физики меня не пустили к Дау!) Кора, вы должны взять себя в руки, вставайте, одевайтесь и сейчас же со мной поедете в больницу. Там надо навести порядок! Эту Горобец тоже надо вышвырнуть вон из больницы. Попробовал бы кто-нибудь привести девицу к моему Исааку!
— Милая Валя, Дау — не Исаак. Если там Женька с девицами, то мне места нет. Когда Даунька придёт в сознание, он сам меня позовёт. Тогда порядок восстановится сам собою. Мне никому не нужно доказывать, что я жена Ландау. Валечка, скажите, ведь вы врач, есть ли надежда, будет ли он жить?
— Кора, в своём ли вы уме? Так вы не поедете выгонять эту девицу?
— Нет, Валя, я не имею права её выгнать. Только скажите, есть ли надежда на жизнь? Будет Дау жить?
— Надежды нет никакой. Но, Кора, очень нужны деньги. Лившицы очень нецелесообразно тратят ваши деньги, они устраивают несколько раз в сутки банкеты для консилиума и физиков. Все едят зернистую икру ложками. Но ведь там ещё очень многие дежурят: шофёры, медсёстры и разные добровольные дежурные. Все голодны. У больницы нет на это средств. Я решила, что необходимо организовать бутерброды для всех. Денег на это надо немало.
— Валя, я все отдала Леле. У меня нет больше денег.
— Как нет? Тогда возьмите с книжки.
— Да нет, у меня даже сберкнижки нет. Вот 25-го получу за звание и 17-го будет зарплата.
— Кора, в больнице нужны деньги, чтобы кормить людей сегодня, а не завтра. Валя ушла, окинув меня презрительным взглядом, не поверив, что у меня нет денег. А ведь, когда она вошла, я надеялась у неё одолжить денег на обед моему Гарику. Вот какие уроки иногда преподносит жизнь! Надо расплачиваться за те необдуманные поступки, на которые я так легко шла. Все хотела подавить в себе необузданную ревность.
Года два назад у Дау была возлюбленная, некая Гера. Она дружила с Мариной, женой Алиханова. Дау с Герой очень часто заходили к Алихановым (меня поставили в известность друзья). Как-то мне позвонила Марина:
— Кора, моей знакомой надо срочно продать дорогие бриллиантовые серьги. Вы не хотели бы их приобрести? Им цена 60 тысяч.
— Спасибо, Марина. Я как раз ищу такие серьги.
Записав координаты, я обещала съездить посмотреть. Серьги меня не интересовали, но я горела желанием чем угодно насолить этой Гере. Мой замысел удался. С очередного свидания Дау вернулся слишком рано, зашёл ко мне. О, как я ликовала, глядя на не свойственное ему мрачное выражение лица.
— Коруша, какие это бриллианты ты купила?
— Я?
— Да, ты. Причём очень дорогие.
— Так это по звонку Марины. Понимаешь, Дау, я никогда не видела чёрных бриллиантов (это я уже врала), просто хотела съездить посмотреть, а потом решила не беспокоить зря людей. Но почему тебя коснулась пустая телефонная болтовня?
— Всякая ложь мне отвратительна. Гера устроила мне омерзительную сцену. — Гера? А причём здесь Гера?
— Она дружит с Мариной. Вот теперь попробуй доказать, что ты не верблюд. Сейчас я себе была отвратительна. Все это было так мелко. Я была недостойна великодушия моего Дауньки. Вскоре после Вали забежал Шальников:
— Кора, я пришёл по поручению комитета физиков при больнице. Возле Дау дежурят восемь медсестёр. Им ежемесячно надо доплачивать по 50 рублей. Комитету нужны деньги.
— Шурочка, все свои деньги и все деньги из ящика Дау я отдала Лившицам на больницу. У меня просто уже нет денег. Моё состояние ухудшается. Я с трудом встаю. Пожалуйста, оформите через институт на себя доверенность в получении денег за звание. Эти 500 рублей ежемесячно передавайте в больницу доплачивать медсёстрам, тем более вы там же ежемесячно получаете свои деньги за звание.
