– Я ничего не понимаю! – воззвала она жалобно. – Кто такая леди Элинор?
Десмонд оглянулся, смерил ее неприязненным взором и огрызнулся:
– Фамильное привидение! Так что добро пожаловать в Маккол-кастл!
Первое знакомство с Брауни
Макколы были родом из Шотландии. Впрочем, покинули они землю предков так давно, что утратили со своим шотландским прошлым всякую связь, сделавшись истинными англичанами. Величественный замок, поставленный первыми Макколами как военная крепость, был перестроен и теперь больше очаровывал, чем устрашал. Однако привидение леди Элинор издавна прижилось в замке, все перемены и переделки оказались не способны нарушить его зловещего распорядка. Призрак появлялся грозовыми ночами в виде женщины в белом платье с черной вуалью. Невесомо пробежавшись по коридорам, бесплотная леди Элинор с высоты башни, в которой ее содержал жестокосердный супруг и где ее настигла смерть, некоторое время наблюдала пейзаж, расстилавшийся вокруг, а потом исчезала.
– А чего она хочет? – спросила Марина. – Что означают ее прогулки?
Никто не ответил: разговор происходил за ужином, и все сделали вид, что слишком заняты едой. Не ответила и Урсула, которая поведала Марине о призраке: два гневных взгляда, брошенные с двух противоположных концов огромного дубового стола, обильно заставленного снедью, заставили ее опустить голову.
Во главе стола восседал лорд Маккол – Десмонд, на противоположном конце – Джаспер, на которого Марина посматривала с опасливым интересом: ведь он, как и ее дядюшка, живет от имения младшего члена семьи, правда, не будучи его опекуном. Марина хорошо помнила собственного дядю. Неужели и Джаспер таков?
Десмонд принялся рассказывать о своем путешествии в Россию.
– Там есть народы-язычники, не имеющие никакого правительства. Некоторые из них поклоняются какой-нибудь вещи, а другие приносят в жертву какое- нибудь животное. Необыкновенная страна! – говорил Десмонд, и все ахали, а Джаспер сообщил, что Индия и Китай тоже огромные страны и в них тоже живут идолопоклонники.
Марина сидела с приклеенной улыбкой. Конечно, она ничего не видела в жизни, кроме Бахметева, а все же ей казалось, что Десмонд порядочно привирает. Велико было искушение осадить «кузена» и его дядюшку, поведать о русском православии, да ведь с полным ртом о боге не говорят. К тому же уговор дороже денег – они с Десмондом условились соблюдать мир, хотя бы внешне.
Оставив мысли о споре, Марина залюбовалась Джессикой – красивой, изящной, сдержанно-приветливой… Особенно хороши были глаза у англичанки – огромные, голубые, окаймленные чудесными длинными ресницами. К тому же весьма проницательные. Во всяком случае, когда она устремляла взгляд на Марину, той казалось, будто Джессика своими тоненькими беленькими пальчиками ощупывает ее мысли.
Таким был этот ужин, и, похоже, все вздохнули с облегчением, едва он завершился. Однако, когда Джессика, Марина и Урсула встали, мужчины остались за столом и взялись за портвейн. Оказывается, у англичан такой обычай: дамы уходят, а джентльмены остаются за столом и выпивают.
Марина подумала, что они наверняка напьются: уж больно радостно схватил Джаспер бутылку, воскликнув:
– Вино воодушевляет молодость, заставляет благоразумных совершать ошибки, подмешивает желание в кровь!
Будь она женой Десмонда, ей бы обычай не понравился. Выходит, каждый вечер муж изрядно навеселе? Но она не жена ему… то есть жена, но все равно беспокоиться не о чем. Или есть о чем? Она вдруг всерьез задумалась, имеет ли право беспокоиться о Десмонде, и даже не сразу расслышала вопрос Джессики о том, надолго ли мисс Марион прибыла в Англию. Кто такая мисс Марион? Ах да…
– До тридцать первого июля, – ответила она честно.
– Так точно? – холодно улыбнулась Джессика.
Марина пожала плечами. Ей-то очевидно почему, но не скажешь ведь милой девушке: «В этот день лорд Маккол обещал покончить с собой».
– Мы так уговорились с Десмондом, – бросила она неопределенно.
– Прекрасно, – проговорила Джессика, причем лицо ее выражало: «Кошмар, так долго!» – Вы увидите нашу весну и лето. Здесь чудесно, когда распускаются цветы! Англия – страна дождей и туманов, однако Маккол-кастл расположен в особенном месте. В округе идет дождь, а здесь светит солнце…
Урсула, дремавшая в кресле у камина, встрепенулась и воздела сухой палец:
– Леди Элинор! Она вернулась – и проклятие будет снято!
Джессика устало взглянула на нее и проворковала:
– Конечно, тетушка Урсула, леди Элинор нам непременно поможет.
При этом она значительно повела бровями, и Марина сразу почувствовала себя свободнее. То был жест заговорщицы, может быть, союзницы.
– От меня и впрямь чего-то ждут? – спросила она чуть слышно.
Джессика приложила палец к губам, оглянулась.
Урсула откинула голову на спинку кресла. Глаза ее были закрыты.
– Не обращайте внимания, – шепнула Джессика. – Леди Элинор была источником многих бед для семьи, и почему-то считается, будто ее возвращение все исправит. Вы видели портрет? У вас и впрямь есть что-то общее: волосы, глаза, улыбка… Но если бы не Урсула, я бы ничего не заметила: все-таки портрет очень старый, да и леди Элинор была красавица…
Марина мысленно хмыкнула. А Джессика вспыхнула:
– О, ради бога, не подумайте… Я только хотела сказать, что леди Элинор – совсем другой тип, в ней есть что-то величественное, в то время как вы…
«Деревенщина», – с новым приступом обиды продолжила про себя Марина.
