система прочищена! Опять все видишь ясно и свободно говоришь об этом.
Выбросьте в металлолом пневматические молотки! Засыпьте котлованы и посадите деревья! Выкиньте свои еженедельники в окно! Дарите вашим женам на день рождения экстаз, тогда они не будут ворчать весь год! Продайте телевизор! Позвольте себе французскую двуспальную кровать!
Но я не хочу быть несправедливой. Здесь, на моей террасе, под желтой маркизой, над парижскими крышами, я должна признать: они стараются, наши мужчины. Сегодня любят гораздо лучше, чем при Наполеоне!
Я встаю и начинаю убирать со стола. Еще один час, и я поеду в «Меридьен». Радуюсь как ребенок. Но к чему это приведет? К горестной разлуке, без всякого сомнения. Еще три дня помилования! Сегодня, завтра, послезавтра. Потом суббота. Проклятье!
Расставание действительно оказалось ужасным. Тяжелее, чем я думала. Но в воскресенье, когда я в грустном одиночестве лежу в своей роскошной постели, звонит Проспер. Из Ниццы. Он разругался с Рашель. Она уехала. Он возвращается ночным поездом в Париж. Ура!
На следующее утро приезжает. Я встречаю его на Лионском вокзале. Мы проводим вместе еще три дня и три ночи (для меня уже почти перебор!). Когда в среду он улетает обратно в Нью-Йорк, я не грущу (мне нужен как минимум недельный отдых!). Хорошо было. Замечательно.
Провожаю его на аэродром.
Мы будем перезваниваться, писать друг другу, увидимся. Все остальное предопределено судьбой.
И неплохо предопределено!
Я прилежна как пчелка.
Нелли умиротворена, книга практически готова. Двести семнадцать страниц я уже отправила в Калифорнию. Недостает короткой заключительной главы, я должна получить ее через несколько дней.
Париж опустел. В августе все французы в отпуске. Осиротели целые улицы, в иных районах не найдешь ни одного открытого магазина. Две трети всех кафе и ресторанов не работают, окна застеленных террас закрашены белой краской, столы и стулья нагромождены друг на друга. Только туристов громадное количество. Гораздо чаще слышна английская, а не французская речь, в августе город еще более интернациональный, чем обычно. Или лучше: Париж летом — это космополитическая деревня, потому что вся жизнь ограничивается Сен-Жерменом, Монпарнасом, Монмартром и Елисейскими полями. Между ними лежит ничейная земля закрытых магазинов.
За прошедшие четыре недели многое произошло. Я вешу всего лишь пятьдесят пять кило! ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ! И владею двумя платьями и костюмом от Ив Сен-Лорана. Кроме того, я научилась плавать, правда, еще не отваживаюсь на глубину, но на мелком месте — часами. Поступили мои деньги, и неожиданно объявился мой издатель. Якобы он проходил курс лечения, по слухам, однако, был на Мальдивских островах со своей австралийской подружкой! Загорелый, в радужном настроении, он продает мне права на вожделенные книги за смехотворную сумму. За это я рассказываю ему о рукописи Нелли и обещаю французскую версию, как только она у меня будет готова. Кто знает, может, он приобретет ее и благодаря мне сделает самый большой бизнес в своей жизни!
Доллар опускается как миленький, хвала Всевышнему! В первую неделю, после того как был продан мой капитал, он подскочил сразу на десять пунктов! Я чуть рассудка не лишилась. Невозможно описать, что я пережила. Ночами я не могла заснуть. Меня мучили кошмары о загубленных миллионах, продажах с молотка и банкротстве. Утром я вставала с замиранием сердца, в ужасе искала в газетах валютный курс. Что? Опять поднялся? Я была на грани отчаяния!
Да, родные мои, я убедилась на собственной шкуре, что спекуляция отражается на здоровье. Никогда больше не буду. Клянусь. Ни за что больше не ввяжусь в подобную аферу. Но потом произошел перелом. Доллар начал падать. Сразу все стало выглядеть иначе. Какое блаженство читать утром газету и осознавать, что ты опять чуточку разбогатела. Весь день ты в прекрасном настроении, забыты страх и ноющая боль в животе, ты поздравляешь себя, ликуешь и думаешь: это было гениально! (И действительно было. На сегодняшний день я заработала уже семь тысяч долларов!)
