рассматривал его вверх ногами, поскольку был неграмотным, и шевелил губами, будто бы читая. Потом пошарил в бороде Карабаса, не спрятана ли там бомба. В конце концов он взял у Карабаса отпечатки пальцев и милостиво пропустил всю компанию внутрь здания.
Все двинулись бочком по петляющему узкому коридору, очень похожему на тюремный. Карабас Барабас всем видом показывал, что он тут свой человек, и важно шествовал впереди. Но вот он остановился у железной кованой двери с табличкой: «Шарабан Барабан, чуть ли не министр».
— Нам, кажется, сюда, — глубокомысленно заметил Дуремар и робко взялся рукой за дверь, но усатый часовой наклонил свою алебарду, и она стукнула Дуремара прямо по голове.
— Простите, — пролепетал Дуремар, поглаживая еще одну приобретенную шишку, — но нам, кажется, сюда.
— Мало ли что вам кажется, — сухо ответил часовой. — Вы кто такие? От кого получили задание? Давно ли начали заниматься подрывной деятельностью? — Эти вопросы он по инструкции задавал всем посетителям.
Тогда лиса что-то прошептала Карабасу Барабасу, тот порылся в своих объемистых карманах, извлек оттуда золотую монету и препроводил ее в карман часового.
Трык! И алебарда приподнялась вверх… Лиса попыталась было прошмыгнуть в комнату вслед за Карабасом, но он дружески щелкнул ее по носу:
— Цыц! Стойте здесь и ждите меня с трепетом!
И Карабас открыл тяжелую дверь.
В кабинете было тихо-тихо. Здесь обитала одна муха. Чтобы было слышно, как она летает. А если не слышно, как летает муха, значит, народ шумит, значит, в государстве беспорядок. За столом сидел сам Шарабан Барабан и попивал чай с лимоном. Этим он занимался в течение всего своего рабочего времени. Впрочем, иногда он снисходил и до кофе. Увидев вошедшего родственника, Шарабан Барабан на секунду оторвался от чая и радостно воскликнул:
— Дорогой Карабас Барабас!
— Дорогой Шарабан Барабан! — промычал Карабас.
— Обожаемый Карабас Барабас! — простонал Шарабан Барабан и обнял своего драгоценного родственника.
— Обожаемый Шарабан Барабан! — прослезился Карабас.
— Любимый Карабас Барабас! — всплеснул руками Шарабан. — Что ты мне сегодня принес?
— Ничего, любимый Шарабан Барабан! — восторженно ответил Карабас. — Кроме своей любви!
— Тогда до свидания, любезный Карабас Барабас, — нежно пропел Шарабан.
— Но у меня есть к тебе дело! — заискивающе улыбнулся Карабас.
— А я могу что-нибудь получить за это дело? — осведомился Шарабан.
— Конечно! — заверил его Карабас.
— Тогда рассказывай, несравненный Карабас Барабас!
— Ты знаешь, что этот папа Карло стал владельцем театра? — прорычал Карабас.
— Увы… Слышал, слышал… — вздохнул Шарабан. — Повезло же этому бродяге!
— А от меня ушли все артисты! К нему! — Карабас от возмущения выпил залпом два стакана чаю с лимоном.
— Ах, ах! — сказал Шарабан и съел два ломтика лимона.
— Несравненный Шарабан Барабан! Перестань есть лимоны! Отбери у него театр и отдай мне, а?
— Бесценный Карабас Барабас! — заметил Шарабан и съел лимон целиком со шкуркой. — Как же я могу отобрать у него театр? Он аккуратно платит налоги, которые идут на военные расходы. И платит гораздо больше, чем ты! У него зрителей больше.
— А ты был у него на представлениях? — осведомился Карабас.
— Нет, — вздохнул Шарабан. — Я так занят государственными делами… — И он выпил еще полстакана чаю. Вздохнул. И стал крутить ручку телевизора, разыскивая ковбойский фильм.
— Он смеется над самим Тарабарским королем! И над всеми его министрами и чуть ли не министрами! — загремел Карабас.
— Ах, как хорошо! — обрадовался Шарабан и даже перестал крутить ручку телевизора.
— Что же тут хорошего? — рявкнул Карабас и выпил всю заварку прямо из носика.
— Я оштрафую его и получу хорошие денежки! — радостно потер руки Шарабан. — Чаю больше нет? Придется пить кофе.
— Не надо штрафовать! — простонал Карабас. — Надо отобрать! Совсем отобрать! Ну скажи мне, что ты хочешь за это, а?
— Пустяки, — заметил Шарабан, умело заваривая кофе. — Четвертую часть ежедневной выручки в театре.
— Четвертую!!! — ахнул Карабас и сел на стул, который тут же развалился. В кабинете специально поставили такие стулья, чтобы посетители не засиживались.
— Я хотел сказать третью, — поправился Шарабан. И налил себе полный стакан кофе с молоком.
— Третью!!! — ахнул Карабас, сидящий на полу, и схватился за сердце. — Ах, как права была эта плутовка Алиса!
— Я хотел сказать половину, — заметил Шарабан.
— Стоп! Я согласен! — И Карабас сел на подоконник, который не сломался, как стул. Шарабан Барабан просто не предусмотрел, что гость может сесть на подоконник.
— Ты вовремя согласился, — заметил родственник. — А то я мог бы попросить и три четверти! Напиши мне расписочку, дорогой Карабас Барабас, в том, что ты обязуешься ежедневно выдавать мне ровно половину всех денег, полученных за представление, я пока напишу указ.
— Ладно, — сказал Карабас. — Напишу.
Оба взяли по автоматическому гусиному перу, поплевали на перья «для верности» и, пыхтя, стали писать.
— Уф! Написал! — сказал Шарабан Барабан, откинувшись в кресле и вздохнув от непривычного труда.
— Хоть прочитал бы, а? — попросил Карабас.
— Пожалуйста, дорогой Карабас Барабас! — вежливо ответил Шарабан, надел для важности очки без стекол и скрипучим голосом начал читать:
УКАЗ!
Именем Тарабарского короля!
Ввиду того, что так называемый папа Карло является шарманщиком без диплома, театр у него отобрать.
В возмещение убытков предоставить шарманщику Карло памятный подарок — литографию «Портрет Тарабарского короля», отпечатанный в собственной Его Величества типографии, а также копию данного указа.
Отобранный театр передать известному театральному деятелю, доктору кукольных наук Карабасу Барабасу и его родственнику Шарабану Барабану — известному ценителю искусств.
Подпись — Тарабарский король
— Вот это указ! В самый раз! — Карабас даже подскочил от восторга. — Значит, театр мой?
— Наш, дорогой Карабас Барабас! Не надо быть собственником. Театр — общий. Твой и мой.
— Ну да, мой и твой, — кисло промямлил Карабас. — Давай же скорее указ!
— Его надо переписать! — вздохнул Шарабан. — У меня ужасный почерк! Эй, Писарь! — И он позвонил в большой колокольчик, точьв-точь такой, в какой звонит школьный сторож, если испортится электрический звонок. Только этот звонок был золотой и, разумеется, был сделан на деньги тех, кто платит налоги.
Тут же вошел Писарь и поклонился. Он старался быть дисциплинированным. Не будешь дисциплинированным — потеряешь работу.
