эта организация? Если не хотите отвечать, не отвечайте.
— О, но я действительно хочу ответить. — Тонкие руки старого историка дрожали; он сцепил их на столе. — Много десятков лет тому назад «Инвер Брасс» была рождена в хаосе, когда нацию раздирало на части, когда она была на грани самоуничтожения. Это было в разгар «великой депрессии»; страна зашла в тупик, повсюду были взрывы насилия. Голодных мало волнуют пустые лозунги и еще более пустые обещания, а люди, занятые производительным трудом, потерявшие гордость не по своей вине, доведены до ярости... «Инвер Брасс» была образована небольшой группой необычайно богатых, влиятельных людей, следовавших советам таких личностей, как финансист Бернард Манн Барух, и не пострадавших от экономического краха. У них также была общественная совесть, и они помещали свои средства в работу практически, преодолевая мятежи и насилие не только солидными вливаниями капитала и припасов в воспламененные районы, но и тихо проводя через конгресс законы, помогавшие осуществлять меры, ведущие к облегчению. Мы следуем именно их традиции.
— Именно их? — тихо спросил Пейтон; его глаза, изучающие старика, излучали холод.
— Да, — подчеркнуто выразительно ответил Уинтерс.
— 'Инвер Брасс'... Что это значит?
— Это название одного болотистого заливчика на севере Шотландии, которого нет ни на одной карте. Его придумал первый глава организации, банкир, шотландец по происхождению, понимавший, что группе придется действовать втайне.
— Значит, никакой подотчетности?
— Повторяю. Для себя мы ничего не искали!
— Тогда зачем тайна?
— Она необходима, ибо, хотя наши решения (в конечном счете) беспристрастно направлены на благо страны, в глазах многих они не всегда приятны и даже вряд ли могут быть оправданны. И все же они действительно были направлены на благо страны.
— Вряд ли могут быть оправданны? — повторил Пейтон, пораженный тем, что слышит.
— Приведу пример. Несколько лет назад наши непосредственные предшественники столкнулись с тираном в правительстве, у которого были свои взгляды на перемену законов страны, человеком по имени Джон Эдгар Гувер. Этот гигант под конец жизни стал одержимым, перешел границы рационального, шантажировал президентов и сенаторов — порядочных людей — своими грязными материалами, погряз в сплетнях и инсинуациях. «Инвер Брасс» устранила его до того, как он поставил исполнительную и законодательную ветви власти, по существу правительство, перед собой на колени. Затем возник молодой писатель по имени Питер Ченселор и подошел слишком близко к правде. Именно его недопустимая рукопись стала тогда причиной чуть ли не кончины «Инвер Брасс»...
— О Боже! — негромко воскликнул начальник Отдела специальных проектов. — Позволить себе решать, что есть добро, что зло, выносить приговоры... Какая самонадеянность!
— Это несправедливо! Вы не правы!
— Это правда. — Пейтон встал, задвигая за собой стул. — Мне больше нечего сказать, доктор Уинтерс. Я ухожу.
— Что вы собираетесь делать?
— Все, что нужно. Подам рапорт президенту, министру юстиции и комитетам конгресса по надзору. Этого требует закон... Вы обанкротились, доктор. И не трудитесь провожать меня до двери, я найду дорогу.
Пейтон вышел на холодный серый утренний воздух. Он глубоко дышал, стараясь наполнить легкие, но не мог. Навалилась усталость, слишком много грустного и отвратительного в канун Рождества. Пейтон подошел к ступенькам и начал уже спускаться, когда внезапно услышал потрясший землю громкий звук — звук выстрела. Водитель Пейтона стремительно выпрыгнул из машины, распластался на дорожке, держа оружие обеими руками.
Эм-Джей медленно покачал головой и продолжил путь к автомобилю. Силы его были на исходе. Их не из чего было черпать — полное истощение. Отпала и необходимость срочно лететь в Калифорнию. «Инвер Брасс» прекратила свое существование, ее лидер покончил с собой. А без фигуры и авторитета Самуила Уинтерса она превратилась в руины. А способ, каким он умер, сообщение о крахе тем, кто остался... Эван Кендрик? Ему необходимо все рассказать, все стороны этой истории, и заставить его понять. Но это может подождать по меньшей мере день. Все, о чем мог думать Эм-Джей, пока шофер открывал перед ним дверцу, это как бы побыстрее добраться до дома, выпить несколько больше, чем обычно, и отоспаться.
— Мистер Пейтон, — сказал шофер, — вам радиограмма, код пять, сэр.
— Что за сообщение?
— Связаться с Сан-Джачинто. Срочно.
— Поезжайте в Лэнгли, пожалуйста.
— Есть, сэр.
— О, на всякий случай, если я забуду. Счастливого Рождества!
— Спасибо, сэр.
Глава 44
— Мы заглядываем к нему каждый час, мисс Рашад, — сказала медсестра средних лет. — Так что можете быть абсолютно спокойны... Знаете, сегодня после обеда конгрессмену звонил сам президент!
— Да, я знаю. Кстати, насчет звонков: в его палате телефон отключен.
— Понимаю. Вот записка: телефонисты на коммутаторе получили распоряжение все звонки к этому пациенту переключать на отель «Уэстлейк», к вам в номер.
— Правильно. Большое спасибо.
— Жаль, правда? Канун Рождества, но вместо того чтобы быть с друзьями и распевать рождественские гимны и все такое, он валяется в госпитале, а вы торчите одна в гостиничном номере.
— Признаюсь вам, сестра. То, что он здесь и жив, делает для меня это Рождество лучшим из всех, которые я когда-либо надеялась встретить.
— Знаю, дорогая. Я видела вас обоих вместе.
— Пожалуйста, позаботьтесь о нем. Если я немного не посплю, то утром вряд ли буду для него подарком.
— Конгрессмен — наш пациент номер один. А вы отдыхайте, молодая леди. У вас личико осунулось. Говорю вам это как медик.
— Вероятно, я просто дурочка.
— В молодости я тоже была такой.
— Вы милая. — Калейла положила руку на предплечье медсестры и пожала его. — Спокойной ночи. До завтра.
— Счастливого Рождества, дорогая!
— Да, и вам счастливого Рождества.
По белому коридору Калейла прошла к лифту и нажала кнопку вызова. Ей действительно нужно было поспать: не считая тех кратких двадцати минут, когда они вместе с Эваном вздремнули, она не смыкала глаз почти сорок восемь часов. Итак, программа на ночь: душ, горячая еда в номер и постель. Утром надо зайти в один из магазинов, оставшихся открытыми для забывчивых покупателей, и приобрести какие-нибудь глупые подарки для... ее суженого? Бог мой, подумала Калейла, для моего жениха! Это уж слишком.
Однако забавно, как приближающееся Рождество делает людей более мягкими и добрыми, независимо от их расы и убеждений. Вот, например, эта медсестра. Какая милая, хотя, возможно, и очень одинокая женщина! С таким могучим телом и грубыми чертами лица ее вряд ли сфотографировали бы для рекламного плаката, призывающего записываться в армию. И все же она старается быть отзывчивой и доброй. Сказала, что понимает чувства подруги конгрессмена, потому что видела их вместе, хотя на самом
