Сомнений нет, такой стороной, и единственной, является Север. Там, за Великой Китайской стеной, лежат без всякого призора необозримые пространства.
Мысли русского военного агента стали тревожны. Любой дипломат знает, что нет и не может быть постоянных союзников-друзей, существуют лишь постоянные интересы государства. Но каким образом эти интересы согласовать с постоянным соседством, особенно с таким, как распухающий Китай? Сейчас китайцы разговаривают на восьми разных диалектах, своего рода языках. Житель юга страны совершенно не понимает северного жителя, а западное население не имеет языка с восточным. Страшно будет, если этот «Вавилон» вдруг заговорит на одном общем языке!В интересах ли России способствовать могуществу такого грозного соседа? Ужас монгольского нашествия еще жив в генетической памяти русского народа…
Так или примерно так размышлял Корнилов в последний год своей китайской командировки.
Четыре года в Китае обогатили научный багаж Корнилова.
В Китае из офицера русской стратегической разведки родился глубокий и основательный исследователь исторического прошлого народов, чьим уделом стало тесное сожительство на просторах европейских и азиатских.
Китай и Россия… Монголы и степь - бескрайние просторы, обрывающиеся в синий океан за Гибралтаром… Ставка Хубилая в древнем и изнеженном Пекине, ханский бунчук Чагатая над дворцами и минаретами Багдада, столица батыевой Золотой Орды на берегах Итиля (Волги)…
Из Пекина мысленному взору русского военного агента представился совершенно иной ход событий в мировой истории.
По всему гигантскому простору Поднебесной, словно грибы после дождя, возникали разнообразные организации типа: «Товарищество Гунги», «Ассоциация Неба и Земли», «Белый лотос», «Три соединенных общества». В самом центре империи, в Пекине, обосновался орден Сан Хо Гоэн. Деятельность этих организаций, маскирующихся под замысловатыми названиями, протекала весьма скрытно. Уже в последний год своей китайской командировки Лавр Георгиевич выяснил, что верховный гроссмейстер ордена Шюа Ким Фан поддерживает постоянную связь с американским городишком Чарлстоном, а там - и об этом знали все разведки мира - обосновалась главная база мирового масонства.
Америка… Чарлстон, Портсмут… В Портсмуте царского премьер-министра Витте заставили отдать японцам половину Сахалина и Курильскую гряду.
Молоденькая, но чрезвычайно шустрая держава из-за океана все решительней отказывалась от политики изоляционизма и все активней заявляла о себе и о своих правах. Именно в Китае Лавр Георгиевич впервые услышал имена трех американских финансистов: Шифф, Зеликман и Варбург. Эта троица учредила специфическую организацию сугубо закрытого типа и назвала ее ложей «Бнай-Брит» («Сыны завета»). Доступ в ее ряды был далеко не каждому. Агенты этой ложи очень активно проявили себя в борьбе за право постройки железной дороги через Персию, затем прочно обосновались в султанской Турции, а уж оттуда стали простирать свои щупальца на Россию и Китай.
Имя Якоба Шиффа все ощутимей нависало над Россией. Это он ссудил Японию деньгами и науськал январской темной ночью напасть на русскую эскадру в Порт-Артуре. Бандитский ночной налет сильно подорвал морскую мощь России на Дальнем Востоке.
Незнание Востока, а главное - нежелание его узнать китайцы считали общим грехом европейцев. В среде просвещенной китайской знати давно укоренился твердый взгляд на всех живущих в Европе как на цивилизованных дикарей. Сравнить хотя бы основы грамоты - алфавит. Старинная китайская письменность насчитывает около ста тысяч иероглифов. Так что какое может быть сравнение!
Новый русский военный агент жадно принялся пополнять свои знания о Востоке и этим вскоре обратил на себя внимание китайцев, особенно армейской офицерской молодежи. Кое с кем у Корнилова завязались дружеские отношения. Благодаря этому он сумел разузнать, что всем его попыткам получить разрешение на поездку в районы Равалпинди или Пешавара чинятся препятствия не гденибудь, а в посольстве Великобритании. Англичане по-прежнему не спускали с него глаз.
