пять дней и пять ночей под сенью старой сосны в посте и размышлениях, чтобы очистить свою душу от зла. Быть может, за эти ночи он увидит сон, и, когда вернется домой, его сон разгадают мудрые колдуны. Тогда, если он выдержит испытание, которое будет очень суровым, его посвятят в воины. И он мечтал, что черноокая подруга выслушает признание в любви и согласится войти в его новый красивый вигвам. Она разделит с ним славу — он всем сердцем надеялся, что заслужит ее в надвигающейся битве с бледнолицыми чужеземцами, которые уже начали отнимать у них землю.
И молодой человек поднялся на гору и постился пять дней и пять ночей у подножия священной сосны. А старое-престарое дерево, наверное, удивлялось: почему он не ел — ведь все живые существа, которые приходили сюда, всегда ели. И сосне стало жаль юношу, и она распростерла свои тенистые ветви, и чудилось, что она напевает ему тихую, нежную песню.
Пять дней сидел юноша в размышлениях, устремив взор вниз, на родную прерию. Зоркими глазами он выискал лагерь и даже вигвам любимой девушки, которая с нетерпением ждала его возвращения: так, по крайней мере, он надеялся, но мог ли он в этом быть уверенным: любовь девушки такое скрытое чувство.
Вечером, ложась спать, юноша клал себе под голову вместо подушки череп медведя, который он нашел здесь, под сосной. И стоило ему заснуть, как разные звери, дикие обитатели здешних мест, подкрадывались к нему, смотрели на него с любопытством, удивляясь: кто мог появиться в этих краях? Юркие мышата, с глазами как бусинки, то выбегали, то прятались в норки. Усаживались, выпрямившись, обнюхивали его, а некоторые даже бегали по его ногам. Белки-летяги, словно бледные тени, парили бесшумно в воздухе прыгали с ветки на ветку над самой его головой. Лисица с настороженными ушами, с вытянутым рыльцем, щеголяя роскошным хвостом, проследовала мимо легким, семенящим шагом. А один раз лунной ночью появились олени карибу и бесшумно, как привидения, пересекли поляну.
У индейцев был обычай выбирать себе в покровители животное, которое явилось в сновидении во время поста. Это животное становилось символом мужества — тотемом и изображалось красками на щите. Никто из животных, навестивших юношу во время сна, не приснился ему. А приснился огромный серебристый медведь. Он стоял на задних лапах перед ним и махал передними, словно пытался что-то передать 3. Это было счастливое предзнаменование, и юноша решил, что медведь будет его покровителем, его тотемом. Потом он нашел под деревом два орлиных пера, выпавших из гнезда с вершины сосны, — они могли пригодиться ему при посвящении в воины.
С чувством благодарности юноша сделал метку на стволе сосны своим томагавком — длинную узкую зарубку рядом с еще не зарубцевавшейся раной, которую давным-давно оставил медведь. И на короткий сухой сучок он повесил череп медведя, предварительно положив в него щепотку табаку — священный дар; потом связал челюсти тонким волокном от корня сосны. Это было счастливое место для молодого индейца. Уходя, он тепло поблагодарил дерево, сказав ему несколько приветливых слов на прощание. И сосна затрепетала от радости, когда юноша вешал череп медведя на ее сук, — словно старый друг вернулся, и она радовалась приветливым словам нового гостя. Первый раз за всю жизнь старая сосна услышала вблизи голос человека; после сотен лет ожидания к ней пришел наконец новый друг.
После посвящения в воины индеец пошел навестить черноокую девушку. Она приняла его тепло, гордясь им, — ведь он с таким мужеством прошел тяжелые испытания: об этом красноречиво говорили открытые раны на его груди 4. Она радовалась, что ее жених честно выполнил обет и постился пять дней и пять ночей, а не пошел на обман, как это делали некоторые молодые люди, запасаясь на время поста кусочками вяленого мяса. И она больше не противилась ему, и он услышал ответ, которого так долго ждал… Закрыв лицо шалью, как это принято у индейских девушек, она в смущении протянула ему руку и прошептала обещание. И ей захотелось посмотреть на то место, где ее жених постился пять суток и которое так полюбилось ему.
