на арфе и сочиняли стихи. Перед битвой английский король увидел вдали воина. «Кто этот рыцарь в блистающем шлеме и голубом плаще?» — спросил он приближенных. Ему объяснили, что это Гаральд. Тогда Годвинсон написал в виде вызова песню, в которой прославлял мужество саксонских ратников, простых хлебопашцев или ремесленников, вышедших с топорами в руках на защиту своих очагов. Но когда стихи прочли норвежскому королю, он поморщился: «Неважные стишки. Попробую написать получше!» И тоже сочинил песню.
— Ты знаешь слова?
— Нет, моя госпожа, — смутился рыцарь.
— Тебе никогда не приходилось слышать, как ее пели?
— Я слышал, как скандинавский друг пел ее в шатре, но не помню теперь, о чем там шла речь.
— В песне говорилось о том, что герои не ищут в сражениях тишины и не стоят коленопреклоненными за щитами, — вмешался в разговор оруженосец.
— А еще о чем говорится в этой песне?
— Не помню, — ответил оруженосец.
— Но послушайте, что произошло у этого проклятого моста, — с увлечением продолжал Мантегю. — Когда началась битва, в которой воины с обеих сторон сражались как львы, предательская стрела поразила Гаральда в горло — слишком широкий вырез для шеи был на королевской кольчуге. Она носила женское имя. Ее называли «Эмма»…
— И что же сталось с бедным Гаральдом? — горестно спросила Анна.
Она и граф сидели на широких креслах, на которые были положены для удобства набитые шерстью подушки. Рыцарь и оруженосец должны были довольствоваться обыкновенными дубовыми табуретами, ставшими совсем полированными от долговременного пользования.
— Вот что сталось с королем. Он захлебнулся собственной кровью! Так погиб на поле брани, а не на соломе Гаральд, прославленный в песнях воин! После неудачного сражения, потому что со смертью короля ряды норвежских воинов смешались, сын его Олаф отплыл с остатками войска на Оркнейские острова, где твоя сестрица Елизавета томилась в полной неизвестности. Но какие вещи случаются на свете! Послушайте! Скандинавский воин уверял, что Мария, любимая дочь Гаральда, умерла в то самое мгновение, когда погиб король на поле брани. Таким образом, Елизавету посетило двойное горе.
— Не говоря уже о крушении всех надежд, — заметил Рауль.
Все посмотрели на него.
— Ведь Гаральд надеялся завоевать Англию. Жаль беднягу! Но война — подобие игры в кости.
— Поистине это так, — согласился рыцарь.
— Что же дальше? — торопила рассказчика Анна. — Как поступила тогда сестра моя Елизавета?
— Она возвратилась с Олафом и дочерью Ингигердой в свое королевство и перевезла на родину гробы с телами Гаральда и Марии. В знак этого на корабле подняли черный парус. Таков обычай в северных странах. Короля погребли в построенной им самим церкви, в городе, который называется Нидарос. Там он и спит вечным сном. Королем же стал его сын Олаф.
На другое утро, невзирая на плохую погоду, граф Рауль уехал в сопровождении рыцарей и оруженосцев в соседний Санлис. Не прекращался ни на одну минуту дождь, все время налетал бурный ветер.
Анна осталась в одиночестве. Но, покидая замок, граф строго наказал Жаку де Монтегю не начинать своих рассказов до его возвращения, а жене обещал быть дома еще до ужина. Анна знала, что в Санлисе находится сын, король Филипп, приехавший посоветоваться с графом Раулем о предстоящем походе на север. Он помышлял о присоединении к французской короне Фландрии. Слушая рассказы матери о ее стране, Филипп понял, какое значение имеет для государства торговля, а Фландрское графство — это трудолюбивые ткачи, вырабатывающие знаменитые сукна на продажу; следовательно — большие доходы.
Король не решался вызывать графа Рауля в Париж, из опасения, что получит отказ, но не считал удобным и приезжать в Мондидье или Крепи и поэтому избрал местом для встреч с гордым вассалом город Санлис.
Когда Рауль явился в этот тихий город, в королевском замке царила суета; король прибыл неожиданно, к его приезду не готовились, и теперь служанки мыли и скребли полы, а разленившиеся конюхи приводили в порядок лошадей и выбрасывали из конюшен вилами навоз.
Граф вошел в приемную залу. Филипп, совсем еще молодой, высокого роста и предрасположенный к полноте человек, сидел у пылавшего очага и дружески приветствовал гостя. Как всегда, он раньше других дел расспросил о здоровье матери, к которой относился с неизменной нежностью, хотя не видел ее по целым месяцам, точно старая королева жила в другой стране.
— Слышал? — спросил король графа, когда тот уселся на табурете.
— О чем ты говоришь? — не понял Рауль.
— Папа сочинил еще одну буллу против меня. Клянусь громом и молнией! На этот раз святой отец называет короля Франции хищным волком и антихристом!
Филипп рассмеялся не без злости, и Рауль охотно вторил ему.
— За что он на тебя так разгневался?
— За то, что я немного пощипал итальянских купцов.
Граф уже слышал об этой истории, но ему хотелось узнать, как будет рассказывать о нападении на торговцев сам король.
— Как же это все произошло? — спросил Рауль.
— Очень просто. Я возвращался после охоты в замок Марли. Злой, как сатана. Ни одного зайца не затравили. Вдруг навстречу едут торговцы. Несколько повозок. Итальянская речь. Тогда я решил вознаградить себя за неудачу…
Видимо, король не без удовольствия вспоминал об этом приключении, на которое его толкнуло юношеское озорство, зависть к людям, набивающим свои кошели денариями, в то время как у французского короля нет ни гроша в кармане.
— Если бы ты видел, какая началась кутерьма, когда мы налетели на них, подобно ястребам. Только пух летел!
— А купцы?
— Разбежались кто куда. Мы их подгоняли остриями пик в ягодицы. Все выглядело очень забавно.
Королю едва исполнилось двадцать лет. Но Рауль тоже хохотал, как мальчишка. Потом вдруг стал серьезным и заметил со знанием дела:
— Напрасно только вы не прикончили их там, тогда все было бы шито и крыто. Места глухие… А теперь получился скандал на весь мир. Монахи не простят тебе подобное разорение. Товары могли принадлежать какому-нибудь папскому монастырю.
— Не подумал об этом, — скривил губы король.
— Вы их копьями в ягодицы! — не мог успокоиться граф и хлопал себя по ляжкам.
— Да, мы изрядно повеселились. А главное, теперь мои оруженосцы ходят в шелку.
На скамье, поставленной по другую сторону очага, сидели в ряд несколько рыцарей и оруженосцев, одетых действительно щеголевато. Очевидно, они и принимали участие в том грабеже, о котором Рауль и Анна узнали от возмущенного архиепископа Жерве. Анна тоже очень сокрушалась по этому поводу, в страхе, что папа может отлучить сына от церкви. Как оказалось, она была недалека от истины.
Молодой король и граф Рауль сидели друг против друга, как два приятеля, и Филипп, в знак любви к своему надменному вассалу, шутливо ударял его кулаком по колену, и оба смотрели друг на друга понимающими глазами, потому что, несмотря на разницу в летах, были одного поля ягоды — два беспощадных хищника, наделенных сильными челюстями, острыми зубами и неутолимым аппетитом.
