встретились, ты не очень-то интересовал меня, потом — чуть больше, но теперь…
Трэйс сжал ей руку. «Да», он понимает, что она имеет в виду.
Она наклонилась к нему и быстро поцеловала. Он почувствовал прикосновение ее губ, но, к сожалению, не в состоянии был ответить тем же.
— И знаешь, — продолжала она, — я с самого начала не могла поверить, что ты тот, за кого тебя принимают. Уж очень ты казался наивным — чтобы быть сыном этого чудовища! Тем не менее, теперь послушай, Чарли, и попытайся понять. Тебе в самом деле придется продолжать тупо играть свою роль. Да, еще тупее чем сейчас, глупенький! Я тебе все объясню:
Ты должен делать вид, что Каструни ничего тебе не рассказывал и ничего не давал. Ну разве что мельком упомянул о своем друге, у которого в Пигадии винный магазин — только упомянул! — а когда ты приехал сюда отдохнуть, то естественно заглянул к нему. Что же касается твоего визита в монастырь: ты просто любовался окрестностями, и все. Клейн затеял с тобой драку или что-то в этом роде, но ты не знаешь почему, а потом в ходе драки он оступился и упал. Доходит до тебя, или нет? Ты понимаешь, что именно это ты должен рассказывать, если кто-нибудь начнет задавать тебе подобные вопросы?
Трэйс сжал ей руку один раз. «Да», он все прекрасно понимает. Они знали, что он все равно не пойдет на заклание покорно, как агнец. Но если бы ему вдруг еще и стало известно, кто является хозяином бойни — и какой «забойщик» его там поджидает… Нет, он совершенно ясно понимает, что знать слишком много — чересчур опасно.
— Хорошо! Это очень важно. Если они поверят, что тебе почти ничего не известно, то за тобой перестанут следить так пристально. И, в этом случае, нам возможно удастся что-нибудь придумать. Но если они все же заподозрят, сколько ты знаешь на самом деле — а знаешь ты, я чувствую, гораздо больше, чем говоришь…
Стоя на коленях, она обняла его и, на мгновение прижав к себе, отпустила. А потом снова пристально уставилась на него.
— Чарли, ты кое в чем обвинил меня. Так вот, знай: меня с Хумени никогда ничего не было… в этом смысле. Когда увидишь его — сам поймешь, что для меня это просто невозможно. Клянусь, я скорее бы умерла! Впрочем, он вообще не интересуется женщинами. Деккер говорит, он… он использует для этого животных. Тогда на Кипре он действовал исключительно по необходимости — чтобы получить для себя потомство. О, да, мне известно об этом. Каструни несколько лет был нашим другом, и мы с ним обменивались информацией.
Но то, что ты сказал два дня назад — что ты не его сын — и у тебя был звероподобный брат- близнец, который и БЫЛ его настоящим сыном — это правда?
Трэйс снова сжал ей руку.
— А Сол Гоковски знал об этом?
Он сжал ей руку дважды: «Нет», а потом — один раз: 'Да, теперь он это знает. '
Она задумалась, облизнула губы и негромко пробормотала себе под нос:
— Каструни этого не знал, следовательно — не знает и Хумени! — Потом спросила : — А где сейчас этот брат?
Трэйс мог только дважды сжать ей руку.
— Он умер?
Новое пожатие.
— При рождении!
'ТЕЛЕПАТИЯ! — подумал Трэйс — и снова его охватили сомнения на ее счет.
Ясно было только одно — что она знает достаточно много. — «Да», — снова сжал он ее руку.
— Слава Богу! — она с облегчением вздохнула. — Моя роль заключалась в том, чтобы соблазнить тебя, но когда я поняла, что мне это нравится — ДО ТОГО как я поняла это — я уже и вправду начала казаться себе самой какой-то извращенкой!
Когда напряжение на ее лице сменилось легкой улыбкой, с улицы вдруг послышались негромкие шаги. Амира быстро встала, приложила палец к губам (жест, который, если бы не эта ситуация, Трэйс счел бы довольно забавным, но который он тем не менее прекрасно понял) и отвернулась от него. Буквально через несколько секунд во дворе появился Деккер и быстро прошел в дом.
Он взглянул на Трэйса своими неулыбчивыми поросячьими глазами, затем повернулся к Амире.
— Как он — в порядке?
— Кажется, да, — холодно ответила она.
— Он слышит и понимает, что ему говорят?
— Да. Возьмите его за руку. Одно пожатие — да, два — нет.
Деккер взял Трэйса за руку пухлой потной лапой.
— Тук-тук, дома есть кто-нибудь?
Трэйс сжал его руку, пожалев, что не может сделать это сильнее — ему страшно хотелось бы сжать не руку, а горло мерзкого ублюдка.
— О'кей, тогда слушай, — хрипло начал Деккер. — Через пару часов, когда действие наркотика пройдет, ты сможешь шевелиться. По крайней мере, достаточно, чтобы проглотить пищу. И тогда получишь что-то вроде супа. И советую тебе, кушать хорошенько, малыш Чарли, поскольку потом ты пару дней не будешь получать ни крошки. Усекаешь?
Трэйс снова сжал его руку.
— Ближе к вечеру ты уже сможешь вставать. И мы с тобой сходим в сортир. Это очень хорошо, потому что тогда тебе больше не придется ходить под себя! Но после этого, чтобы ты чересчур не распрыгивался, мы с тобой выпьем пару маленьких таблеточек — в дополнение к укольчику, который тебе уже засадили. Понял?
И опять одно пожатие.
Деккер выпрямился, улыбнулся своему беспомощному пленнику и отвесил ему три обманчиво легкие пощечины. Трэйс их почти не почувствовал, но тем не менее это его сильно оскорбило.
«Ничего, будет и на моей улице праздник, жирная образина! — про себя пообещал он. — И тогда ТЫ, клянусь Богом, — почувствуешь это на своей поганой шкуре, вот дай только прийти в себя…»
ГЛАВА ВТОРАЯ
Но пока Трэйс на такой подвиг способен не был — даже если бы ему предложили в качестве награды золото, равное его собственному весу. Остаток дня и вечер прошли именно так, как расписал Деккер.
Однако, перед походом в туалет (единственное событие, которого Трэйс по непонятной даже ему самому причине боялся больше всего, хотя не столь отдаленное будущее сулило ему ужасы и вовсе не представимые, а не какую-то там дверь уборной) Амира ухитрилась проскользнуть к нему и снова взять его за руку. Это произошло, когда толстяк ушел на другую половину виллы, но гарантии, что он пробудет там долго не было. Наверху, на спальной галерее была маленькая завешенная портьерой дверь, на другую половину дома. Трэйс обнаружил ее после ночи, проведенной с Амирой; тогда она оказалась заперта. Потом он забыл о ней. И это оказалось серьезной ошибкой. Именно оттуда и появился Деккер, застав его врасплох. И именно этой дверью он сейчас мог в любой момент воспользоваться снова.
Торопливо, на едином дыхании Амира прошептала ему:
— Чарли, как бы все ни шло плохо, терпи и не теряй надежды. Происходит гораздо больше, чем я могу тебе рассказать. Просто поверь мне, все не так безнадежно, как кажется. Во всяком случае пока. Ты мне веришь?
На сей раз его пожатие было гораздо более сильным, и он почувствовал, что если бы попытался, то мог бы даже кивнуть. Да, он верил ей. Вынужден был верить. Амира стала его единственной надеждой.
