место занимают люди прельщенные или даже проходимцы. Такие „наставники“ занимаются отчитыванием бесноватых, исцелением больных, при всяком удобном случае демонстрируют свою прозорливость, проповедуя крайний аскетический подвиг, представляя христианство и монашество как неедение и неспание. Человек, который подолгу не ест и не спит, в наше время, скорее, настораживает, как и духовники, требующие абсолютного и беспрекословного послушания себе. Признаками подлинной праведности прежде всего являются смирение и любовь к ближнему»[856].
Церковь всегда ощущала свое недостоинство и оплакивала его. Но только поэтому она и смогла сохранить свой дух. И именно плач ее святых о своих грехах и о пороках церковных и был признаком еще неизжитого до конца духовного здоровья.
Вот древнее свидетельство об этом плаче: 'Такие мысли[857] не оставляют меня день и ночь, сушат во мне мозг, истощают плоть, лишают бодрости, не позволяют ходить с подъятыми высоко взорами. Сие смиряет мое сердце, налагает узы на язык и заставляет думать не о начальстве, не об исправлении других, но о том, как самому сколько-нибудь стереть с себя ржавчину пороков'[858].
А вот новейшее:
Незнание реальной церковной истории приводит к неспособности жить в сегодняшнем дне не убегая в утопию, спроецированную в далекое и идеализируемое прошлое. Утопия же – это и есть то место, где рождаются секты и расколы. Чтобы их было поменьше – мы не должны дожидаться, пока человек, издалека бредущий к нам, вдруг сам разглядит наши болезни и ужаснется им.
Мы сами должны честно предупреждать окружающих: мы – больны. С нами жить тяжело и трудно. Мы сами только учимся быть христианами и по большей части заслуживаем разве что «двойки». И все же – Христос не изгоняет нас, Он терпит нас и порою дает пережить и понять, как именно Он исцеляет людей. «Если бы Церковь земная была Церковь святых, то она не имела бы цели своего бытия. Церковь есть врачебница, не общество спасенных, а общество спасаемых»[860].
И потому, по утешительному слову преподобного Ефрема Сирина, «вся Церковь есть Церковь кающихся… вся она есть Церковь погибающих»[861]… Мы ведь – в Церкви; мы – такие, какие мы есть. И, значит, Церковь болеет нами…
Вывод же из всего, сказанного здесь для темы настоящей книги, прост: не всякий увиденный в Церкви грех нужно считать признаком безблагодатности Церкви или безблагодатности времен, в которые мы живем. От замеченного греха священнослужителя не стоит сразу заключать к сатанинской плененности всей Церкви, как это нередко делают сторонники различных расколов[862]. Дело не в том, насколько мы праведны. Дело в Божием терпении. Христос – Бог человеколюбия. Ему пришлось много вынести от христиан за две тысячи лет. Поэтому есть надежда на то, что Он потерпит еще и наши беззакония.
«И ВСЕ ЖЕ НЕБО СТАНОВИТСЯ БЛИЖЕ…»
(Интервью журналу «Фома: Православный журнал для сомневающихся» [М., 1997. № 1 (4)]).
Корр.: Отец Андрей, обычно конец света связывают с приходом антихриста. Кого только не называли антихристом – Петра I, Ленина, Сталина и даже Горбачева! А кто такой антихрист в церковном понимании, чего от него ждать?
А. К.: Во-первых, апостол Иоанн в своих Посланиях (не в Апокалипсисе ) говорит, что антихристов много. В этом смысле антихрист «с маленькой буквы» – это любой человек, который находится в состоянии активной борьбы с Церковью.
Во-вторых, собственно антихрист – это зеркальное отражение Христа. Вообще, для античной и средневековой культуры зеркало – очень странный предмет, в котором есть что-то такое неправильное. Не нужно забывать, что приставка?????(«анти») в греческом языке означает не только «против», а еще и «вместо»[863]. Антихрист приходит вместо Христа, т. е. подменяет собой Христа. И чтобы такая подмена могла произойти, он должен быть очень похож на Христа. Здесь есть некоторое зеркальное подобие: мы видим, что у Христа было три с половиной года земной проповеди, земного служения. Точно также Апокалипсис говорит, что три с половиной года будет длиться земное владычество Антихриста. У Христа были чудеса, – несомненно, антихрист будет творить «чудеса». У Христа были свои ученики, была своя Церковь, – конечно же, и у антихриста нечто такое будет. Христос был универсально открыт, – несомненно, антихрист тоже будет универсально открыт и тоже будет готов вобрать в себя и подчинить своей власти, своему «евангелию», все культурные, национальные и религиозные традиции, каждую из них перетолковав по-своему, конечно.
Подобий очень много. Но, как говорит Честертон, если человек, которого не интересует содержание, возьмет, скажем, две газеты, одна из которых называется «Атеист», а другая – «Католик», то он найдет, что между ними есть много общего: у них одинаковые макеты, они напечатаны с помощью одной и той же технологии, в них одна и та же структура: информационные сообщения следуют за редакционными статьями, а в конце идут странички критики и фельетонов. С точки зрения структурализма все очень похоже, но было бы большой ошибкой сделать вывод, что атеизм и католичество – это одно и тоже. Так же и в нашем вопросе: внешние стороны будут похожи. Разница же в намерениях. Ради чего Христос отказывается от земной власти? Ради чего антихрист ее берет? Намерения окажутся противоположными.
Корр.: Значит, антихрист – это будет конкретный человек, обладающий к тому же еще и огромной мирской властью?
А. К.: Да. Я полагаю, что антихриста можно описать с помощью отрицательного богословия. Мы знаем, что было с Христом, и от этого можно заключить, что произойдет с антихристом. Вот мы видим три искушения Христа, великолепное толкование которых дал Ф. М. Достоевский в «Легенде о Великом инквизиторе» – искушение хлебом, искушение властью, искушение чудом. Вот эти три искушения, которые отверг Христос, их, очевидно, антихрист и примет. Он примет власть над человеческими душами через чудеса, власть над человеческими отношениями через принятие рычагов земного управления, власть над
