не повторится. Не удивлюсь, если уже сейчас какой-нибудь немец поджидает тебя в “Амстеле” и даже в твоем собственном номере. Пусть он думает, что ты еще в городе и вот-вот вернешься.
— Если кто-нибудь войдет в мой номер, его ждет неприятный сюрприз.
— Как это понимать?
— Там его поджидает один старик с очень долгой памятью. Ему даны инструкции, которые мне не хотелось бы повторять.
— Проделки твоей тетушки?
— Она видит все только черным или белым, не признавая полутонов. Для нее человек либо враг, либо друг. А тот, кто собирается навредить дочурке ее покойной сестры, враг вдвойне. Ты не знаешь этих людей, Джоэл. Они живут прошлым, они ничего не забыли. Они стары и далеко не те, что были раньше, но они помнят, какими они были и почему они делали то, что делали. Тогда для них все было просто. Черное и белое, добро и зло. И с этими воспоминаниями они и живут. Выглядит это жутковато, но с тех пор в их жизни не случилось ничего более значительного и важного. Иногда я думаю, они все предпочли бы вернуться в прошлое, в те дни ужаса и кошмара.
— А все-таки что насчет твоей тетки? После того, что говорилось обо мне в газетах и по телевидению, она все еще верит тебе? И не задает вопросов? Ей достаточно того факта, что ты — дочь ее сестры?
— О нет, она задала мне один деликатный вопрос, и я на него ответила. Этого оказалось достаточно. Впрочем, должна предупредить тебя: она странная, очень странная, но она сделает все, что необходимо, а это сейчас — самое главное.
— Хорошо… Значит, ты улетаешь сегодня?
— Да. — Валери кивнула. — Это разумно. В Нью-Йорке я могу сделать больше, чем здесь. А сейчас, судя по всему, важен каждый час.
— Очень важен. Спасибо… С поисками Сэма могут возникнуть трудности. Я не знаю, где он в данный момент, а эти службы не очень-то любят помогать женщинам в розыске офицеров, особенно высокого ранга. Нередко возникают всякие осложнения: любовная связь за тридевять земель, ребенок, о появлении которого он и не подозревал и который, скорее всего, не его, — вот они и проявляют крайнюю сдержанность.
— Я не стану расспрашивать, где он находится. Скажу, что я родственница, которую он разыскивает, а я все время в разъездах. Если он хочет, пусть позвонит мне в такой-то отель в ближайшие двадцать четыре часа. Это они наверняка передадут генералу.
— Наверняка, — согласился Джоэл. — Но называть свое имя рискованно. И для тебя, и для Сэма.
— Я придумаю код, который он легко расшифрует. — Валери сосредоточенно уставилась в землю. — Назову фамилию типа Паркетт, только женского рода. Что-то связанное с Карпентье — пол, дерево. А для полной уверенности назовусь Вирджинией, тогда он обязательно вспомнит Джинни, а значит, и тебя. Итак, Вирджиния Паркетт, а он уж сообразит.
— Почти наверняка. Но могут сообразить и другие. Если ты сегодня не объявишься в гостинице, Ляйфхельм проверит все аэропорты. Тебя могут ждать в аэропорту Кеннеди.
— Тогда я собью их со следа в аэропорту Ла-Гуардиа. Сниму номер в мотеле, где я обычно останавливаюсь, летая в Бостон, зарегистрируюсь там и незаметно смоюсь.
— Когда ты успела все это продумать?
— Я уже говорила тебе: мои корни уходят в прошлое, я с детства слышала подобные истории… Ну а как же ты?
— А я исчезну. Я уже здорово поднаторел в этом искусстве. К тому же я могу платить за все, что мне потребуется.
— Как ты сказал: “Хорошо, но недостаточно…” Чем больше ты будешь тратить, тем заметнее будет твой след. И они обязательно на него выйдут. Тебе тоже нужно скрыться из Амстердама.
— Конечно, чего уж проще. Незаметно проскользну через несколько границ, доберусь до Парижа и поселюсь в своем номере в “Георге V”. Маршрут довольно рискованный, но помогут хорошие чаевые, перед которыми не устоит ни один француз.
— Не паясничай.
— Куда уж там. Мне бы отдельный туалет и душ или хотя бы самую плохонькую ванну. Отели, которыми мне приходилось довольствоваться, не рекламируются ни в одном путеводителе.
— Да, скажу тебе: даже тут, на свежем воздухе, чувствуется, что ты не принимал душ уже Бог знает сколько времени.
— Ох, бойся жены, критикующей гигиенические склонности мужа. Это грозит осложнениями.
— Брось, Джоэл, я тебе не жена… И мне нужно будет каким-то образом держать с тобою связь.
— Дай подумать. Я теперь стал очень изобретательным. Что-нибудь соображу. Я, например, мог бы…
— Я уже сообразила, — прервала его Вэл. — Перед тем как лететь сюда, я переговорила с теткой.
— Прямо из дома?
— Нет, из одного отеля в Нью-Йорке, где я зарегистрировалась под чужим именем.
— Вот, оказывается, когда ты уже думала о своем телефоне…
— Не в том смысле, в каком ты… Я рассказала ей о том, что, по-моему, произошло и что я намерена предпринять. Вчера вечером она навестила меня в Берлине. Ворвалась как ураган, как может ворваться только она, но в конечном счете она согласилась помочь. Она спрячет тебя. И другие тоже.
— В Германии?
— Да, она живет на окраине Оснабрюка. Для тебя это — самое безопасное место, потому что никому не придет в голову искать тебя там.
— Но как я попаду обратно в ФРГ? Я ведь едва оттуда выбрался! Не говоря уже о людях Делавейна, мои фотографии развешаны во всех пограничных пунктах.
— Сегодня после полудня, после твоего звонка, я разговаривала с тетей Гермионой — звонила из автомата; у нее гостил какой-то друг, но она тут же начала вести подготовительную работу. Когда я несколько часов спустя прилетела сюда, в аэропорту меня встретил старик, тот самый, у которого ты сегодня переночуешь. Кажется, ты его уже видел: он проезжал до Музсумплейн на велосипеде. Он отвез меня в дом на Линденграхт, откуда я позвонила тетке; телефон этот, как они сказали, unaangeroerd, то есть “чистый”, “непрослушивающийся”.
— Господи, они все еще живут в сороковых годах.
— С тех пор не так уж многое изменилось, тебе не кажется?
— Да, пожалуй, ты права. И что же сказала твоя тетка?
— Только передала тебе инструкции. Завтра после обеда ты пойдешь на центральный железнодорожный вокзал — в это время там всегда толчея — и будешь прохаживаться у справочного киоска. Тебя окликнет женщина. Она скажет, что узнала тебя — вы встречались в Лос-Анджелесе; Во время разговора она вручит тебе конверт, в нем будут паспорт, письмо и железнодорожный билет.
— Паспорт? Каким образом?
— Единственное, что им потребовалось, — твоя фотография. Но я уже предвидела это, когда расставалась с твоим отцом на Кейп-Энн.
— Предвидела?
— Я же говорила тебе — я слушала эти истории всю мою жизнь: о том, как они переправляли через границу евреев, цыган и сбитых над Германией летчиков… Изготовляли фальшивые документы, фотографии… Они довели это дело до совершенства.
— И ты захватила мою фотографию?
— Это казалось мне вполне логичным. Роджер тоже так думал. Ты же помнишь, он участвовал в той войне.
— Так… а фотография?
— Я разыскала ее в альбоме. Помнишь, как ты обгорел на Виргинских островах, из упрямства
