— Она находилась под наблюдением.
— Чьим наблюдением?
Джастину потребовалась секунда, чтобы решить, что следует говорить, чего — нет. Обманывать он не умел.
— Полагаю, одного из центров здоровья. В ее поселке. Или в ближайшем городке. Сами видите, я не в курсе. Меня теперь самого удивляет, как много мне удавалось не знать.
— И Ванза умерла, не так ли?
— Она умерла в последнюю ночь пребывания Тессы в больнице, — отвечает Джастин, чуть более эмоционально, чем раньше. — Я провел в палате весь вечер, но Тесса настояла, чтобы я пошел домой и поспал хотя бы несколько часов. То же самое она сказала Гите и Арнольду. Мы по очереди дежурили у нее. Арнольд принес раскладушку. Тесса позвонила мне в четыре утра. По телефону дежурной сестры, в палате его, естественно, не было. Я сразу понял, что она очень огорчена. Более того, в отчаянии. Дело в том, что Тесса никогда не повышала голоса. Ванза исчезла. Младенец тоже. Она проснулась и увидела, что кровать Ванзы пуста, а кроватки младенца нет вовсе. Я помчался в больницу Ухуру. Арнольд и Гита подъехали одновременно со мной. Тесса была безутешна. Казалось, что она потеряла второго ребенка. Втроем нам удалось убедить ее, что теперь выздоравливать лучше дома. Что со смертью Ванзы и исчезновением ребенка в больнице ей оставаться незачем.
— Тесса не видела тела?
— Она пожелала увидеть ее, но ей сказали, что не положено. Ванза умерла, а ее брат увез ребенка в деревню их матери. Больница посчитала вопрос закрытым. Мертвые не интересуют больницы, — добавляет он, вспомнив Гарта.
— Арнольд видел тело?
— Он опоздал. К тому времени тело уже отправили в морг и потеряли.
Глаза Лесли удивленно раскрываются. Роб, сидевший по другую сторону Джастина, наклоняется вперед, хватает диктофон, чтобы убедиться, что в маленьком окошечке движется пленка.
— Потеряли? Тела не теряются! — восклицает Роб.
— Наоборот, я уверен, что для Найроби это обычное дело.
— Как насчет свидетельства о смерти?
— Я могу сказать только то, что узнал от Арнольда и Тессы. Об этом свидетельстве мне ничего не известно. О нем никто не упоминал.
— И никакого вскрытия трупа? — Лесли вновь обрела голос.
— Насколько я знаю, нет.
— К Ванзе в больницу кто-нибудь приходил? Джастин задумывается, потом приходит к выводу, что скрывать тут нечего.
— Ее брат Киоко. Он спал рядом с ней на полу, когда не отгонял от нее мух. И Гита Пирсон обычно подсаживалась к ней, когда приходила навестить Тессу.
— Кто-нибудь еще?
— Белый мужчина-врач. Но я не уверен в этом.
— В том, что он — белый?
— В том, что врач. Белый мужчина в белом халате. Со стетоскопом.
— Один?
Голос Джастина чуть меняется.
— Его сопровождала группа студентов. А может быть, я решил, что они — студенты. Молодые. В белых халатах.
С тремя золотыми пчелками, вышитыми на нагрудном кармане, мог бы добавить он, но осторожность удержала его язык.
— Почему вы говорите, студенты? Тесса называла их студентами?
— Нет.
— Арнольд?
— Арнольд в моем присутствии ничего о них не говорил. Это мое предположение. Молодые ребята.
— А как насчет их руководителя? Врача, как вам показалось. Арнольд что-нибудь о нем говорил?
— Мне — нет. Если его что-то и тревожило, он обращался непосредственно к этому мужчине… со стетоскопом.
— В вашем присутствии?
— Да, но не в пределах слышимости. Скажем, на самом пределе.
Роб и Лесли наклоняются вперед, ловя каждое слово.
— Рассказывайте.
Джастин уже рассказывает. На короткое время он снова с ними заодно. Но осторожность не покидает голоса. Она же читается в его усталых глазах.
— Арнольд отвел мужчину в сторону. За руку. Мужчину со стетоскопом. Они поговорили, как принято у врачей. Очень тихо, не для посторонних ушей.
— На английском?
— По-моему, да. Когда Арнольд говорит на французском или суахили, у него иная мимика, — а когда говорит на английском, мог бы добавить Джастин, едва не срывается на фальцет.
— Опишите его — парня со стетоскопом, — командует Роб.
— Коренастый. Крупный. Полноватый. Неопрятный. Я запомнил замшевые туфли. Мне показалось странным, что врач носит замшевые туфли, уж не знаю почему. Но туфли в памяти остались. И халат, который давно следовало постирать. Замшевые туфли, грязный халат, красное лицо. Прямо-таки представитель шоу-бизнеса. Если б не белый халат, импресарио. — «И три золотые пчелки, выцветшие, но заметные, вышитые на нагрудном кармане, — как у медсестры на постере», — думает Джастин. — Похоже, ему было стыдно, — добавляет он вслух.
— За что?
— За его присутствие там. За то, что он делает.
— Почему вы так говорите?
— Он не решался посмотреть на Тессу. На нас. Смотрел куда угодно, только не на нас.
— Цвет волос?
— Светлый. Возможно, рыжеватый. По лицу чувствовалось, что он пьет. Вы его знаете? У Тессы он вызывал острое любопытство.
— Борода? Усы?
— Чисто выбрит. Нет. Как минимум однодневная щетина. Золотистого цвета. Тесса неоднократно спрашивала, как его зовут. Он так и не ответил.
Роб вновь напирает на него.
— Как они говорили? — спрашивает он. — Спорили? Дружелюбно беседовали? Или собирались пригласить друг друга на ленч? Ваши впечатления.
Осторожность возвращается. «Я ничего не слышал. Только видел».
— Арнольд то ли протестовал, то ли упрекал. Врач отрицал. У меня создалось ощущение… — Он выдерживает паузу, подбирая слова. «Никому не доверяй, — наказывала ему Тесса. — Никому, кроме Гиты и Арнольда. Обещай мне». Он обещал. — Мне показалось, что они не в первый раз расходились во мнениях. Что я стал свидетелем спора, который длился достаточно долго. Об этом я подумал позже. Чувствовалось, что в каких-то вопросах они занимают прямо противоположные позиции.
— Получается, вы много об этом думали.
— Да. Да, думал, — сразу же соглашается Джастин. — И вроде бы английский — неродной язык врача.
— Но вы не обсуждали этого с Арнольдом и Тессой?
— Когда мужчина ушел, Арнольд вернулся к кровати Тессы, посчитал ей пульс, что-то сказал на ухо.
— Вы опять ничего не слышали?