Шальников оформил доверенность. Зарплата медсёстрам при Дау была обеспечена, но надо что-то продавать. Продавать есть что, но нет сил встать!
14 января 1962 года позвонили из больницы: «Приезжайте с семьёй прощаться. Эту ночь ваш муж не переживёт». Ландау умирает. Я уже не кричала, не рыдала. Только помню полное опустошение и отупение. Все мысли голову покинули, все опустошилось. Вбегает Леля:
— Кора, комитету физиков опять нужны деньги!
Я собрала все свои силы и тихо, не своим голосом ответила так:
— Леля, мне только что сообщили: Дау умирает. Денег у меня больше нет. Есть только Гарик.
Леля выскочила, побежала в институт, всех оповестила:
— Кора сказала: денег комитету физиков она больше не даст, потому что Дау все равно умрёт, а у неё есть Гарик.
Вот какие бывают интеллигентные люди. А я ведь была в дружбе с ней! Вот так, друзья по чёрный день!
Я слышала, как вошёл Гарик, что-то спросил, а на меня навалилась всепоглощающая, невыносимая тяжесть моего существования. Я не могла открыть глаза и пошевельнуться, сказать моему мальчику, что я жива. Не хватало сил. Гарик вызвал «скорую». Меня начали колоть, потом врач сказал, что меня надо немедленно забрать в больницу: давление 60 на 40, и сердце сдаёт.
В моем опустошённом мозгу возникла мысль: «Это они мне в больнице хотят сообщить об уже состоявшейся смерти Дау». «Больница» — это слово наводило ужас:
— Нет, нет. В больницу ни за что! Я не хочу в больницу, у меня нет сил! Умоляю насильно не везите в больницу!
Я беспомощно цеплялась сама не знаю за что. Хотелось верить в надежду на жизнь Дау. Кто-то подошёл и сказал: «Пожалейте сына. Ему будет очень тяжело ухаживать за вами. Вас необходимо госпитализировать».
Приехала моя племянница Майя. Она сказала:
— Кора, ведь Гарик все ночи напролёт проводит у твоей двери.
Бедный мой мальчик. Я этого не знала. Согласилась ехать в больницу.
— Майя, а ты останешься с Гариком?
— Да, останусь.
— Ты только сразу что-нибудь продай. Все деньги из дома у меня забрали Лившицы. Корми Гарика.
— Хорошо. Я все сделаю.
В больнице Академии наук меня уже три дня ждала отдельная комфортабельная палата. Но в ней нет телефона, и я не знаю, что там в больнице № 50. Наступила ночь. В сердце вполз щемящий страх. Все ещё звенят слова: «Надежды больше нет. Ландау умирает». Что-то мешает лежать. Это оказались радионаушники. Я положила их на тумбочку. Вдруг в тишине ночи раздались тихие траурные мелодии. Они неслись с тумбочки из невключенных наушников. Я тщательно завернула их в толстое мохнатое полотенце, запрятала в тумбочку. Но траурные мелодии нарастали. Звуки шли из розетки радиосети. К этой душераздирающей музыке ещё добавился странный шелест бумаги. Открываю глаза: на меня сыпятся газеты, в которых некрологи, некрологи, некрологи! Газеты издают удушливый запах свежей краски. Я начинаю задыхаться, с трудом надеваю халат, цепляясь за стены, открываю дверь в коридор. Там приглушённый свет, запах краски и музыка исчезли. Навстречу идёт медсестра.
— Почему вы не спите?
— Сестричка, милая, где-нибудь на этаже есть городской телефон? — Сейчас глухая ночь. Куда вы будете звонить?
— В больницу № 50. Там дежурный физик снимет трубку. Медсестра привела меня к телефону. Набрав номер, я спросила о состоянии Ландау. Ответили сейчас же: «Улучшений нет». Видно, им там не до сна.
— А Фёдоров у него?
— Да! Фёдоров не отходит от Ландау. Если бы не он, мы давно уже потеряли бы Дау. Кора, я узнал