Для Корнилова, не привыкшего к праздности, вынужденное безделье представлялось истинным мучением.
Русского полковника со скуластым коричневым лицом часто видели в тесных лавчонках возле величественной пагоды, на улочках ремесленников, заставленных игрушками и жестяной посудой, в магазинах книг и рукописей, чьи фасады украшали длинные полотнища с иероглифами.
И разумеется, он много читал - по своему обыкновению, с карандашом в руках.
Однажды на приеме в императорском дворце Лавр Георгиевич разговорился с молоденьким офицером Чан Кайши. Тот уезжал в Японию на учебу и был возбужден открывающимися перспективами своей карьеры.
Перед Корниловым находился любопытный представитель военного сословия древней страны, в котором самоуверенная хлы-щеватость как бы подчеркивала признаки явного вырождения: удлиненное лицо с невыразительным подбородком, скверные зубы и редкие волосы на голове, обещавшие раннее облысение. Разговор шел на китайском языке, и Чан Кайши с первых же слов похвалил отменный выговор своего собеседника. Беседу он начал издалека, заметив, что нигде, как только на Востоке, народам удалось сохранить изначальные духовные ценности, в наши дни начисто утраченные европейцами. Он не сомневался, что именно эти сохраненные богатства духа и лягут в основу будущего миропорядка. В самом деле, разве обыкновенная грамотность и первоначальные гигиенические навыки имеют большее значение, нежели воинственность, религиозность, честность и простодушие?
Русский военный агент, блистая парадным мундиром, любезно улыбался и не находил слов для возражений.
Корнилову было известно, что молодые офицеры китайской армии входят в тайную организацию под названием «Китайскаяреволюционная лига». Несомненно, Чан Кайши состоял членом этой лиги и, разумеется, был там не на последних ролях. Будущие революционеры провозглашали два четких лозунга: «Каждому пахарю - свое поле!» - и самый главный: «Одна страна, одна партия, один вождь!»
Национализм, это приходилось признавать, становился сильно действующим инструментом в политической борьбе. Офицерская молодежь Китая склоняется даже к оголтелому национализму, к настоящему культу желтой расы…
Однако с какой стати Чан Кайши высмотрел в праздничной толчее русского военного агента и завел с ним эту ученую беседу? Лавр Георгиевич подозревал, что в намерения молоденького офицера входил какой-то расчет, поэтому он натянул маску любезности и приготовился к состязанию улыбок и недомолвок.
Подтверждая подозрения Корнилова, его развязный собеседник отнесся к нему с восточной учтивостью, назвав его д а г э (старший брат), при этом самого себя он именовал уничижительно с я о д и (младший брат).
Движением бровей Чан Кайши указал в сторону английского посланника, о чем-то оживленно беседующего с престарелым китайским аристократом, толстым, важным, в длинном шелковом халате. О высокой родовитости китайца свидетельствовали необыкновенно длинные ногти на пальцах - знак того, что его руки никогда не знали такого позорного занятия, как труд. Англичанин почемуто слишком горячился. Его не остужала даже величественная невозмутимость собеседника. С тонкой усмешкой Чан Кайши проговорил:
– Англичане, как обычно, с охотой подают различные советы. Однако вся их забота рассчитана исключительно на чужих. У себя дома ни один из них не рискнет осуществить даже часть своих замечательных проектов.
После этого беседа потекла свободнее.
Чан Кайши напомнил русскому полковнику, что китайцы долгое время были признательны своим русским братьям за бескорыстную поддержку в их борьбе с иностранным засильем. Особенно это сказалось при заключении Симоносекского договора. Именно Россия тогда сохранила целостность Китая, не позволив иностранным хищникам приступить к территориальному разделу Китая. Любовь к русским, продолжал Чан Кайши, надежда на помощь русских были настолько велики, что одно время поговаривали, будто с Севера вот-вот явится некий «барон Иван» и восстановит великую империю Чингисхана. Что же нарушило столь сердечные отношения между старинными соседями? «Боксерское» восстание, вернее, участие России в его
