мужчине с седыми волосами и аристократическими чертами лица. Обычно он одевался в скромные, но элегантные костюмы, сшитые на заказ в Лондоне. Большинство приписанных к Белому дому журналистов, чьи представления о высокой моде ограничивались знакомством с продукцией склонных к экстравагантности европейских модельеров вроде Джорджио Армани ошибочно именовали Ланчестера «старомодным».
Впрочем, Ланчестер редко обращал внимание на то, как газеты и телепередачи о нем отзываются. Точнее говоря, он предпочитал вообще не иметь дела с журналистами, потому что терпеть не мог утечек информации, которые, похоже, превратились в Вашингтоне в своеобразный спорт. Но, несмотря на все это, вашингтонская пресса неизменно восхищалась им – возможно, именно потому что Ланчестер отказывался им потакать: большинству журналистов нигде более не приходилось сталкиваться с таким отношением. Журнал «Тайм» навесил Ланчестеру ярлык «последнего честного человека в Вашингтоне», и этот ярлык теперь так часто встречался в газетных статьях и разговорах ведущих ток-шоу, что превратился в своеобразный гомеровский эпитет.
– Такое впечатление складывается исключительно потому, что они не имеют привычки кричать о предотвращенных ими преступлениях, – продолжал Ланчестер. – И, как правило, просто невозможно в точности установить, что именно произошло бы, если бы не их своевременное вмешательство.
Директор ФБР неохотно кивнул.
– Средства массовой информации утверждают, что мы – имеется в виду правительство Соединенных Штатов – могли предотвратить эту трагедию, – подчеркнул президент. – Насколько это утверждение соответствует действительности?
На миг в помещении воцарилось неловкое молчание. В конце концов отозвался директор Агентства национальной безопасности, генерал-лейтенант авиации Джон Корелли:
– Сэр, проблема в том, что это дело не входит в сферу нашей компетенции. Устав запрещает нам вмешиваться во внутренние дела, как это делает ЦРУ, а корни этой операции явно следует искать в США.
– И мы тоже связаны по рукам и ногам требованиями закона, сэр, – внес свою лепту директор ФБР Фабер. – Вот, например, нам часто требуется получить разрешение суда на прослушивание телефонных разговоров – но до тех пор, пока мы не знаем конкретных причин для получения такого разрешения, нам его никто не выдаст!
– А как же насчет мифа о том, что АНБ постоянно прослушивает телефонные разговоры, перехватывает факсы...
– Ключевое слово здесь – «миф», сэр, – пояснил директор АНБ Корелли. – Даже при той невероятной мощности, которую предоставил нам Форт-Мид, мы просто не имеем физической возможности прослушивать все до единого телефонные разговоры. Кроме того, нам запрещено вести прослушивание на территории Соединенных Штатов.
– И слава богу! – негромко произнес Дик Ланчестер.
Директор ФБР повернулся к Ланчестеру. На лице у него было написано нескрываемое презрение.
– В самом деле? Тогда вас, должно быть, радует и то, что мы не в состоянии перехватывать зашифрованные сообщения, идущие по факсу или Интернету.
– Вы, кажется, подзабыли о такой мелочи, Чак, как четвертая поправка к конституции, – сухо отозвался Ланчестер. – Человек имеет право на защиту от необоснованного обыска и ареста...
– А как насчет права человека ездить в метро, не рискуя быть убитым? – вмешался директор ЦРУ Джеймс Эксам. – Я почему-то сомневаюсь, что создатели этой поправки предвидели появление цифровых телефонов.
– Тем не менее факт остается фактом, – возразил Ланчестер. – Американцы не желают, чтобы кто бы то ни было вторгался в их личную жизнь.
– Дик, – тихо, но твердо произнес президент. – Время споров прошло. Этот вопрос обсужден, и решение принято. Не сегодня-завтра через сенат пройдет законопроект о создании международного наблюдательного агентства, которое избавит нас от повторения подобных несчастий. И черт бы это все побрал, я не назову его создание преждевременным.
Ланчестер печально покачал головой.
– Подобное международное агентство – всего лишь способ тысячекратно усилить власть правительства, – сказал он.
– Нет, – возразил директор АНБ. – Это способ уравнять шансы, только и всего. Господи боже мой! АНБ не имеет права прослушивать разговоры американцев без постановления суда, а наши британские коллеги точно так же страдают из-за запрета прослушивать телефонные разговоры в Британии. Вы, кажется, забыли, Ричард, что, если бы союзники во время Второй мировой войны не имели возможности читать вражеские послания, немцы могли бы и выиграть.
– Мы сейчас не находимся в состоянии войны.
– Нет, находимся! – возразил директор ЦРУ. – Мы находимся в самом разгаре всемирной войны против террористов, причем плохие парни выигрывают. И если вы предлагаете нам просто сложить руки...
Раздался негромкий звонок – это ожил телефон, стоящий на столике рядом с президентом. Все присутствующие знали, что это личный интерком президента, которым пользуются лишь в чрезвычайных случаях, когда невозможно обойтись без личного вмешательства Дэвиса. Президент Дэвис снял трубку:
– Я слушаю.
По мере того, как он выслушивал сообщение, лицо президента заливала мертвенная бледность. Он положил трубку и обвел взглядом присутствующих.
– Звонили из службы докладов, – похоронным тоном произнес он. – В трех милях от аэропорта Кеннеди упал самолет.
– Как?! – одновременно выдохнули сразу несколько человек.
– Взорвался в воздухе, – пробормотал президент, прикрыв глаза. – Где-то через минуту после взлета. Рейс на Рим. Сто семьдесят пассажиров и члены экипажа – все погибли.
Он спрятал лицо в ладонях, потом помассировал пальцами глаза. Когда Дэвис убрал руки, глаза его были полны слез, но в них горело яростное, почти свирепое выражение. Голос президента дрожал:
– Господи боже, я не желаю войти в историю как главнокомандующий, который сидел сложа руки, пока террористы захватывали контроль над миром. Проклятие! Мы должны что-то сделать!
Глава 13
Стеклянное административное здание, высящееся на рю де ла Корратери, чуть южнее площади Бель-Эр – сердца делового и банковского района Женевы, было темно-синим, словно океанские воды, и сверкало под лучами солнца. Двадцать седьмой этаж этого здания занимал офис банка «Женева-Приве». Брайсон и Лейла сидели в маленькой, но роскошно обставленной приемной и ждали. Этот банк, с его стенными панелями из красного дерева, восточными коврами и элегантной антикварной мебелью, был островком изящества в духе девятнадцатого века, вознесенным на высоту двадцати семи этажей над землей одним из самых модернистских небоскребов Женевы. Казалось, он был спроектирован таким образом, чтобы нести на подсознательном уровне послание о гармонии старинной культуры и сверхсовременных технологий. Его окружение идеально соответствовало этой цели.
Брайсон прилетел в аэропорт Женева-Куантрен, устроился в гостинице «Ришмон», а несколько часов спустя отправился на вокзал Корнавен встречать экспресс Париж – Вентимилья, которым должна была приехать Лейла. Они приветствовали друг друга так тепло, как будто расстались лишь вчера. Лейла была взволнована и проявляла это в свойственной ей спокойной, но полной жизни манере; она успела кое-что раскопать и расщелкать несколько орешков. Орешки были крохотными, но зато, по мнению Лейлы, из чистого золота. Однако времени для совещания и обмена информацией пока что не было. Брайсон отвез Лейлу в гостиницу, где она заняла соседний номер, переоделась в костюм, привела в порядок прическу, и
