— Ну, не знаю, — протянул Олег, — для других колдовать всегда сложно… совсем другое дело.
— А ты проходил посвящение, стал магом, да? — Антону было с одной стороны интересно, с другой — немного странно. Почему-то ему казалось, что настоящие маги не говорят о своих магических занятиях. Скорее он бы поверил в то, что маг — Горский.
— Меня скорее следует назвать
— А что это… — хотел было спросить Антон, но Олег, словно прочитав его недавние мысли, прервал его:
— Чего мы все об умном. Может, дунем на дорожку — и я пойду?
Когда за Олегом закрылась дверь, Антон сказал Горскому:
— Мне вот всегда было интересно: если вуду такая успешная практика, почему вудуисты, как правило, такие бедные люди? То есть я равнодушен к деньгам, но если бы их можно было наколдовать — я б не отказался.
— Давай не будем считать чужие деньги, — сказал Горский, — а лучше вернемся к этой истории про твоих деловых друзей, у которых, вероятно, свои способы наколдовывать капиталы. Ты мне много нового рассказал, но к разгадке мы не продвинулись. Ясно, что кто-то, кто был в курсе истории с цветиком- семицветиком, подкинул этой Жене марку кислоты… то есть не кислоты, а этой отравы. Сделать это мог любой, выгодно это всем… впрочем, все это было и так ясно.
— Почему?
— По требованиям жанра. Герметический детектив. Шесть подозреваемых, одна жертва. В случае топорно сделанной работы убийца — тот, на кого меньше всего падает подозрение.
— В каком смысле топорной работы? — удивился Антон.
— Если автор — халтурщик, — объяснил Горский, — потому что если он не халтурщик, то подозрение падает на всех в равной степени. Хотя, конечно, есть определенные идеологические предпочтения.
— Что значит… — начал было Антон, но Горский, судя по всему, вышел на автономный режим и не нуждался в дополнительных вопросах.
— Что я имею в виду под идеологическими предпочтениями? — спросил он сам себя. — Ну, к примеру, в советских детективах старый большевик никогда не может оказаться преступником. И даже старый заслуженный рабочий. Опять же, если детектив написал англичанин и действие происходит где-то в Европе, среди немцев и французов, то вряд ли единственный затесавшийся в их ряды британец окажется убийцей. Или, возьмем, к примеру, евреев. Ни один уважающий себя русский автор не рискнет делать главным преступником еврея: потому что тогда он сразу попадет под традиционные обвинения в антисемитизме.
— Значит, Поручика и Альперовича можно исключить? — ехидно спросил Антон.
— Можно было бы, если бы ты был уверен, что автор этой истории — русский.
— А кем он, собственно говоря, может быть, если действие происходит в Москве?
— Знамо кем, — сказал Горский, закатывая глаза под веки, — кто у нас автор всех происходящих с нами историй? Вот Он-то и есть. И о его национальности лично мне ничего неизвестно. А ведь автор — главная фигура в детективе. Например, ты понимаешь, почему все преступления в классическом детективе совершаются из-за секса или денег? — продолжил Горский. — Просто потому, что канон задал Конан-Дойль, а его Холмс сидел на кокаине. Если бы на Бейкер-стрит ели мескалин, то в детективах совершались бы одни только ритуальные убийства.
— Я думал, — сказал Антон, — все убийства как бы из-за денег, потому что типа бизнес.
— Ну, — задумчиво сказал Горский, — это смотря как посмотреть. Можно ведь считать, что психоделия и бизнес — почти одно и то же. Просто в одном случае циркулирует космическая энергия, а в другом — финансовые потоки.
Антон вспомнил Лерины деньги, уплывшие в конце концов к безвестным драгдилерам, и кивнул.
— Я вот когда-то читал, едва ли не в школе еще, что люди употребляют наркотики, в смысле жесткие наркотики, из-за тяги к саморазрушению. Я, между тем, уверен, что смертность среди банкиров больше, чем среди наркоманов. По крайней мере — сегодня в России. Так что можно сказать, что трупы убитых в разборках соответствуют томящимся в дурке телам, потерявшим свою душу в бесконечных дурных и благостных трипах, — отчеканил Горский.
Воспоминания о дилерах снова напомнили Антону об ушедшем Диме Зубове.
— Ты говоришь, — сказал он, — убийцу определяет, типа, автор для своих идеологических штук. Тогда получается, что Зубов оказался подонком, потому что он — дилер. А торговать наркотиками как бы плохо.
— Да ладно тебе, — сказал Горский, — кто нынче не приторговывает? Дилер — это человек, у которого доходы от торговли наркотиками составляют приличную часть его доходов. Хотя бы треть. Но, конечно, этот веский довод в милиции не предъявишь. С другой стороны, торговать наркотиками — неправильно.
— Даже если это психоделики?
— Даже если. Деньги можно брать только на покрытие расходов. Если ты считаешь, что наркотики — дрянь, то нехуй их продавать. Это, так сказать, случай герыча. Если же считаешь, что они — как святое причастие, то как можно торговать святым причастием?
— А третьего варианта нет?
— Остальные варианты — линейная комбинация этих двух. С различными коэффициентами. И результат такой же. На 30 процентов подлец, на 70 — святотатец. Или — наоборот. Но это, конечно, не повод, чтобы не пользоваться услугами дилеров.
— А Зубов кто?
— Зубов — несчастный человек, которого никогда ничего не вставляет. То есть вставляет — но не до конца. И потому он живет отраженным светом — рассказами тех, кого вставило. Потому его и сжигает зависть к тем, кто получает опыт, которого у него все равно нет — что он ни пробует. Оттого он и продает, оттого и с Милой спал — ну, ты сам слышал.
— А почему с ним так происходит?
— Можно, конечно, сказать «карма» или чего-нибудь про эндорфинный баланс. Но я думаю, что он просто не может поверить в подлинность каждого своего переживания, психоделического в том числе. Он все время сравнивает его с тем, что читал или слышал. А это, сам знаешь, последнее дело. Короче, чужой трип ему всегда интересней, просто потому что — чужой. Вот он и меня упрашивал рассказать, что я увижу под его порошком.
— Но цену не сбросил! — возмутился Антон
— Конечно. Я же, по его представлениям, свой кайф получу, а он — только деньги. Кстати, я порошок для тебя брал.
— Для меня?
— Ну да. Смотри: у Холмса от кокаина была мания величия и он верил в силу своего разума. Ты, кстати, знаешь, что кокаин изобрел Фрейд?
— Нет.
— Еще один фанатик рационального постижения мира, насколько я понимаю. И на сексе его здорово клинило. Так вот, мы же с тобой — не кокаинисты и потому не думаем, что узнаем правду, потому что такие умные. Просто есть место, где эта правда лежит — и надо туда попасть и ее увидеть. Все факты про эту Женю у тебя есть, убийцу ты видел. Так что осталось чем-то подстегнуть интуицию — и все. Случай сложный, потому нужно особое вещество. А если простой, как с Милой, то и травы хватает.
— А с Милой разве была трава?
— Да я же сразу все понял, когда ты мне про Шиповского рассказал. Покурил — и увидел эту девушку, которая в замке с тронами и прекрасными принцами. И понял, что ее просто кто-то на это развел. Ну, а поскольку Олег сказал, что видел какого-то парня, а Алена говорила, что поругана с Милой, то все было ясно. Она кому-то рассказала, а он и воспользовался. Дальше — дело техники, сам видел.
— А что Алена-то не пришла? — вспомнил Антон. — Небось, позвонить ей надо.