И вот в солнечный день Месяца Ягод они простились с родителями, как будто уезжали в далекую страну, на самом же деле молодые отправились в соседние горы — на перевал, где росла старая сосна, чтобы провести там медовый месяц. Под ее тенистым шатром, на лужайке, усеянной цветами, они разбили вигвам из шкур бизонов. Несмотря на то, что подъем был крутым, они захватили с собой много домашней утвари, так как везли свое имущество на травуа — волокуше, запряженной лошадьми. Уже несколько поколений индейцев, кочевавших на просторах Великой Равнины, занимались охотой на мустангов — одичавших лошадей, брошенных бледнолицыми исследователями с Юга.
Когда супружеский лагерь был разбит и лошади вернулись с пастбища, молодой воин принес своей жене форель, которую поймал в ближнем ручье, и ягод с поляны; принес он и букеты цветов для убранства вигвама, свежей оленины и еще сосновых ароматных веток для постели. Он нарвал вишневых листьев, подсушил их немного у костра и сделал из них душистую подушку для любимой. А потом разжег большой костер, надел на голову повязку с двумя орлиными перьями и нарядился в самый лучший костюм, вышитый бисером и украшенный бахромой. Это был подарок молодой жены — она готовила его тайком и терпеливо вышивала, веря, что счастливый день настанет.
Юноша вынул из пестрого мешочка небольшой барабан, расписанный яркими узорами, и запел; он обещал в своих песнях, что станет вождем, а она, сидя рядом у костра, слушала его с волнением и разделяла надежды; руки ее, привыкшие трудиться, усердно чистили скребком шкуру только что убитого оленя, над пламенем она вялила оленину, варила ягоды и жарила форель.
Они были очень счастливы. Дерево заботливо простирало над ними ветви и посыпало землю хвоей, выстилая мягкий ковер.
Но вот словно какой-то стон раздался в густой зелени ветвей. Старая сосна знала, что, как все живые существа, которые гостили у нее, и эти двое не проживут долго; она переживет их и снова будет одинока — такова была ее судьба: жить и жить, в то время как другие умирают… И сосне захотелось сделать молодых счастливыми, пока они подле нее.
Как-то ночью юному воину приснилось, что около вигвама сидел огромный бурый медведь с серебристой меткой на груди. И так живо было сновидение, что юноша встал и выглянул из вигвама. Не найдя никого, он снова лег спать. Наутро он ничего не сказал жене о своем сне, боясь ее испугать. Она же, едва успев открыть глаза, начала рассказывать ему, что видела во сне огромного бурого медведя со светлой меткой на груди, которая напоминала выгнутый кверху лук и отливала серебром. Медведь сидел перед вигвамом, освещенный луной, и жестикулировал передними лапами, словно пытался что-то сказать. Тогда воин признался, что и ему тоже приснился медведь, что это, должно быть, вещий сон и что гризли надо немедленно сделать жертвоприношение, чтобы умилостивить его дух, — ведь медведь был покровителем молодого индейца. И юноша положил оставшийся у него табак в череп медведя, привязал, как знамя, свой самый красивый кушак, расшитый бисером.
А сосна затрепетала от радости всеми своими ветвями, и индеец думал, что и дух медведя тоже радовался.
С тех пор он всегда рисовал медведя на своем щите и на колчане, а жена вышивала бисером этого зверя, украшала праздничную одежду мужа, предназначенную для торжественных церемоний. И какую бы одежду ни надевал воин, на ней всегда можно было разглядеть неяркое изображение медведя или коричневые тона естественной окраски зверя.
Позже индеец ежегодно совершал свое путешествие к перевалу в горах, где росла старая сосна, и проводил ночь у ее подножия. И снова, и снова ему снился медведь, будто охранявший его во время сна. И каждый раз юный воин приносил дары, чтобы поблагодарить дерево и умилостивить дух медведя. Это бывало всегда летом, в ту пору, когда созревали ягоды. И каждый год он обновлял свою зарубку на стволе сосны, очищал от смолы шрам незажившей раны со следами зубов медведя и никогда не забывал положить табак в череп.
Но однажды индеец появился в необычном виде. Он пришел обнаженным, лишь в поясной повязке, да вокруг талии затянут кушак, расшитый бисером, на котором висели широкие ножны; ноги обуты в мокасины. Лицо и тело его были расписаны малиновой, желтой и белой краской в каком-то причудливом узоре. Повязка из орлиных перьев высокой короной украшала голову, а длинные концы ее крыльями спускались на спину. В руках воин держал длинную трубку, украшенную орлиными перьями и иглами дикобраза.
Прошло уже двадцать лет с тех пор, как индеец юношей впервые посетил горный перевал. За эти годы он совершил много военных подвигов, сбылась его юношеская мечта — он стал вождем. Теперь он
