— Оревуар, Офелия!
Аристократический автомобиль бесшумно исчезает за ближайшим поворотом, и я чувствую себя несчастной, одинокой сиротой. Чуда все-таки не произошло.
Ну да ладно! Я не для того приехала сюда, чтобы влюбляться, а чтобы бороться для Нелли за Новую романтику. Да и к чему все это? Мужчина женат, живет в Лондоне, а мне скоро возвращаться в Канаду. К тому же ему предстоит предвыборная борьба, и у него не будет ни секунды свободного времени, чтобы вспомнить обо мне. Это ясно. А если он не думает обо мне, то и я не буду тратить на него время. Жизнь слишком коротка для этого.
Я поднимаю голову и решительно вхожу в дверь студии. Портье уже ждет меня.
— Вы опоздали, но еще как раз можно. — Он заметно нервничает, молча показывает мне путь наверх. Я легко взбегаю вверх по лестнице. Я приехала, чтобы развлекаться. Сегодня совсем особенный день, я уже говорила об этом. Меня ожидает масса интересных вещей.
И ни один мужчина на земле не сможет отравить мне эту радость! И уж тем более какой-то англичанин со слабым подбородком, страстным ртом и глазами с золотистыми искрами…
Телепередача имеет грандиозный успех, как для Нелли, так и для меня. Телевидение — это действительно моя стихия. Только на меня направляют юпитеры, жаркие и слепящие, как весь окружающий мир и нервозность куда-то пропадают. Невероятные вещи приходят мне на ум, и я высказываю их свободно и непринужденно, без запинки, как будто сижу уютно дома и пью чай. Только загораются огни, как я забываю все: камеры, присутствующих в студии и миллионы телезрителей, которые видят меня. Но уж того, что хочу сказать, не забываю никогда.
Я этому научилась в Канаде. Целый год у меня была собственная передача о книгах. Она мне доставляла огромную радость и с самого начала была жутко популярной. Два раза в месяц, вечером в пятницу, с девяти до десяти, я представляла новинки, брала интервью у писателей и приглашала специалистов порассуждать о темах, затронутых в книгах. С тех пор я не оказывалась перед камерой. Шесть лет уже прошло. Тем больше удовольствия мне доставляет эта передача.
Кроме меня, еще участвуют пять приглашенных: врач, психолог, актриса, сбросившая за год двадцать пять кило (с помощью мясной и жировой диеты, наградившей ее болями в сердце), владелец гостиницы, гордящийся своими избыточными тридцатью килограммами веса и не желающий худеть, и молодой издатель, заработавший кучу денег на кулинарных и диетических книгах (и с самого начала положивший на меня глаз). Ведет все популярный английский журналист.
Передача получилась очень забавная. Вначале много говорится о голодании и диетах, обсуждаются различные варианты. Царит добрая атмосфера, много смеются, и к моей радости все знают «Голливуд- Брайт-Стар»-диету, врач даже чрезвычайно хвалит ее. Когда он собирается объяснить вегетарианскую сторону, его перебивает толстый владелец отеля.
— Я не корова и отказываюсь жрать траву, — заявляет он, ухмыляясь на публику, — человеку нужно мясо. Людям подай их воскресное жаркое. Человек — раб привычек. Всегда так было и не изменилось со времен каменного века!
— Кое-что все-таки изменилось в лучшую сторону, — говорю я как можно спокойнее, — например, мы больше не едим людей. Рано или поздно мы перестанем есть и наших ближайших родственников — животных. Я в этом абсолютно уверена.
Делаю короткую паузу и чувствую, что все взгляды устремлены на меня. Сказать что ли честно свое мнение? Что я считаю человека хищником, и предстоит еще много работы, чтобы изменить его? Или не надо? Соблазн велик. Но я перебарываю себя. Только без нотаций! Передача не должна стать чересчур траурной. Легкостью и юмором можно добиться гораздо большего, чем если лезть напролом, знаю по опыту.
Начинается яростная дискуссия о полноценной пище, нерафинированных продуктах, хлебе грубого помола и о том, как трудно порвать с привычками, даже если знаешь, что новое питание полезнее.
— Бред все это, — не унимается грузный отелевладелец и закуривает сигарету. — Есть надо то, что вкусно.
