поддерживалась неукоснительно. Арниса и поставили наблюдать за приборами — шкала была гэлланская, а он не скрывал того, что обучен грамоте и знает цифры. Это было ничуть не легче, чем работать с зародышами, особенно если учитывать, что в глазах часто мутнело, и голова отказывалась работать вообще. Вот и сейчас виски разламывались от боли, как всегда к концу рабочего дня. Ну ничего... это пройдет. Вот сейчас еда, потом сон.
Всего год продержаться, напомнил себе Арнис.
И не просто продержаться, а надо начинать работу. Он уже наметил, что работать начнет с килийцами, их здесь было больше всего, они оказывались здесь совершенно не случайно. Высокие, мужественные воины, раньше их никто и никогда не мог завоевать, но сейчас, с помощью дэггеров... в роли рабов они не приживались. Они не боялись физической боли, смерти, были гордыми до невозможности. Предпочитали умереть, но не унизиться перед врагами. Просто идеальный вариант для восстания, килиец никогда не предаст, есть большой шанс, что в случае чего он выдержит даже пытки, да и мысль о них не испугает его сразу. С двумя килийцами — Искэйро и Антленаром — Арнис уже познакомился, подружиться с ними не так-то легко, они не признают чужеземцев. Сами килийцы в детстве проходят сложные обряды обучения и инициации, и всех чужих они считают кем-то вроде женщин, этих обрядов не проходивших — чужому они просто не доверяют...
Однако похоже, что кормить их пока не собирались. Арнис испустил глубокий вздох. Так бывало часто — в случае каких-то серьезных провинностей рабов наказывали прямо после работы, причем при всех, дабы другим неповадно было.
Килийцев, коих здесь было большинство, и в самом деле можно удержать в узде только самыми строгими мерами. Арнис скосил глаза на стоящего рядом Искэйро, лицо совершенно непроницаемое, неподвижное, татуировки на щеках — длинные синие молнии — еще усиливают это впечатление.
Кремень прямо, а не человек.
Кому же сегодня достанется? Арнис посмотрел на середину и обмер. Двое дэсков держали на растянутых веревках провинившегося, несчастного пожилого гэла, Тарикса. Он и так уже на ладан дышит. Арнис хорошо знал Тарикса, мало того, знал, за что его наказывают. Сегодня Тарикс перепутал и засунул зародыша в неподготовленную клеть, в результате чего с десяток будущих дэггеров «замерзли», стали непригодны к развитию. Спору нет, проступок хоть и случайный, но очень серьезный, наказывают и за куда меньшие провинности... Тарикс хрипел, и в глазах его отражался ужас. Арнис подозревал у него сердечную недостаточность. Старику долго не протянуть, он все время почти задыхался. Но ужасно умереть под ударами электрохлыста...
— Не выживет, — прошептал кто-то из гэла сзади, — забьют ведь.
Килийцы хранили гордое молчание.
Арнис вдруг почувствовал, как почти против его воли, ноги сами шагнули вперед. Что это я делаю, с ужасом спросил он себя, и в ту же минуту понял, что да, так и надо, что это даже, может быть, шанс... Он упал на колени и протянул руки к дэскам.
— Молю выслушать меня... о досточтимые!
Все взгляды обратились на него. Арнис продолжал.
— Я присутствовал при том, что случилось, и духи не дают моей совести оправдания... ибо это я не проследил за цифрами, и открыл клеть раньше, чем должен был. Тот кавур, которого вы собираетесь наказать, невиновен.
В зале установилась полная тишина. Только по-прежнему страшно хрипел в этой тишине Тарикс, но глаза его были с удивлением устремлены на неожиданного спасителя. Арнис сжал кулаки, ему было противно это всеобщее внимание... хоть бы уж поскорее решали что-нибудь.
Веревки упали с рук гэла. Один из дэсков подтолкнул освобожденного Тарикса в спину... все еще оглядываясь, не веря, старик поплелся в строй. Дэски посовещались между собой.
— Ты будешь наказан, — сообщил Арнису один из них, — твой проступок серьезнее, но так как ты сообщил сам, мера твоего наказания не превысит того, что должен был получить этот кавур.
Арнис встал, шагнул вперед. Стащил через голову рубашку, бросил ее на каменный пол. Пока его привязывали к столбу, он молился. Теперь самое главное — не закричать. Ни один килиец не кричал под ударами. Их этому учат с детства. Раз могут они, смогу и я. Господи, помоги, думал Арнис. Но электрохлыст на малой мощности, то, что на гэллани называют «разящей молнией», электрический удар не до шока, а так, чтобы нестерпимой болью взорвалось все тело... Арнис как-то уже испытывал это на себе, хорошо помнилось. Да, Тарикс бы не выжил. Ужас какой... Арнис стал молиться, чтобы справиться с подступающим ужасом, но и молитва не помогала. И вдруг перед внутренним его взором возникло лицо Ильгет. Ильгет, милая... любовь моя, радость.
Первый удар обрушился на плечи Арниса, и он, страшно вздрогнув и сжав зубы, смог промолчать.
Под конец он все-таки потерял сознание. Пришел в себя и первым делом ощутил, как жжет разорванная на спине кожа. Он лежал на боку, согнувшись. Кругом слышалось мерное дыхание — кавуры
