Правой рукой он переложил поудобнее левую в черной косынке и достал из кармана брюк спички.
— Давай помогу, — предложил Кожамкулов.
— А я и сам с усам. — Волков положил коробок на колено и одной рукой зажег спичку. Он дал прикурить Кожамкулову, прикурил сам и положил спички в карман.
— Я в отпуске был, — сказал Кожамкулов.
— Это я слышу, — улыбнулся Волков.
В коридоре мрачный Стасик говорил Гервасию Васильевичу:
— Он не хочет ехать... Он вообще собирается уйти из цирка! Он говорит, что останется здесь и будет работать в спортивной школе. Гервасий Васильевич!.. Вы ему скажите... Он вас послушает. Он мне про вас знаете что писал? Вы, может, даже и не знаете, что вы для него значите!..
— Не знаю, — грустно согласился Гервасий Васильевич.
— Вы ему скажите, что так нельзя... Мне в главке прямо заявили: если у Волкова к марту с рукой все будет в порядке, дадим месяц репетиционного и оформим поездку за рубеж. На полгода, представляете? Индия, Индонезия и Бирма!
— Вы ему говорили об этом? — спросил Гервасий Васильевич.
— А как же!
— И что?
— Смеется! Говорит, что ему очень нравится Советский Союз... В частности, Средняя Азия.
Гервасий Васильевич посмотрел на Стасика, помолчал немного и спросил:
— А вам никогда не приходило в голову, что у него могут быть причины для ухода из цирка?
Стасик даже руками замахал:
— Что вы, Гервасий Васильевич! Какие причины?.. Из-за границы не вылезал, ставка персональная... В любой программе только и слышно: «Волков! Волков!..» Вы знаете, как к нему относятся? Нет у него никаких причин!
— Стасик! — крикнул из комнаты Хамраев.
— Я здесь, Сарвар Искандерович! Я с Гервасием Васильевичем!..
— Помогите мне со столом управиться, — попросил Хамраев.
— Иду! — крикнул Стасик. Он повернулся к Гервасию Васильевичу и сказал: — Поговорите с ним... Он только вас и послушает.
— Мужики! — закричала из кухни Ксана. — Ну-ка бегите до ванной руки мыть! Швыдче, швыдче!..
Волков с удовольствием демонстрировал умение обходиться одной рукой и однажды провозгласил тост за нового руководителя номера «Акробаты-вольтижеры» — за Стасика и пожелал ему хорошего нового партнера...
Часам к двум ночи Ксана и Робия Абдурахмановна стали убирать со стола, а Хамраев приготовил кофе и заявил, что жизнь только начинается.
— Как в лучших домах Лондона! — сказал он и поставил на стол большую красивую бутылку французского коньяка «Наполеон». — Дима! — кричал Хамраев. — Вы оценили мое мужество? Мою стойкость? Этот волшебный напиток ждал вас в течение двух недель!.. Разливайте же его, черт возьми!..
И Волков разливал коньяк по рюмкам, и впервые за много-много дней, может быть, и лет, на душе у него было хорошо и спокойно.
В кухне Ксана негромко пела какую-то украинскую песню и помогала Робии Абдурахмановне мыть посуду. Волков рассказывал Гервасию Васильевичу про Володю Гречинского, а Кожамкулов и Хамраев показывали друг другу карточные фокусы. Хамраев все время кричал Волкову:
— Вы посмотрите, какая у меня техника! Какое мастерство!.. Я мог бы работать в цирке?..
— Ты шулером мог бы работать, — говорил Кожамкулов, отбирал у Хамраева колоду и начинал бубнить: — Я тебе такой фокус покажу, что ахнешь... Задумай карту!..
Из кухни выглянула Ксана и, широко улыбнувшись, сказала:
— Галю! Лапушка!.. Та ты же не позорься. Вин же у тэбе никогда не получався!.. А надымили-то, батюшки!..
Она оглядела комнату и всплеснула руками.
— Стасик-то спит, дитятко! А вы, здоровенные, орете, як кочета! Гервасий Васильевич, будьте ласки, хоть вы их приструните... Они вас обое боятся.
Стасик спал. Бессонная ночь в самолете, волнение, обида и три полных бокала сухого вина сморили его еще час назад.
Кожамкулов и Хамраев перетащили Стасика в маленькую комнатку Робии Абдурахмановны, раздели его и уложили на высокую кровать. Было решено, что Волков тоже останется ночевать у Хамраева. Они только проводят Гервасия Васильевича домой и вернутся. А уже завтра будут думать, что делать дальше...
Все стояли в передней. Кожамкуловы прощались с Робией Абдурахмановной, а Гервасий Васильевич помогал Волкову застегнуть куртку.
— Пошли? — спросил Хамраев и открыл входную дверь.
— Сейчас, — сказал Волков. — Я догоню вас. Только гляну, как там Стас.
Он прошел в маленькую комнатку. Оберегая в темноте левую руку, Волков на что-то наткнулся и уронил стул. Тут же, у дверного косяка, Волков нащупал выключатель и зажег свет. Он поднял стул, повесил на его спинку брюки Стасика и только хотел выйти из комнаты, как Стасик поднял сонную голову от подушки и сказал:
— Это ты, Дим?
— Я, — ответил Волков. — Спи.
Стасик почмокал губами и пьяненько забормотал:
— Знаешь, я тебе забыл сказать...
— Завтра скажешь. Спи. — И Волков потянулся к выключателю.
— Меня Мила Болдырева провожала...
— Что?.. — Волков резко повернулся к Стасику.
— Она сказала, что будет ждать тебя в Москве... Я тебе завтра все расскажу...
Волков подскочил к Стасику и затряс его:
— Стас! Проснись! Стас!.. Да Стасик же!.. Проснись сейчас же!
Стасик открыл испуганные глаза и приподнялся на локте.
— Ты чего, Дим?..
— Говори... — хрипло приказал Волков. — Что она еще сказала?
— Ничего. — Стасик зевнул и закрыл глаза. — Сказала, что ждет тебя в Москве. Она месяца два как с Игорем разошлась. Об этом все знают... я ей уже во Внукове говорю: «Людмила Федоровна, вы ему напишите что-нибудь...» — а она говорит: «Не нужно. Ты ему передай только... Он все сам поймет...»
Утро выдалось солнечным. Белые горы зазубренно врезались в холодное голубое небо. Резкий ветер гнал по аэродрому пыль и мелкие обломки сухого курая.
До вылета оставалось десять минут.
Стасик был уже в самолете. Он метался в овале самолетной двери и, высовываясь из-за плеча бортпроводницы, что-то весело кричал Хамраеву и Кожамкулову.
Гервасий Васильевич и Волков стояли внизу, у первой ступеньки трапа.
— Я тебе там все написал, — говорил Гервасий Васильевич. — Постарайся сразу попасть к Харлампиеву или Бродскому. Это прекрасные травматологи... Ты записал телефон Бродского?
— Записал...
— А к Харлампиеву прямо в клинику... Сядешь на метро, доедешь до «Калужской», или как там она сейчас называется, пройдешь прямо и повернешь направо... Тебе любой покажет.
— Не нужно все это, Гервасий Васильевич... — глухо проговорил Волков, пряча лицо от ветра. — Я вернусь. Я обязательно вернусь...
— Хорошо, хорошо... — торопливо перебил его Гервасий Васильевич. — И сам шевели пальцами почаще... Начинай потихоньку разрабатывать кисть. Достань кусок резиновой губки и сжимай ее...
