причем самой разной политической окраски: лейбористы, либеральные демократы, консерваторы и даже ольстерские унионисты. Здесь перечислены имена, даты получения платежей, суммы и даже место и время встречи с каждым из этих людей. Исчерпывающий отчет!
У Брайсона участился пульс.
– Взятки и шантаж. Два основополагающих элемента грязной борьбы за политическое влияние. Старый трюк, который часто использовали русские для шантажа кого-нибудь на Западе: тебя просят выступить в качестве консультанта, потом платят за это символическую сумму. Все вроде бы вполне законно, но ты уже у них в руках – они располагают доказательствами, что на твой банковский счет поступали платежи из СССР. Таким образом, Доусон не просто подкупал членов парламента, он еще и хранил доказательства – на тот случай, если кто-нибудь вздумает дергаться, чтобы можно было его шантажировать. Вот так Симон Доусон и расширял сферу своего влияния. Так он получил возможность втайне контролировать Руперта Вере, своего начальника, иностранного секретаря. Возможно, именно он стоял за спиной у лорда Пармоура и десятков других влиятельных лиц в парламенте. Симон Доусон был тайным казначеем. Если некто желает повлиять на ход политических дебатов – причем столь важных и напряженных, как обсуждение Договора о наблюдении, – ему явно понадобятся деньги – смазывать соответствующие шестеренки, чтобы лучше вертелись. Вознаграждение. Взятки для беспринципных политиков, чьи голоса можно купить.
– Если судить по этому списку, купить можно большинство самых влиятельных членов парламента.
– Я готов держать пари, что в некоторых случаях тут речь идет не просто о взятках. Если покопаться в британской прессе за последний год, или, может, чуть дольше, наверняка найдутся случаи наподобие тех, что творились в конгрессе США: утечка щекотливых сведений о частной жизни, неприятных или вредоносных секретов, нежданно всплывшая информация о чьих-нибудь слабостях. Могу поспорить, что самых упорных противников договора просто вынудили уйти в отставку, как вынудили сенатора Кэссиди там, в Америке. А прочих предупредили, скомпрометировали – а потом выдали заслуженную морковку, жирный куш «за вклад в кампанию».
– Из отмытых денег, – сказала Елена. – Которые проследить невозможно.
– А существует ли способ установить, из какого источника берутся деньги?
Елена вставила в компьютер одну из тех дискет, которые унесла из дордоньского центра.
– Записи Доусона настолько подробны, что содержат даже коды банков, из которых переводились деньги. Впрочем, названия банков он не пишет – только код.
– А нельзя ли сопоставить это с теми данными, которые скачал Крис Эджкомб?
При имени Эджкомба лицо Елены на миг затуманилось – ей явно вспомнился произошедший кошмар. Вместо ответа Елена уставилась в экран и принялась внимательно изучать длинные колонки цифр.
– Соответствие наличествует.
– Дай-ка я угадаю, – предложил Брайсон. – «Мередит Уотерман».
– Совершенно верно. Та самая фирма, которая втайне владеет... э-э... Первым Вашингтонским банком. Та самая, в которой, по твоим словам, Ричард Ланчестер сделал себе состояние.
Брайсон судорожно вздохнул.
– Старинный инвестиционный банковский дом каким-то образом превратился в канал для перекачивания грязных денег из Вашингтона в Лондон.
– А возможно, и во всемирный центр – Париж, Москва, Берлин...
– Несомненно. «Мередит Уотерман» стремится завладеть американским конгрессом и английским парламентом.
– Ты говорил, что Ричард Ланчестер разбогател именно там. Стал очень богат.
– Верно, но дело в том, что он оставил все это ради того, чтобы перебраться в Вашингтон. Таким образом он разделил официальные и финансовые связи.
– Я еще в детстве привыкла не верить ничему, что печатают бухарестские газеты. Меня приучили никогда не доверять официальной прессе.
