Дай-сан

морде. Немигающий пристальный взгляд.

Подрагивают огромные ветвистые рога.

— Где я? — воскликнул Черный Олень.

И тут же:

— Я послал за тобой корабли. О нет!

Долгий, протяжный крик.

— Останови это! Останови!

Голова его вдруг затряслась. Глаза закатились.

— Ты можешь. Ты должен!

Молчание.

Но если и был еще кто-то в их черно-белом мире, он ничем не выдал своего присутствия.

На черных звериных губах Сетсору показалась пена. Он жалобно заскулил. Его ороговевшие руки потянулись к черному ониксовому мечу, только меча почему-то не было.

— Где ты? — позвал Олень и принялся колотить себя по голове, словно на нем была маска, которую он хотел разбить.

— Хватит!

В его голосе зазвучали визгливые, истеричные нотки.

— Хватит уже надо мной издеваться!

Он попятился, отступая от стоящего перед ним существа.

— Я служил тебе верой и правдой. Я загубил столько жизней во имя твое. Что ты сделал со мной теперь? Что ты сделал со мной?

Он цеплялся ороговевшими пальцами за рога. Черные губы дрожали. Он рассмеялся, и смех его был ужасен.

— Сила. Куда она делась, вся сила? Отпусти меня. Отпусти. Забери из этого ада…

Здесь нет богов, Сетсору, раздался его голос, наполненный странной вибрацией. Олень дернулся, словно ужаленный.

И только теперь — в первый раз — всмотрелся в силуэт, застывший перед ним.

— Кто ты, при виде которого сердце мое наполняется страхом?

На этот вопрос я тебе не отвечу, потому что еще не знаю. Я только знаю, кем был когда- то, давным-давно. И все же твой страх — это и мой страх тоже.

—  Правда? — Олень замер на месте, вытянув шею вперед. — Такой тусклый свет. Я плохо вижу тебя.

Он придвинулся поближе.

— Ага! Теперь знаю, я чувствую. Ты из леса. Ты меня выследил, точно зверя…

Не тебя. Другого.

—  Он мне сказал, что ты умер.

Но я здесь.

—  Я сказал, что ты искал меня в лесу. Что пока ты жив, мне не будет покоя. Ты будешь травить меня…

А еще он сказал, что я умер.

—  Он не стал бы мне лгать.

Он уже солгал.

—  Что тебе от меня надо?

Расстояние между ними заметно сократилось, хотя ни тот ни другой как будто не сдвинулись с места.

Чего надо нам друг от друга?

Голова дернулась, широкие ноздри раздулись.

— Мне вообще ничего не надо — только вернуться назад, в лес под Камадо.

Может быть. В свое время.

—  Он был прав. Ты хочешь моей смерти!

Глаза налились бешенством.

Я не сделаю тебе ничего плохого. И подумай — почему?

Сетсору расхохотался:

— Не сможешь!

Они сошлись в битве, в долгом сражении без конца и без смерти. Он понял это мгновенно. Он знал, что должен разрешить эту головоломку. Разрешить во что бы то ни стало. Иначе они ввяжутся в схватку за пределами самого Времени.

Он был напуган, но подавил нарастающий страх — просто отбросил его от себя. Попытался подумать. Главное — не забывать. Если забудешь… провал… пустота… Огромная косматая голова заметалось у него перед глазами.

— Я ничего не боюсь. Я убиваю, и все!

Олень, кажется, снова впадал в истерику. Она захватила его, сдавила. Чтобы уже никогда его не отпустить. Никогда.

Плотная и глубокая темнота опустилась на мир. Ночь, которая не была ночью. Беззвездная и бесконечная. Черное покрывало. Спать. Уснуть. Саван…

Прорыв сквозь трепещущую пелену. Паруса. Наверх. Крики морских птиц. К теплому солнцу. Ушел. Ушел…

Думай!

Неба нет, горизонта нет, нет земли.

Объятые чернотой.

Они бьются друг с другом, падая и поднимаясь опять. Парализующее смятение. Паника истощает силы. Надо взять себя в руки.

Сосредоточиться. Существование сужается до…

Снова — прикосновение страха. Но это уже другой страх. Что-то крадется во тьме, приближается… И он знает, что это.

Запредельное.