– Тигриные когти – удар по глазам.
– Забудьте, – коротко ответил сержант. – Во всяком случае, для нападения не годится. Вы слишком раскрываетесь. Перейдем к удушающим приемам. Все эти приемы проводятся сзади, если вы помните. Отгибаете голову назад – вот так, рукой зажимаете горло – вот так, и жмете. – Лоу бросил взгляд через плечо. – Потрудитесь, пожалуйста, смотреть сюда. Я это делаю не для собственной забавы… Ладно, если вы и без меня все знаете, давайте-ка покажите нам несколько бросков!
Лейзер вскочил, они сцепились и какое-то время топтались на месте: каждый ждал, когда другой подставится. Затем Лоу отпрянул назад, Лейзер, теряя равновесие, начал падать, а Лоу ударил его по затылку так, что Лейзер грохнулся лицом на мат.
– Здорово вы растянулись, – сказал с усмешкой Лоу, и в тот же момент Лейзер набросился на него, зверски выкрутил ему руку и бросил его с такой силой, что его маленькое тело шлепнулось о мат, как птица о лобовое стекло автомобиля.
– Боритесь по правилам, – потребовал Лейзер, – не то вам крепко достанется!
– Никогда не опирайтесь на противника, – коротко ответил Лоу. – И умейте владеть собой в спортивном зале.
Он крикнул Эйвери:
– Теперь ваш черед, сэр, разомните его немного.
Эйвери поднялся, снял пиджак и стал ждать, когда Лейзер подойдет к нему. Он почувствовал железную хватку Лейзера и хрупкость своего тела. Он попробовал схватить Лейзера за предплечья, но его руки были слишком маленькие, попробовал вырваться, но Лейзер крепко держал его, упершись головой ему в подбородок, Эйвери вдыхал запах лосьона для волос. Потом к его лицу прижалась влажная, чуть щетинистая щека Лейзера. На Эйвери давило худое, жилистое тело, распаленное жаром борьбы. Переместив руки Лейзеру на грудь, он попробовал отстраниться. Он вложил в это отчаянное усилие всю свою энергию, стремясь вырваться из удушающих объятий. Ему удалось немного отодвинуться, и тут их глаза встретились – может быть, впервые с того момента, как они сцепились, – и на искаженном от напряжения лице Лейзера появилась улыбка, его хватка стала ослабевать.
Лоу подошел к Холдейну:
– Он иностранец, да?
– Поляк. Какое у вас впечатление?
– Я бы сказал, что в свое время он был прекрасным бойцом. Отчаянный парень. Хорошо сложен. Несмотря на возраст, в приличной форме.
– Понятно.
– А вы сами как поживаете, сэр? Все хорошо, надеюсь?
– Да, спасибо.
– Я рад. Все-таки двадцать лет прошло. Удивительно. Детишки уже подросли.
– Знаете, у меня нет детей.
– Я про своих.
– А-а.
– Из старой команды кого видите? Как там мистер Смайли?
– Мы с ним не общаемся. В принципе я человек необщительный. Позвольте с вами рассчитаться.
Лоу стоял почти по стойке «смирно», когда Холдейн отсчитал деньги: на транспорт, жалованье, тридцать семь фунтов шесть пенсов за нож, двадцать два шиллинга за плоские металлические ножны с выбрасывающей пружинкой. Лоу составил счет и подписал «С. Л.», по соображениям безопасности.
– Нож достался мне по себестоимости, – пояснил он. – Через спортивный клуб. –Казалось, он гордился этим.
* * *
Холдейн дал Лейзеру плащ и резиновые сапоги, и Лейзер с Эйвери отправились на прогулку. Они доехали почти до Хедингтона на втором этаже автобуса.
– Что произошло сегодня утром? – спросил Эйвери.
– Я думал, мы просто дурачились. А он взял и швырнул меня на мат.
– Значит, он помнит нас?
– Конечно, только непонятно, зачем мне делать больно.
– Он не хотел.
– Да все в порядке.
У него по-прежнему был огорченный вид. Они вышли на конечной остановке и зашагали под дождем. Эйвери сказал:
– Наверно, дело в том, что он не из Департамента, поэтому он вам неприятен.
Лейзер рассмеялся и взял Эйвери под руку. Дождь струился по пустой улице, капли падали им на лица и стекали за воротник. Эйвери плотнее прижал к себе руку Лейзера, и они оба продолжали прогулку в хорошем настроении, не обращая внимания на дождь, ступая по самым глубоким лужам.
– Джон, а капитан доволен?
– Очень. Он считает, что все идет прекрасно. Скоро мы перейдем к радиоделу, разные элементарные вещи. А завтра должен приехать Джек Джонсон.
– Знаете, Джон, ко мне возвращаются былые навыки – стрельба и прочее. Я еще что-то помню. – Он улыбнулся. – Даже старый автоматический браунинг тридцать восьмого калибра.
– Девятимиллиметровый. Вы отлично справляетесь. Просто здорово. Так сказал капитан.
– Неужели капитан и впрямь так сказал?
– Конечно. И в Лондон сообщил. Там тоже довольны. Нас только немного беспокоит, что вы слишком…
– Что слишком?
– Что в вас слишком легко узнать англичанина.
Лейзер рассмеялся:
– Ну, об этом не надо беспокоиться.
Эйвери чувствовал, что в том месте, где Лейзер держал его под руку, было тепло и сухо.
* * *
Утро они посвятили шифрам. Инструктором был Холдейн. Он принес лоскутки шелка, исписанные шифром, с которым предстояло работать Лейзеру, и таблицу, приклеенную к листу картона для перевода букв в цифры. Он установил таблицу на камине, эаткнул ее за мраморные часы, и стал инструктировать их в стиле Леклерка, но без работы на публику. Эйвери и Лейзер сидели за столом с карандашами в руках и под руководством Холдейна постепенно превращали текст в набор цифр в соответствии с таблицей, потом меняли цифры на другие, которые брали с лоскутков шелка, и наконец обратно переводили их в буквы. Это занятие требовало не столько сосредоточенности, как прилежания; Лейзер нервничал от старания и делал частые ошибки.
– Давайте проверим, сколько времени у нас уйдет на кодирование двадцати групп, – сказал Холдейн и продиктовал с листа сообщение из одиннадцати слов, подписанное Мотыль. – Со следующей недели вы должны будете обходиться без таблицы. Я положу ее вам в комнату, чтобы вы выучили ее наизусть. Начали!
Он нажал кнопку секундомера и отошел к окну. Лейзер с Эйвери начали лихорадочно работать за столом, почти одновременно бормоча и набрасывая простейшие расчеты на бумаге. Эйвери чувствовал растущую суетливость Лейзера, он слышал его тяжелые вздохи, приглушенные проклятия, яростный шорох ластика. Эйвери замедлил работу и поглядел через плечо Лейзера – кончик его карандаша был мокрым. Не произнеся ни слова, молча он заменил листок Лейзера своим. Может быть, Холдейн и не заметил ничего, хотя в этот момент он обернулся.
* * *
Уже в самом начале стало ясно, что Лейзер смотрит на Холдейна, как больной на доктора, как грешник на священника. Было что-то неестественное в том, что он черпал силы от такого болезненного человека.
Холдейн делал вид, что не замечает его. Он упрямо придерживался своих привычек: ежедневно
