Она взмахивает пеналом. В пенале стучит, но не обильно.
– На наш век хватит.
Эфедрин и правда понадобился бы мне, но я засовываю себя в тесное тёмное нутро «душевой кабинки». Агрегат тихонько гудит невыключенный. Высыпаю содержимое в приёмник. Звук чуть меняется. На дисплейчике возникают цифры. Потом - комментарии. Сырьё имеет примеси и поэтому должно быть очищено. До конца процесса осталось… осталось… - крутятся нарисованные стрелки часов. - Осталось двадцать шесть минут.
Ну что ж. Я успею убить Фестиваля и вернуться.
103.
– Что ты там делаешь? - ко мне заглянула Лиса. Она подозрительна. В смысле, она меня подозревает. В чём-то. Всё равно в чём.
– Да вот, решил проверить пока одну идею, - сказал я. - Кстати, если тебе не жалко той дури, как его… «стрип-шоу» что ли… всыпь-ка её вон туда. Только капсулки расковыряй.
– Зачем?
– Док нёс какую-то пургу, вот я и решил проверить. Любопытства ради. Давай сыпь пока, а я схожу разомнусь.
– Хочешь перерезать глотку маленькому засранцу?
– Нет, просто пристрелить.
104.
Каждый оставил при себе то лёгкое оружие, с которым пошёл на операцию: я - две «Гюрзы», а Фестиваль - АКСУ. Мы пожали друг другу руки, вышли из лабораторного блока, перешли в жилой и тут разбрелись: я направился к спортзалу, а он - к столовой.
Крысобоязнь у Феста волшебным образом исчезла.
Потом погас свет. Похоже, Фест прихватил с собой ноктоскоп. А кроме того, он прихватил дистанционный терминал интеркома. Я услышал щелчок, а потом хихиканье этого паршивца. Звук шёл из- под потолка.
– Слушай, Гудвин, ты ведь всё знаешь. А мне Спама об этом спрашивать было ну совсем… не того. У него же ножичек в руках был. Маленький такой. Но очень острый.
– И что?
– Как ты думаешь, они с Любой спят, взявшись за руки? Или как ложечки?
– Я тебе загадку встречную загадаю, - сказал я, пропихивая свои щупальца в коридоры, переходы и вентиляционные колодцы. Их было чертовски много, больше, чем могло показаться. - Почему крокодилы, живущие в реке Лимпопо, гораздо длиннее, чем крокодилы, живущие в реке Иордан?
– Э-э… - он даже остановился, по крайней мере, я перестал слышать по интеркому его шаги. - А они длиннее? - Намного длиннее.
– Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо… (шаги заклацали снова; где это он идёт, по какой лестнице?..) - Это в Африке?
– В Африке.
– А в Африке, а в Африке, на жаркой Лимпопо лежит и плачет в
Африке несчастный гиппопо. Любовь и страсть в глазах его, тоска в изгибе губ…
Я услышал (уже не понимая, по интеркому ли - или с помощью моих распластанных повсюду щупальцев) мягкий щелчок предохранителя и понял, что Фест видит меня, а видеть меня он мог только с одного места, сквозь решётку вентиляции в торце коридора, как раз за моей спиной.
Я сделал движение корпусом вправо, а сам шагнул влево, в дверную нишу. Это было что-то вроде кладовки.
Фест не выстрелил. Я снова услышал движение предохранителя.
– Так что насчёт загадки? - спросил я.
– А в Иордане вообще-то водятся крокодилы?
– Водятся. Но они короче, чем те, которые в Лимпопо.
– А бегемоты?
– Тоже короче.
– Интересная речка.
– Уссышься, до чего интересная.
В стенке кладовки была железная дверь, и я подбирал к ней ключ. По плану, за этой дверью должны быть очистные сооружения.
Дверь открылась, потянуло затхлостью, но не вонью, как можно было ожидать. Пахло, как в давно не проветриваемом сыроватом гардеробе, и где-то в углу стояли вёдра с половыми тряпками…
Я медленно пошёл по трапу. Справа и ниже находились три круглых бассейна, прикрытых мутно- прозрачными колпаками. Под колпаками медленно кружились с трудом различимые тёмные карусели.
– Молчишь?.- спросил я. - Сдаёшься?
– Только в смысле разгадки..
– Это потому, обезьяна, что в реке Иордан водятся только обрезанные крокодилы.
Фест-заржал. Под это ржание я встал на перила трапа, дотянулся до решётки вентиляции и подтянулся, повиснув на ней. Вогнал носок ботинка между прутьями. Фест как раз отсмеялся…
Универсальным инструментом я открутил все гайки, кроме одной, верхней левой, на которой решётки и повисла. Аккуратно, не слишком шумя, перенёс своё тело в канал. Там было очень пыльно.
(Фест «активизировался» позже меня, и он ещё не всё знал и не очень ориентировался в своих новых возможностях. Он полагал, что стал очень умным, хитрым и чертовски коварным, и становился всё более умным каждую минуту, и поэтому вот решился на обрезание, чтобы потянуть время и стать ещё умнее, да только ползать ему сейчас трудновато… Он залез в вентиляционную камеру, там можно стоять, а я к нему именно подползал, и в этом было одно из моих преимуществ…)
– А почему ты меня так хотел шлёпнуть, командир?
– Шлёпнуть? Не хотел, нет. Это другое…
– Другое?
– Ну да. Рассматривай это как быстрое повышение по службе.
– Спешка нужна только когда? При ловле блох да при ебле офицерских жён.
– В смысле - раньше начнёшь, раньше кончишь?
– Жизнь без спешки летит слишком быстро, командир. Ты не слышал, кто-нибудь замечал, как она кончается?
– Вот ты мне сейчас и расскажешь…
– Кстати, командир! Наконец-то ученые открыли секрет долголетия ежей. Оказывается, никакого секрета нет. Да и живут они, собственно, не долго…
Иногда склонность к старым, проверенным временем вещам очень помогает. Объясняю: современные гранаты, что РГО, что БЩГ, взрываются при ударе о препятствие. А старенькие РГД-5 просто через четыре секунды после того, как отскочит предохранительная скоба. Так вот, если бы я запасся не антиквариатом, а модерном, то сейчас пролетал бы, как фанера: мне нужно было катнуть гранату по каналу, как бильярдный шар: от двух бортов в лузу - канал здесь изгибался под прямым углом, и за углом Фест меня ждал.
А кроме того, он сделал ставку на технику, поэтому уши его были закрыты наушниками, а руки заняты пультом интеркома; я же старательно направлял голос назад (учили нас когда-то и сценической речи, и было дело - старик Куценко тащил меня на профессиональную сцену, да вот не срослось) - в