– Не обращайте внимания, Марион, – вздохнула Джессика. – Я одичала в замке, среди полубезумных стариков и своих печальных воспоминаний!
– Тогда… почему бы вам не уехать отсюда? – вмиг забыв обиду и исполнясь сочувствия, спросила Марина, но тут же вспомнила о пожаре.
– Уехать… – рассеянно повторила Джессика. – Видите ли, мне и правда некуда идти: ни дома, ни родни. Макколов я знаю с детства, прежний лорд дружил с моим отцом. Хотя, конечно, разница в положении… И все-таки для всех было ясно, что рано или поздно мы с Алистером поженимся. Я смотрела на Маккол-кастл как на свой дом, на Десмонда – как на брата, на его родных – как на своих. Поэтому мне нелегко расстаться с тем, что долгое время составляло содержание всей моей жизни. Состояния у меня нет, а без приданого… Даже думать боюсь, что со мною станется, когда Десмонд вздумает жениться. Едва ли его жена захочет терпеть бедную родственницу!
Очевидно, нечистая совесть Марины была причиной того, что ей почудилось некое напряжение в глубине прозрачных глаз Джессики.
– Едва ли вы засидитесь в приживалках, – простодушно сказала она. – Вы так красивы! Думаю, немало найдется мужчин, готовых взять вас и бесприданницей.
Глаза Джессики налились слезами, и пламя свечей задрожало, заиграло, засверкало, отражаясь в дивных голубых озерах.
– Вы так добры, Марион, – прошептала Джессика. – Дай вам бог счастья.
Она опустила голову, утирая глаза, а Марина вдруг подумала, как все отлично устроилось бы, вернись Десмонд домой один. Он мог бы жениться на Джессике, не свяжи себя узами безумного брака! Впрочем, все еще можно поправить… Конечно, сейчас они как брат и сестра, но со временем… Вспомнился портрет Алистера в галерее. Высокий, почти совсем рыжий, хорошо сложенный, с глазами цвета лазури на добродушном лице. Портрет писался три года назад, когда Алистер унаследовал титул и поместье и был преисполнен энергии, надежд на будущее. Рок, однако, распорядился иначе. Какое горе для всех, кто любил его!
Сознание, что счастье милой, красивой девушки зависит от нее, на миг опьянило Марину. Но еще вопрос, сможет ли Джессика забыть Алистера и полюбить Десмонда. А Десмонд… Ну этот на высокие чувства не способен, у него во всем расчет: обладая немалым состоянием, решился даже на преступление, чтобы прибрать к рукам бахметевские богатства. Небось надеется, что за полгода Марина влюбится в него и захочет остаться его женой? Купленные наряды – первая попытка улестить ее. Не выйдет! И воображение нарисовало дивную картину: Марина приговаривает Десмонда к смерти, и он уже подносит пистолет к виску, а она в последнюю минуту говорит: «Так и быть, я сохраню вам жизнь, если вы женитесь на Джессике». – «Нет! – страстно восклицает Десмонд. – Никакую другую женщину я не смогу назвать своей женой, кроме вас…» Грохот выстрела заглушает его последние слова…
Марина вздрогнула и увидела Десмонда, склонившегося к ней.
– Да вы совсем спите, кузина Марион! И впрямь, день был на редкость тяжелым!
– Кажется, был выстрел? – пробормотала Марина, не вполне очнувшись.
– Пока никто не застрелился, – процедил Десмонд. Улыбка в его глазах растаяла, и Марина поняла: он догадался, о чем она думала. – Просто хлопнула дверь.
Она кивнула, чувствуя себя неловко. Кресло у камина было пустым.
– А где леди Урсула?
– Ее увел Джаспер, – сказала Джессика. – Я провожу вас. В замке легко заблудиться.
Марина схватилась за ее руку, как утопающий хватается за соломинку.
Десмонд пошевелил дрова в камине, поднял голову и посмотрел ей вслед.
…Марина долго ворочалась в постели. Наконец поднялась, зажгла от ночника трехсвечник и принялась ходить по комнате, разглядывая то изящную мебель, то ковер на полу, то восхищенно озирая роспись потолка. Но слабый свет свечей ничего толком рассмотреть не позволил, и Марина уныло побрела в постель. Сна ни в одном глазу! И вдруг она заметила, что в щелку меж штор пробился голубой луч.
Отдернув их, ахнула от восторга, – лесистая долина, расстилающаяся внизу, сплошь залита бледно-голубым светом. А вечером стоял туман.
Марина припала к окну. Она вообще любила луну, хотя в подобные голубые ночи ей не спалось и тревожно билось сердце. Здесь луна была особенно прекрасна: яркая по-зимнему и огромная, как летом, затмевающая все, даже звезды. Очертания замка таинственно темнели в серебряной воде озера, словно луна высветила подводное жилище русалок. Все было проникнуто странной поэзией, ожившей с наступлением ночи. Наверняка такое чудное место часто посещают легкие тени фей, эльфов… и призраков.
Марина зябко передернула плечами. Урсула за ужином немало порассказывала о замке. Оказывается, кроме леди Элинор, здесь бывает еще какой-то старик с деревянной ногой, который изредка появляется из темноты в разгар оживленной беседы, словно спрашивает: «О чем вы говорите?» Потом призрак исчезает, но слышится звук его шагов по каменным лестницам. Самое ужасное, что иногда деревянная нога гуляет сама по себе, но в сопровождении черного кота… Был
