Словарь по психоанализу

III. Термин «фантазия» широко используется в психоанализе. При этом, к сожалению, остается неясным место обозначаемой им реальности в психике или его топика: непонятно, относится ли фантазирование к сознанию, предсознанию или к бессознательно­му.

Для правильного осмысления фрейдовского понятия Phantasie необходимо разграничить несколько уровней:

1) то, что Фрейд называл «фантазиями», – это прежде всего сны наяву*, сцены, эпизоды, романы, которые субъект сочиняет и рассказывает в состоянии бодрствования. В «Исследованиях истерии» (Studien ьber Hysterie, 1895) Брейер и Фрейд показали распространенность и значение такого фантазирования у истериков и назвали его «бессознательным», т. е. тем, что осуществляется в бессознательном или гипноидном состоянии*.

В «Толковании сновидений» (Die Traumdeutung, 1900) Фрейд все еще описывал фантазии по образу и подобию грез наяву. В его анализе они представали как компромиссные образования, сходные по своей структуре со сном. Эти фантазии или сны наяву возникают в процессе вторичной обработки*, т. е. в период работы сновидения*, теснее всего связанный с бодрствующей деятельностью.

2) Фрейд часто говорил о «бессознательном фантазировании», но это не всегда предполагало четкую метапсихологическую позицию. Иногда он имел в виду сублимирующие предсознательные грезы, которым безотчетно предается субъект (2). В статье «Истерические фантазии и их отношение к бисексуальности» (Hys­terische Phantasien und ihre Beziehung zur Bisexualitдt, 1908) «бессо­знательные» фантазии выступают как прообразы истерических симптомов и описываются в тесной связи со снами наяву.

3) Есть и другой подход, выявляющий тесную связь фан­тазирования с бессознательным. В главе VII «Толкования сновидений» Фрейд утверждал, что некоторые фантазии возникают на уровне бессознательного. Они связаны с бессознательными желаниями и выступают как отправная точка метапсихологического процесса снообразования, причем первый отрезок «пути» к построению сна «…ведет вперед, от бессознательных сцен или фантазий к предсознанию» (1b).

4) Таким образом, в работах Фрейда можно выделить (хотя сам он никогда этого и не делал) различные уровни фантазирования: это уровни сознания, сублимации, бессознательного (Я). Фрейда интересовало прежде всего не разграничение этих уровней само по себе, но скорее разнообразные взаимосвязи между ними:

а) в настоящем сновидении сны наяву, подвергшиеся вторичной обработке, могут оказаться непосредственно связанными с бессо­знательной фантазией как «сердцевиной сна»: «Психоанализ обна­ руживает в ночных сновидениях фантазии, связанные с желанием, которые нередко оказываются буквальным повторением или же измененным вариантом детских сцен; бывает, что внешний облик сна непосредственно указывает на его сердцевину, искаженную примесью другого материала» (3). Так, в работе сновидения фан­тазирование предстает одновременно на двух полюсах: с одной стороны, оно выступает в связи с самыми глубокими бессознатель­ными желаниями, а с другой – подвергается вторичной обработке. Эти два полюса сна или два способа фантазирования здесь воссо­единяются или по крайней мере обнаруживают внутреннюю взаимосвязь и отношения взаимной символизации;

б) Фрейд считает фантазирование той областью, где несложно уловить механизм перехода между различными психическими систе­мами, вытеснение и возврат вытесненного. Фантазии «…вплотную приближаются к сознанию, где пребывают довольно долго —поку­да не получат новую порцию нагрузки; как только эта нагрузка превысит определенный уровень, их немедленно отбрасывает прочь от сознания» (4а);

в) в наиболее развернутом метапсихологическом определении фантазии Фрейд соединяет ее полярно противоположные аспекты: «С одной стороны, фантазии внутренне упорядочены, лишены противоречий, толково используют все преимущества системы со­знания, так что мы вряд ли сможем отличить их от сознательных образований; с другой стороны, они бессознательны и лишены доступа к сознанию. […] Однако именно их источник – бессозна­тельное – определяет их судьбу. Их можно сравнить с метисами – это люди, в общем похожие на белых, однако какие-нибудь особые признаки выдают их цветное происхождение и делают их изгоями общества, лишенными всех привилегий белого человека» (4b).

