У нее дрожали ноги, когда она вновь приблизилась к Джессике. Но в сраженье бросаясь, назад не смотри! А потому она протянула к лицу пленной Джессики руку, в которой был зажат найденный нож, и подождала, пока полубезумный взгляд той не сосредоточился на нем.
– Ты не убьешь меня! – прокаркала Джессика. – Без меня тебе отсюда не выбраться. Если я умру – ты тоже умрешь.
– Это так, – покладисто согласилась Марина. – А если умру я – умрешь и ты. Только смерть у нас будет разной. Очень разной! Мгновение боли для меня и долгие часы мучений для тебя. В полнейшем одиночестве.
– Ты не решишься убить себя! – запальчиво выкрикнула Джессика.
– Пока мучения не станут невыносимыми, да. А потом… мои мучения прервутся, твои же будут длиться и длиться… – тихо закончила Марина.
Джессика зажмурилась и так резко помотала головой, что ее всклокоченные каштановые кудри заметались по полу:
– Нет! А если хочешь испытать мою стойкость – испытывай!
Марина глубоко вздохнула, моля господа укрепить ее. Вот он, решающий миг!
– Какие у тебя красивые волосы, Джессика, – сказала она тихо. – Какой чудный каштановый цвет.
Джессика замерла.
– Ты слышала, что волосы у умерших людей еще какое-то время продолжают расти? – спросила Марина. – У нас в Бахметеве был один случай. В деревне жила необычайно красивая женщина. Черные глаза и волосы черные… Все знали, что ей уже немало лет, однако мужики на нее заглядывались, но… сторонились. Шел слух, будто она ведьма, которая по ночам обращается в черную кошку. Так ли, нет – никто не знал доподлинно. И вот женщина умерла. Ее похоронили, и начались в деревне всяческие беды. Позвали знахаря, и он сказал: так, мол, и так, люди добрые, все ваши беды от того, что не соблюли старинного завета – не проткнули ведьмино сердце осиновым колом, она после смерти и насылает на вас невзгоды. Тогда деревенские завострили кол осиновый, пошли всем миром на кладбище, отворили ведьмину могилу и…
– И что? – с живейшим интересом спросила Джессика. – Она лежала там как живая, с румянцем на лице? Тление не коснулось ее, да?
– Нет, – взглянула Марина снисходительно. – Лежали в могиле одни кости, ведь семь лет уже миновало. А отросшие волосы… Они были не черные! Не черные, а какие-то не то рыжие, не то русые. Ведьма-то их, оказывается, красила! И вот что я скажу тебе, Джессика… – Марина перевела дух и пустила наконец свою последнюю, заветную стрелу: – Когда-нибудь, через много лет, нас найдут здесь. Мы будем лежать рядом, и ничего не останется от нашей нынешней красоты и молодости. Только волосы. Мои – золотые. И твои – каштановые. Наполовину. А наполовину белобрысые!
Джессика уставилась на нее неподвижными, расширенными глазами. Молчание длилось, длилось… Марине уже показалось, что она промахнулась, и вдруг Джессика забила головой по полу, завертелась… И закричала – так пронзительно, что у Марины зазвенело в ушах:
– Нет! Выпустите меня отсюда! Черный камень нажми и одновременно на третий от него слева! И ногой – на третью плиту! Трижды! Скорее! Не хочу умирать!
Итак, стрела все же нашла свою цель.
31 июля
Черный камень! Об него Марина вчера ногти обломала, смутно чувствуя, что неспроста он вставлен в стену. Надо думать, много лет назад бился возле него и сэр Брайан. Но тщетно. Ведь сколько движений надо проделать, чтобы привести в действие роковой механизм! Черный камень, и третий слева, и третья плита – трижды…
Когда Марина исполняла все это, у нее дрожали руки и подкашивались ноги. А вдруг не сработает… Вдруг Джессика солгала, напутала, в безумии выкрикнула первое, что пришло в голову…
Тихий скрип, раздавшийся в стене, показался ей мелодичней любой музыки. С воплем Марина схватилась за часть стены, которая начала поворачиваться вокруг своей оси, отворяя узкий темный проем, – как вдруг что-то белое, пушистое метнулось ей в ноги, запрыгало, вцепилось когтями в платье, замяукало… А через мгновение – о господи, невозможно поверить! – сильные руки стиснули ее плечи и громкий крик: «Марион!» – потряс ее до глубины души.
Десмонд! Десмонд обнимает ее, и Макбет прыгает вокруг как сумасшедший, взвиваясь в воздух, мягко падая на лапы, и мурлыча, и мяуча, и подвывая.
– Макбет… – пролепетала Марина, не соображая, что говорит, но тотчас всякие мысли исчезли из ее головы, потому что губы Десмонда прижались к ее губам.
– Марион! – Тяжело дыша, Десмонд целовал ее лоб, глаза, снова приникал к губам, лихорадочно ощупывая ее тело, словно желая убедиться: это она, она снова с ним, но никак не мог в это поверить. – Марион! О господи!
– Десмонд, ты нашел меня… – шептала она как в бреду.
– Я чуть не умер… Думал, ты сбежала от меня… ненавидишь… – бессвязно бормотал Десмонд. – Но я не мог поступить иначе, хотел уберечь тебя и во всем соглашался с Джессикой. Я послал Сименса, чтобы он увел тебя из твоей комнаты…
– Сименса? – с трудом собирала разлетавшиеся мысли Марина.