— Но у вас наверняка немало болезней, — парирует врач, сидящий рядом с ним. — Сердце? Давление? Боли в суставах?
Это — мое дело. Вас это совершенно не касается. Ем, что нравится, и страдаю, от чего хочу! — Он с вызовом смотрит по сторонам и выглядит при этом так потешно, что все мы невольно смеемся, а публика начинает аплодировать. Потом задаются вопросы. Я держусь в тени и даю выговориться другим. Только в конце опять беру слово.
Актриса только что заявила, что реформированное питание никогда не внедрится, и тут я просто не могу не возразить. Как я уже не раз упоминала, я много читала и могу привести немало исторических параллелей. Итак: первые удобные платья, смоделированные женщинами-врачами, чтобы, наконец, покончить с корсажами — вспомните, как они назывались? Платья «реформ»! Вот вам, пожалуйста! И сегодня мы все их носим. Наша повседневная мода — не что иное, как осмеянная когда-то одежда! Точно так же осмеянная реформированная пища станет в обозримом будущем нашим каждодневным питанием, просто потому, что это здоровее, после него лучше себя чувствуешь, худеешь, и оно предохраняет от многих заболеваний. Прорыв уже произошел, только мы этого (как обычно!) не знаем. Вот это все я и выкладываю. Моими оптимистическими словами передача заканчивается. В награду нас всех приглашают потом на маленький прием.
В радостном ожидании, с раскрасневшимися щеками, я иду за другими в большой голый зал за студией. Неоновый свет, окна без занавесок — мое настроение сразу резко падает. Нас ждет скудная закуска — гамбургеры, жирная сморщившаяся колбаса, засохшие куриные ноги и соленое печенье, полная противоположность тому, что только что называлось полезным для здоровья. Никто не притрагивается. Ситуация становится неловкой.
— Приятного аппетита! — говорит врач и улыбается всем присутствующим.
— Спасибо! — отвечаю я и выбираю из всего рюмку шерри. Богатый издатель, по-юношески стройный, подходит ко мне. Его имя Саймон Джон.
— Мне очень понравилось все, что вы сегодня говорили! — Он заглядывает мне глубоко в глаза. — Я абсолютно согласен с вами. Если бы вы только знали, как хорошо расходятся мои вегетарианские кулинарные книжки! Кстати, ваш костюм просто очаровательный. Вам это уже кто-нибудь говорил? — Потом он приглашает меня на ужин, и я соглашаюсь. Правда, Уинстон Хоторн-Рид был бы мне милее. Но этот господин как-никак создал собственное издательство, и может, я чему-нибудь поучусь у него?
Мы вместе выходим из студии, втискиваемся в его маленькую черную спортивную машину и сначала в бешеном темпе колесим по Лондону, потому что ему непременно надо показать мне свой офис (очень красивый, на элегантной площади в Мейфэр). В конце концов, он тащит меня в паб, где навязывает еще больше шерри. Потом он предлагает вместе посмотреть нашу передачу, которая пойдет в эфир только в двадцать часов. Первоначально речь шла о вегетарианском ресторане, но он о нем не вспоминает.
— В вашем гостиничном номере есть телевизор? — интересуется он. — Мой в издательстве сломался.
— Конечно, — беспечно говорю я, — пойдемте. Поедим потом в отеле. — Он радостно соглашается.
Би-би-си забронировало для меня номер в «Кенсингтон-Хилтон». Но я за Неллин счет заказала себе номер в фешенебельном «Дорчестере», напротив Гайд-Парка. У меня прекрасная комната, большая, уютная, с коврами ручной работы и просторной, старинной ванной.
Телевизором можно управлять с кровати, и прежде чем я успеваю пригласить своего гостя устраиваться поудобнее, он снимает туфли, вешает на стул пиджак и располагается на покрывале.
— Идите сюда, — зовет он, — здесь и для вас найдется место. И снимите свой костюм, официальная часть закончена.
— Нет, спасибо, — ошарашенно отвечаю я. — Хочу попробовать это уютное кресло.
— Кровать уютнее, идите сюда!
— Но я не хочу. — Что он меня, за идиотку принимает?
— Почему?
