– Мать сделала так, что для меня он всегда был живым. Она постоянно рассказывала об отце, показывала его фотографии.
– Должно быть, ты выросла с ненавистью к палестинцам.
– Нет. Палестинцы – добрый народ. Они лишены своего места, своего дома, своего государства. Я презираю фанатиков, которые, не задумываясь, убивают ни в чем не повинных людей ради каких-то возвышенных идеалов. Будь это «Черный сентябрь» или «Фракция Красной армии», евреи или арабы – без разницы. Я ненавижу фанатиков всех мастей. Едва расставшись с подростковым возрастом, я вышла замуж за солдата израильской армии. Мы с Аароном очень любили друг друга, как можно любить лишь в юности. Когда его убили в Ливане, я решила пойти работать на Моссад. Чтобы бороться с фанатиками.
– А тебе не кажется, что работники Моссада – это еще одна шайка фанатиков?
– Многие – да. Но не все. А поскольку я работаю на них по найму, я могу позволить себе выбирать задания. Так я могу быть уверена, что работаю на пользу того дела, в которое верю. Многие задания я просто отклонила.
– Они, должно быть, очень высоко тебя ценят, если предоставляют тебе такую свободу.
Лейла скромно потупилась.
– Они знают, что я умею организовывать прикрытие и устанавливать связи. Возможно, я единственная, у кого хватает глупости браться за определенные задания.
– А почему ты взялась за задание, касающееся «Испанской армады»?
Лейла чуть склонила голову набок и с недоумением взглянула на Брайсона.
– То есть как – почему? Потому что именно там фанатики закупали оружие, без которого они не могли бы убивать невинных людей. Моссад получил сведения, что там запасаются оружием агенты «Национального фронта джихада», что террористы сделали из этого корабля кормушку. Чтобы внедриться на «Испанскую армаду», мне понадобилось два месяца.
– И если бы не я, ты по-прежнему находилась бы там.
– А ты сам? Ты сказал мне, что ты из ЦРУ, но ведь на самом деле ты не оттуда – верно?
– А почему ты так решила?
Лейла притронулась указательным пальцем к кончику носа.
– Запах какой-то не такой, – с лукавой улыбкой произнесла она.
– В смысле – я неправильно пахну? – переспросил Брайсон. Это замечание позабавило его.
– Да все – твои враги, твои преследователи. Этот отряд убийц – это нарушает все стандарты. Ты либо нештатный работник, как я, или из какого-нибудь другого агентства. Но не из ЦРУ. Я так думаю.
– Да, – признался Брайсон. – Строго говоря – не из ЦРУ. Но работаю на них.
– Нештатный работник?
– Можно сказать и так.
– Но ты давно уже занимаешься этим делом. Твои шрамы говорят сами за себя.
– Верно. Я давно занимаюсь этим делом. Занимался. Но меня заставили уйти. А теперь вызвали обратно, чтобы я выполнил последнее задание.
– И какое же?
Брайсон заколебался. Насколько много он может ей сказать?
– В некотором смысле, оно связано с контрразведкой.
– «Можно сказать и так»... «Некоторым образом»... Не хочешь ничего мне говорить? Ну и ладно. – Голос женщины звучал тихо, но напряженно, а ноздри раздувались. – Рано утром мы купим билеты на разные международные рейсы и больше никогда не увидимся. Добравшись домой и разделавшись с неизбежной писаниной, мы напишем рапорты друг на друга и постараемся как можно подробнее изложить все, что знаем о задании другого и с чем оно может быть связано. Будут проведены соответствующие расследования, потом прекратятся. В моссадовские архивы добавится еще один засекреченный файл, касающийся ЦРУ, а в архивы ЦРУ – еще один файл, касающийся Моссада. Еще несколько капель в море.
– Лейла, я очень признателен тебе за все...
– Не надо, – перебила его женщина. – Мне не нужна твоя признательность. Ты ничего обо мне не знаешь. Но у меня есть свои причины для любопытства – можно сказать, шкурные причины. Мы оба выслеживали каналы, по которым осуществлялась торговля оружием, – в разных регионах, с разными конечными пунктами. Но эти каналы пересекаются, а временами и накладываются друг на друга. А те, кто желал твоей смерти, – кто бы ни были эти люди, их нельзя назвать дилетантами. Это видно невооруженным глазом. Слишком уж большими ресурсами они располагают, и слишком уж у них хороший доступ к информации. Возможно, это какие-то правительственные службы.
Брайсон кивнул. Лейла попала в самую точку.
– А теперь... Извини, но мне не хочется тебе врать. В той церкви была очень хорошая акустика, и я отлично слышала, как ты допрашивал того итальянца, хоть нарочно и не прислушивалась. Если бы у меня были какие-то задние мысли насчет тебя, я просто не стала бы тебе об этом рассказывать. Но на самом деле, такое было.
Брайсон снова кивнул. Тоже верно.
– Но ты же не понимаешь фриульянского, разве не так?
– Я понимаю имена. Ты упомянул тогда Анатолия Пришникова, а это имя известно всякому, кто работает по нашей специальности. И Жак Арно – он, возможно, не настолько широко известен, но он снабжает оружием многих врагов Израиля. Он разжигает пожар на Ближнем Востоке и наживается на этом. Я знаю его, и я его ненавижу. И У меня, возможно, есть способ добраться до него.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не знаю, куда следы привели тебя. Но я могу с уверенностью сказать, что на корабле присутствовал один из агентов Арно – продавал оружие Калаканису.
– Это такой длинноволосый, в двубортном костюме?
– Он самый. Он действовал под именем Жана-Марка Бертрана. И частенько наведывался в Шантийи.
– Шантийи?
– Так называется место, где находится замок, в котором проживает Арно, – он регулярно устраивает там приемы, причем довольно расточительные.
Лейла встала и ненадолго удалилась в ванную комнату. Несколько минут спустя она вернулась, на ходу вытирая лицо полотенцем. Без макияжа она казалась еще прелестнее. Нос у нее был красиво очерченным и изящным, губы – полными. Но самыми заметными на лице Лейлы были большие карие глаза – одновременно и теплые, и напряженные, и умные, и игривые.
– Ты что-то знаешь о Жаке Арно? – спросил Брайсон.
Лейла кивнула.
– Я часто имела дело с теми кругами, в которых он вращается. Моссад уже некоторое время старается приглядывать за Арно, так что я побывала в Шантийи, на одном из его приемов, в качестве гостьи.
– А под каким прикрытием?
Лейла сняла покрывало с кровати.
– Под видом коммерческого атташе посольства Израиля в Париже. Человека, чьим расположением стараются заручиться. Жак Арно не склонен к дискриминации.
Он торгует с израильтянами так же охотно, как с нашими врагами.
– А как ты думаешь, ты могла бы свести меня с ним?
Женщина медленно обернулась и взглянула на Брайсона широко раскрытыми глазами. Потом покачала головой.
– По-моему, это не слишком разумная идея.
– А почему?
– Потому, что я не могу больше рисковать своим заданием.
– Но ты сказала, что мы идем по одному пути.
– Отнюдь. Я сказала, что наши пути пересекаются. А это совсем не одно и то же.
– И твой путь не ведет к Жаку Арно?