Представляется поэтому, что фрейдовский подход к фантазиям не только не подчеркивает существенной разницы между бессозна­тельным и сознательным фантазированием, но, напротив, стремится установить между ними переходы и взаимосвязи: «Ясно осознаваемые фантазии извращенцев, которые при благоприятном стечении обстоятельств могут превратиться в поступки, бредовые страхи параноиков, переносящих на других людей собственную враждебность, бессознательные фантазии истериков, раскрываемые психоанализом в симптомах, – все эти образования совпадают по своему содержанию даже в мелочах» (5). Различные продукты .воображения и психопатологические структуры, перечисляемые здесь Фрейдом, едины по содержанию, по способу организации и доступны выявлению независимо от того, сознательны они или бессознательны, выражены ли они в поступках или в мыслях, приняты ли они субъектом на свой счет или же перенесены им на других людей.

Следовательно, в процессе психоаналитического лечения необ­ходимо выявить за такими проявлениями бессознательного, как сны, симптомы, отыгрывание*, навязчивая повторяемость в пове­ дении, лежащие в их основе фантазии. Чем дальше продвигается исследование, тем яснее проступают «отростки» бессознательных фантазмов даже в тех разновидностях поведения, которые, на первый взгляд, никак не связаны с деятельностью воображения и подчиняются лишь требованиям реальности. С этой точки зрения, жизнь субъекта в целом выглядит как модель, приводимая в движение тем, что можно было бы назвать, подчеркивая ее струк­турирующий характер, фантазматикой. Речь здесь идет и в самом деле не только о тематике, пусть даже и весьма своеобразной для каждого отдельного субъекта, но и о собственной динамике фан-тазматических структур, которые ищут самовыражения и доступа в сознание и действие, привлекая для этого каждый раз новый материал.

IV. Фантазия самым тесным образом связана с желанием, о чем свидетельствует термин Фрейда Wunschphantasie («фантазия желания») (6). В чем смысл этого отношения? Как известно, для Фрейда источником желания и его прообразом был опыт удовлет­ворения*'. «Самое первое желание (Wьnschen) есть не что иное, как галлюцинаторная нагрузка воспоминания об удовлетворении» (1с). Означает ли это, что первофантазии в поисках своих галлюцина­торных объектов связаны с первым опытом нарастания и разрядки внутреннего напряжения? Можно ли сказать, что первофантазии направлены на фантазматические объекты подобно тому, как по­требность обращена к реальным объектам?

Отношение между фантазией и желанием представляется нам более сложным. Даже в своих неразвитых формах фантазирование не сводится ни к какой осознанной деятельности субъекта желания:

1) фантазии – даже те, что доступны пересказу в одной фразе, – представляют собой сценарии, зрелища, последователь­ность сцен.

2) Субъект постоянно присутствует в этих сценах; даже в «первосцене»*, где его как будто бы нет, он фактически играет свою роль не только как наблюдатель, но и как участник – например, прерывая родительский коитус.

3) Вовсе не представление объекта становится целью субъекта, но скорее сцена, участником которой он является: в ней, кстати сказать, возможны замены ролей (внимание здесь привлекает преж­де всего фрейдовский анализ фантазма «Ребенка бьют» (Ein Kind wird geschlagen. 1919] со всеми синтаксическими вариациями этой фразы, а также преобразования сексуального фантазма в случае Шребера).

4) Будучи способом выражения желания, фантазия становится также местом зашиты, обеспечивая такие простейшие защитные действия, как обращение на себя*, обращение в свою противопо­ложность*, отрицание*, проекция*.

5) Все эти разновидности защиты неразрывно связаны с пер­вейшей функцией фантазирования и с мизансценой желания, в которой запрет присутствует изначально – даже в самом способе возникновения желания.