– Да, да! – Он снова покрыл ее лицо тысячей поцелуев. – Неужели ты думаешь, что я мог причинить тебе вред? Да я бы всю кровь по капле отдал за тебя! Только ревность… мучила меня! Я не мог поверить, что ты полюбила меня.
– Я тоже, – изумленно шепнула Марина, с силой обнимая его.
– Только ты, одна ты! – горячечно бормотал он. – Я уже собрался ехать искать тебя в Брайтоне, в Лондоне, в России! Если бы не Макбет… Я думал, он спятил – бросался на стену под картиной, драл ее когтями и кричал так, что волосы становились дыбом. И тогда я впервые разглядел, что нарисовано на той картине, и подумал… Послал Сименса за работниками с ломами и кирками, а сам принялся ощупывать стену – и вдруг ты!
Какая-то пелена затягивала утомленное сознание Марины, для которого оказалась непомерно огромной радость внезапного возвращения от смерти – к жизни, от унылой безнадежности – к любви и счастью… И вдруг ее словно молния пронзила: Джессика!
Она рванулась было из рук Десмонда, но он держал ее крепко.
– Там сэр Брайан, Гвендолин! Они мертвы! И Джессика… – воскликнула она.
– Тоже? – прошептал он.
– Ах нет, она жива, только связана. Я обещала спасти ее, поклялась не бросать…
Марина с трудом выговаривала слова, но Десмонд все понял мгновенно:
– Стой здесь. Не сходи с места, чтобы дверь не закрылась.
Она привалилась к стене, а Десмонд ринулся в роковую комнату и мгновенно выскочил обратно, неся спеленутую Джессику, испускавшую короткие хриплые стоны, очень мало напоминавшие человеческий голос.
Приковылял Сименс и замер, простирая к Марине дрожащие руки:
– Миледи! Какое счастье, миледи! Мы уж и не чаяли видеть вас живой!
Повязка съехала набок, и вид у Сименса был самый разбойничий. Марина только и смогла, что слабо улыбнуться.
Тем временем Десмонд выхватил из-за пояса нож, одним махом разрезал веревки, стягивавшие тело Джессики. Она испустила стон облегчения.
Десмонд стоял над ней, поддерживая Марину, касаясь губами ее волос. Макбет, уже до полного бессилия истомленный суматохою, упал на бок, растянулся во всю длину и слегка высунул язык. Голову кот уронил на туфлю Марины, и та теперь боялась шевельнуть ногой, чтобы не потревожить своего благодетеля.
Джессика, на лицо которой постепенно возвращались краски жизни, приподнялась на локтях, устремив на Десмонда обволакивающий взор.
– Дай мне руку, – шепнула она, и Марину передернуло – это был голос прежней Джессики, слабой, нежной, покорной.
Десмонд не шелохнулся.
Джессика вскочила, а Марина с коротким криком отшатнулась, словно от вставшей на хвост змеи. Но Джессика на нее даже не взглянула.
– Десмонд, – продолжала она умоляюще, – ты должен позволить мне все объяснить.
– Не трудись, – разомкнул он наконец губы. – Я довольно слышал твоей лжи!
Джессика вперила в него мрачный взор и, должно быть, прочла нечто страшное, потому что быстро, испуганно спросила:
– Что ты сделаешь со мной?
– Ни-че-го, – раздельно ответил Десмонд.
Марина вздрогнула, Сименс издал некий протестующий звук, но Десмонд повторил:
– Ничего. Ты уйдешь отсюда живая и невредимая. Какая ни есть, ты моя сестра, и я не хочу оскорбить память нашего отца жестокостью, пусть даже и справедливой. Уходи прочь! Скорее! Одно слово – и я позабуду о том, что у меня есть сестра!
Джессика, прихрамывая, бросилась к лестнице, верно, решив не искушать более судьбу. Но все же не выдержала: обернулась и выкрикнула, безобразно кривя рот:
– Будьте прокляты! Прокляты! Пусть буря и ветер гуляют по замку, покуда не повергнут его в прах!
Рука Десмонда рванулась к оружию, и Джессика стремглав ринулась по ступенькам. Но не успела сделать и двух шагов, как нога у нее подвернулась. Джессика наступила на подол платья, прянула вперед и кубарем покатилась вниз. И осталась лежать неподвижно.
Десмонд, еще крепче прижав к себе Марину, не тронулся с места. Один из лакеев, повинуясь его знаку, сбежал по лестнице, нагнулся – и отпрянул, испуганно вскрикнув:
– Она мертва, милорд!
– Она подавилась своим проклятием, – потрясенно прошептал Десмонд, вздрогнув. В следующую минуту голос его, обращенный к слугам, окреп: – Унесите ее в часовню. И тех несчастных, которых вы нашли за стеной, тоже. Они все будут похоронены в семейном склепе. Сэр Брайан ляжет рядом с Урсулой, Гвендолин – с Алистером, Джессика… Это я решу потом. А сейчас настало время уделить внимание миледи.
Он размашисто зашагал по коридору, подхватив Марину на руки, и она, положив измученную голову на его плечо, успела увидеть на ступеньке лестницы туфлю со стоптанным каблучком.
Десмонд шел так стремительно, что через минуту они оказались возле его комнаты. Плечом толкнув дверь, он вошел – и Марина едва не лишилась чувств от дурманящего запаха дров в пылающем камине, горячего куриного бульона, свежеиспеченного хлеба и лавандовой воды, щедро добавленной в ванну, над которой поднимался пар. Она вдруг так ослабела, что подумала: без горничной ей сегодня, пожалуй, не обойтись. Однако Десмонд не позвал горничную, а