Нури, к счастью, не приехал. Однако Юсуф, его кузен, все еще помогающий в тунисской кондитерской на площади Контрэскарп, привез мне от него подарок. Симпатичный серебряный браслет с бирюзой и лиловую шаль с бахромой, великолепно подходящую к моему гардеробу. Еще он привез весточку для меня: у Нури все в порядке, он работает со своим отцом, я должна хранить ему верность, он меня любит и приедет навестить осенью.
Мировая знаменитость, дирижер Реджинальдо Ривера тоже звонил дважды, один раз из Рио-де- Жанейро и один раз из своего личного самолета.
— Мы высоко над облаками, моя прекрасная канадка, — можно было подумать, что он звонит с Марса, — под нами пролив Ла-Манш. Вспоминаете ли вы иногда меня? У меня для вас сюрприз. Он уже на пути в Париж. Через пару дней прибудет. Гуд бай, май лав! Вы еще обо мне услышите!
Сюрприз состоял из пяти килограммов дорогого брюссельского шоколада, и не успела я убрать его в холодильник, как Реджинальдо позвонил из Южной Франции. Здесь, правда, жутко жарко, дом полон гостей, но найдется местечко и для меня. Нет ли у меня желания приехать? Он пробудет тут две недели, а затем отправится дальше мотаться по свету.
Я отказываюсь, и после долгих препирательств он принял отказ. Дом полон гостей? Знаем мы это. Опять встреча с розовыми серьгами? Спасибо! Без этого я проживу.
Зато у меня было забавное приключение в нашем посольстве. Я туда пошла, чтобы расспросить о канадской писательской колонии в Париже. Меня тут же пригласили на чтения (в наш аристократический институт культуры на площади Инвалидов), не принесшие, однако, нужных знакомств. Очевидно, преуспевающие авторы не ходят на приемы в собственное посольство, а те, которые ходят (в надежде на финансовую поддержку), неинтересны мне. С этими не построишь издательство.
Эх, мне бы какую-нибудь книгу Новой романтики! К примеру, издать книгу Нелли, вот был бы феноменальный успех! Одна большая удача — и я уже в обойме. Тогда не надо гоняться за новыми рукописями, авторы сами придут ко мне. Они ломиться ко мне будут. И тогда мое будущее обеспечено. Ах да, я ведь хотела рассказать о приключении в посольстве.
Дело было так: только я вхожу в холл, как меня подзывает к себе швейцар.
— Ну, наконец-то, вы пришли! — радостно ухмыльнулся он, хотя я его видела в первый раз. — Вы уже знаете? Вам пришло письмо!
— Какое письмо? — удивленно спросила я. Он покровительственно засмеялся.
— Ну как же, письмо для вас, мадемуазель!
— Для меня? — Это, наверное, ошибка. — Мне кто-то прислал письмо в посольство? Кто же, интересно?
— Понятия не имею. — Швейцар с таинственным видом порылся в каком-то ящике. — Может, месье Пикассо? — Он протянул мне большой белый конверт. — Ведь это вы, не правда ли? Я вас сразу узнал.
Письмо было адресовано «Солнечной королеве». Под этой строкой красовался мой портрет, который Фэдди, он же Фабрис, начал писать с меня в то прекрасное июльское воскресенье на Монмартре.
Только меньше. И уже законченный. С золотом между рыжих локонов, подобно солнечным лучам (или огненным языкам) обрамляющим голову. Прелестная картина. И самое главное: потрясающее сходство. Высокие скулы, большие карие глаза, рот сердечком, это вне всякого сомнения я.
Кто бы мог ожидать этого от Фабриса?
В кафе за углом, одном из немногих, открытых в августе, я потом прочитала его послание (за стаканом свежевыжатого апельсинового сока).
«Дорогая Офелия! Я не знаю ни адреса твоего, ни фамилии, ни телефона. Твой портрет готов! Позвони мне. Я обожаю тебя! Фабрис». Датировано 25 июля.
По правде говоря, это мне нравится. В постели мужик отвратителен, но зато в оригинальности ему не откажешь. И в таланте! Я восхищенно рассматриваю свое изображение. Если оригинал так же хорош, как эта маленькая копия, тогда Фэдди из Дублина удался шедевр. Надо срочно позвонить ему. Картина должна поехать со мной в Канаду. Я помещу ее в красивую раму, как знать, может, она еще станет эмблемой моего издательства? Будет роскошно смотреться, солнечная королева на корешках моих книг. Любопытно, сколько