– Очень полезный урок. К сожалению. Значит, ты полагаешь, что Ланчестер по-прежнему пользуется влиянием в этих кругах и потому сумел использовать банк, в котором прежде работал, для перекачивания денег на взятки?
– «Мередит Уотерман» – частный банк. Точнее даже, общество с ограниченным членством, если судить по моим сведениям. Изначально он принадлежал десяти-двенадцати главным партнерам. А как ты думаешь, может ли Ланчестер до сих пор являться его совладельцем?
– Нет. Это невозможно. Как только Ланчестер вошел в правительство, он должен был от всего этого отказаться – передать свою долю кому-то другому, а все свои вклады в этом банке – на попечение доверенному лицу. Работа в Белом доме требует полной прозрачности финансов.
– Нет, Ник. Эта прозрачность существует только для ФБР, а не для широкой публики. Ланчестер ведь никогда не проходил через утверждение в сенате, верно? Подумай-ка – а не из-за этого ли он отклонил предложение президента и отказался стать государственным секретарем? Вдруг здесь дело вовсе не в скромности? Вдруг он просто не хочет лишний раз привлекать к себе внимание общественности и всяческие расследования, которые могут быть сопряжены с подобным вниманием? Вдруг ему тоже есть что скрывать? Какой-нибудь скелет в шкафу?
– Ну, по крайней мере, в одном ты права: советнику по вопросам национальной безопасности никогда не придется проходить через такое огненное крещение, через которое проходит госсекретарь США, – уступил Брайсон. – Но чиновников из Белого дома все равно рассматривают под микроскопом, кто бы они ни были; они шагу не могут ступить без надзора, не говоря уже о том, чтобы утаить какие-то неполадки с финансами.
Елену, похоже, снедало нетерпение; ей, как математику, больше всего нравилось иметь дело с абстрактными принципами, и потому, пока Брайсон выискивал пробелы в теории, Елена продолжала эту теорию развивать.
– А попробуй-ка обдумать это все применительно к Ланчестеру. В течение последних нескольких месяцев я внимательно следила за всем, что творилось вокруг этого самого Договора о наблюдении и безопасности. При нашей работе вполне естественно интересоваться подобными вещами, ведь верно?
Брайсон кивнул.
– Значит, так. Как только этот договор ратифицируют, возникнет новая международная организация поддержания правопорядка с весьма обширными полномочиями. И кто же встанет во главе этого агентства? Если бы последние несколько недель у тебя была возможность повнимательнее читать газеты, ты бы непременно заметил, что пресса постоянно упоминает имена возможных кандидатов – упоминает ненавязчиво, где-нибудь в середине статьи, исключительно в виде предположений, – но имена постоянно звучат одни и те же. Кроме того, в прессе постоянно используется термин «царь» – а это слово всегда заставляет меня нервничать. Ты знаешь, какие чувства мы, румыны, испытывали к русскому царю.
– И этот «царь» – Ланчестер.
– Его имя всплывает постоянно – как выразился бы ты, в виде пробного шара.
– Но это же бессмысленно! Ланчестер выступал против Договора о наблюдении – это всем известно! Он чуть ли не громче всех в Белом доме протестовал против него, утверждая, что подобная международная организация может скатиться к злоупотреблениям и нарушению основополагающих свобод личности...
– И откуда же нам известно, что он действительно против этого договора? Благодаря утечке информации? Верно? Но когда какой-либо информации позволяют просочиться в газеты, на то всегда имеются некие скрытые причины. Кому-то нужно, чтобы это стало известно – ради воздействия на общественное мнение. Возможно, Ричард Ланчестер до поры до времени скрывает свои амбиции именно потому, что хочет быть выдвинутым на эту должность, – и с удовольствием ее займет!
– О господи! А может, его зачем-то используют для какого-нибудь отвлекающего маневра?
– Зачем-то? Да затем, что это он стоит за заговором «Прометея», и ему ни в коем случае нельзя допустить, чтобы его имя было связано с подобными выходками. Знаешь, это здорово похоже на игру в
