Бельстродом! Это блестящая партия даже и для Мордаунтов. Лакей этого лорда часто заходит ко мне по вечерам выпить стаканчик свежего сидра и говорит, что мой сидр не хуже настоящего английского. А вы не шутите, это немалая похвала для такого человека, который решительно ничего хорошего у нас в колониях не находит! Так вот, этот лакей говорил, что дело совсем решенное и что свадьба должна состояться со дня на день; ее отложили из-за траура мисс Уаллас, которая схоронила своего супруга в медовом месяце и потому сохранит свою девичью фамилию. Как говорят, таков обычай в подобных случаях!
— Весьма возможно, — рассеянно ответил я и, взяв шляпу, пошел пройтись перед сном.
Я поднялся на холм, затем дошел и до того самого места, где я когда-то встретил обеих девушек, и вдруг, к своему удивлению, увидел сидевшего там под деревом Бельстрода. Он был один и, по-видимому, погружен в размышления. Я хотел было удалиться, не потревожив его, но, случайно подняв голову, он увидел меня.
С первого же взгляда на него я понял, что ему уже было все известно. Он едва заметно покраснел, закусил губу, но встал и пошел ко мне навстречу с принужденной улыбкой. Он слегка хромал, но это придавало какую-то своеобразную грацию его походке и делало его еще более интересным. Когда мы сошлись, он чистосердечно протянул мне руку, которую я дружески пожал. Потерять Аннеке было не пустое дело, и я, право, не знаю, мог ли бы я быть столь же великодушным на его месте.
Но, конечно, Бельстрод был прежде всего светский человек и умел владеть своими чувствами.
— Когда-то я просил вас, Корни, всегда и во что бы то ни стало оставаться друзьями! Я никогда не беру своих слов обратно! Вам посчастливилось, а мне нет. Герман Мордаунт сказал мне об этом перед отъездом из Альбани, и сожаления, высказанные им мне, не особенно лестны для вас; но тем не менее он соглашается, что вы — золотой человек и что если ему не суждено было иметь зятем Александра, то хоть Диогена! Итак, вам следовало бы зажечь фонарь и идти искать честного человека, но позвольте мне представиться вам в качестве такового и избавить вас от труда зажигать фонарь и искать! Присядем вот здесь на скамейку и побеседуем по-дружески!
Правда, во всей этой шутке майора было что-то натянутое, тем не менее он честно и благородно отнесся к моему успеху. Я с готовностью сел возле него, и он продолжал:
— Ведь это тогда река помогла вашему счастью, Корни, а меня утопила!
Я улыбнулся, но ничего не сказал.
— Любовь имеет свои превратности, как и война, и я очутился в том же положении, как и Аберкромби: мы оба рассчитывали выйти победителями, и оба были разбиты, только с той разницей, что мое положение много лучше, чем его, — ведь у него никогда больше не будет другой армии, а у меня еще может быть другая невеста. Ну, скажите, Корни, будьте откровенны, чему вы, собственно, приписываете свой успех?
— Мне кажется, мистер Бельстрод, что весьма естественно, что девушка предпочитает остаться у себя на своей родине, а не ехать в чужую, далекую страну! — сказал я.
— Черт возьми, Корни! Это называется соединять скромность с патриотизмом! Нет, нет, меня погубил Скриб, этот глупый фарс! Я это понял тогда же, никак не ожидая встретить столь щепетильных особ в лице юных американок; я приехал сюда в полной уверенности, что все американки, как бы красивы и привлекательны они ни были, непременно вульгарны, и что же? Я встречаю особ столь аристократичных, как будто у вас здесь целый полк герцогинь! Это положительно непостижимо! Конечно, им, быть может, не хватает, так сказать, последнего художественного прикосновения, но вульгарными или тривиальными они никогда не бывают.
— К чему вы все это ведете, Бельстрод? — спросил я с недоумением.
— Я хочу себе объяснить ваш успех и мое поражение, Корни! Я констатирую факт, что мисс Аннеке, вместо того чтобы принять на веру мнения и суждения, привезенные из Англии, осмелилась иметь свое личное суждение и мнение и ставить себя выше общества, руководствуясь одним своим чутьем в том, что хорошо и что дурно, что прилично и что неприлично. Из этого вы видите, что это Скриб меня погубил.
Я не был с ним согласен в этом, но не захотел противоречить, видя, что это является для него сравнительно утешительным оборотом дела.
Мы побеседовали с ним еще полчаса самым дружелюбным манером, и, расставаясь, Бельстрод обещал мне не выдавать меня.
Вплоть до самого вечера я бродил там и сям, не теряя дома из виду, а когда стемнело, решился подойти поближе в надежде, быть может, увидеть Аннеке в окне. Вечер был прекрасный, мягко светила луна. Сам того не замечая, я очутился совсем близко к дому и вдруг услышал легкие шаги на песке.
— Нет, Аннеке, — говорил голос Мэри Уаллас, — мое решение неизменно: я до конца жизни буду носить траур по Гурту точно так, как если бы была его женой! Этим только я могу почтить его дорогую память, я, которая, быть может, своей излишней сдержанностью и колебаниями побудила его искать тех опасностей, жертвой которых он сделался! Ты была тысячу раз права, Аннеке! Когда женщина действительно любит человека, она не должна скрывать этого от него! Если бы я дала мое согласие бедному Гурту, он, быть может, был бы жив теперь, или, по крайней мере, я была бы его вдовой — а теперь я могу быть ею только втайне, в душе, но я останусь верна его памяти!
Не смея слушать долее разговора двух девушек, я отодвинул кусты с намерением удалиться, но шум этот привлек внимание девушек, и я вынужден был показаться им. Но я хотел сделать это так, чтобы не напутать их.
— Это, наверное, Бельстрод ищет нас, — сказала Аннеке. — А вот и он, и мы теперь…
Она не договорила: вместо Бельстрода она увидела меня и тотчас же узнала. Я схватил ее в свои объятия, а Мэри Уаллас скрылась, как и куда, я не мог бы сказать.
Аннеке убедила меня, что теперь уже необходимо показаться и ее отцу, и всем, и я решился войти в дом, хотя предчувствовал, что Герман Мордаунт не преминет подшутить надо мной. Но подшутил он очень мягко и безобидно, даже сказал, что мое маленькое приключение предвещает, что из меня выйдет хороший муж.
В начале октября мы отпраздновали нашу свадьбу; венчал нас мистер Ворден, и поселились мы в Лайлакбеше, который мистер Мордаунт отдал нам, а сам переселился в Нью-Йорк.
Note1
Square — квадрат (англ.).
Note2
Один из жителей Нью-Йорка приобрел громадный участок земли, руководствуясь при покупке планом, но, прибыв на место, он убедился, что владение его совершенно лишено воды. Землемера призвали к ответу и обвинили в обмане, так как на плане повсюду были речки и озера. «Почему же здесь реки, которых на самом деле нет?» — спросил раздраженный владелец. «Боже мой — возразил ему составитель плана, — да разве вы когда-нибудь видели карту или план без рек? Это делается для красоты!»
Note3
Два пенса.
