– Безумие?
– Невероятно, невозможно, немыслимо, – проговорил генерал, поясняя свое первое определение, заметив, что оно задело Даусона.
– Было время, когда полеты по воздуху казались безумием, – заметил Салсбери. – Невероятной казалась многим и атомная бомба, даже после взрыва в Японии. И в тысяча девятьсот шестьдесят первом, когда Кеннеди запустил космическую программу, всего несколько человек в Америке верили, что люди смогут ступить на луну.
Они в молчании смотрели друг на друга.
Тишина в комнате установилась такая, что слышался плеск воды о стенки лодочной пристани, причем, хотя на озере была лишь легкая рябь, и к тому же они находились за толстым стеклом, впечатление было такое, будто снаружи бушует океанский шторм. По крайней мере, такое было ощущение у Салсбери, буря бушевала в его лихорадочно возбужденном мозгу.
Наконец Даусон произнес:
– Эрнст? Так ты поможешь нам вынести эти магнитные записи?
Клингер долгим взглядом посмотрел на Даусона, потом на Салсбери. Его передернуло – от страха или от восторга, Огден не мог бы сказать наверняка. Клингер ответил:
– Я помогу.
Огден перевел дыхание.
– Шампанского? – предложил Даусон. – После бренди оно, правда, немного слабовато. Но я считаю, нам следует поднять бокалы друг за друга и за успех нашего предприятия.
Спустя четверть часа после того, как слуга, принесший ледяную запотевшую бутылку 'Моэ е Шандон', откупорил ее и они втроем чокнулись за успех, Клингер улыбнулся Даусону и сказал:
– А что, если я и сам напуган этим наркотиком?
Что, если я думаю, что едва ли смогу вынести все нужное вам?
– Я хорошо знаю тебя, Эрнст, – заметил Даусон. – Даже, возможно, лучше, чем мне самому кажется. Я был бы удивлен, если бы тебя что-нибудь могло напугать или ты чего-то не смог бы пронести.
– Но предположим, я откажусь, все равно, по какой причине. Предположим, что мне не хочется иметь с вами дело.
Даусон задержал глоток шампанского на языке, затем пропустил его, смакуя, и откликнулся:
– Тогда тебе не уйти отсюда живым, Эрнст. Боюсь, ты попадешь в аварию.
– – Которую ты организуешь неделю спустя?
– Около того.
– Я знал, что ты меня не разочаруешь.
– Ты при оружии? – поинтересовался Даусон.
– Автоматический тридцать второго калибра.
– Его не видно.
– Спрятан у меня за спиной.
– Ты наловчился выхватывать его?
– Он окажется у меня в руках через пять секунд.
Даусон удовлетворенно кивнул.
– И ты воспользуешься мною, как прикрытием, чтобы выбраться отсюда.
Оба расхохотались, глядя друг на друга с видом величайшего удовольствия. Они восхищались друг другом.
'Господи Боже!' – подумал Салсбери. Он нервно отпил шампанского.
Глава 5
Пятница, 19 августа 1977 года
Пол и Марк сидели бок о бок, скрестив ноги, на густой, покрытой обильной росой горной траве. Оба застыли, как каменные. Даже Марк, которому претила неподвижность и которого терпение раздражало больше, чем добродетельность, не делал ни единого движения, лишь иногда моргая.
Вокруг них раскинулась панорама совершенно нетронутой природы, и от этого вида захватывало дух. С трех сторон стеною вставал багряно-зеленый лес. Справа участок леса разрезался узкой просекой, и городок Черная речка в двух милях от них переливался, словно опаловый гриб в изумрудных зарослях дикой природы. Другой след цивилизации едва виднелся в трех милях в противоположной стороне от Черной речки – лесопилка 'Бит юнион'. Но с такого расстояния ее строения не были похожи на фабричные, а скорее напоминали крепостные валы, ворота и башни средневекового замка. Леса, специально выращиваемые как сырье для 'Бит юнион' и куда менее привлекательные, чем дикие, скрывались из вида за соседней горой. Голубое небо с быстро бегущими по нему белыми облачками завершали картину Эдема из какого-нибудь фильма на библейский сюжет.
Пола и Марка не интересовали декорации. Их внимание было приковано к маленькой рыжей белке.
Последние пять дней они подкладывали белке еду – сухие соленые орешки и дольки яблока, надеясь подружиться со зверьком и постепенно приручить его. День за днем белка все ближе подкрадывалась к еде, и вот вчера она взяла несколько кусочков, прежде чем вздрогнуть от страха и кинуться прочь.
Теперь они наблюдали, как зверек приближается, соскакивая с ветки на ветку. Три-четыре быстрых, хотя и осторожных прыжка, то и дело пауза, во время которой зверек внимательно изучал мужчину и мальчика. Когда белка наконец приблизилась к еде, она ухватила цепкими передними лапами кусочек яблока и, присев на задние, принялась есть.
Когда зверек догрыз одну дольку и потянулся за следующей, Марк произнес:
– Она не сводит с нас глаз. Ни на секунду. Как только мальчик заговорил, белка тотчас же замерла, как и люди. Она повернула головку и уставилась на них большим коричневым глазом.
Пол говорил, что они могли бы шептаться, нарушая их правило хранить молчание, если зверушка наберется храбрости и останется возле еды дольше, чем на несколько секунд. Если они собираются ее приручить, то белка должна привыкнуть к звуку их голосов.
– Пожалуйста, не бойся, – тихонько взмолился Марк. Пол пообещал, что если белку можно будет приручить. Марку разрешат взять ее в дом и выдрессировать. – Пожалуйста, не убегай.
Еще не готовая поверить им, белка схватила кусок яблока, повернулась, поскакала в лесу и метнулась на верхние ветки клена.
Марк, досадуя, вскочил.
– А, черт! Мы не собираемся обижать тебя, глупенькая ты, белка! – Гримаса разочарования сморщила его лицо.
– Спокойно. Завтра она вернется, – пообещал Пол, вставая и потягиваясь, разминая затекшие мускулы.
– Она никогда не поверит нам.
– Нет, поверит. Мало-помалу.
– Никогда нам ее не приручить.
– Мало-помалу, – повторил Пол. – Она же не может измениться в одну неделю. Наберись терпения.
– Я не очень-то умею терпеть.
– Знаю. Но ты учись.
– Мало-помалу?
