Опыт изрядный, и все равно – начиная новую книгу, робеешь, мнешься, как в первый раз, и каждая кажется последней и самой-самой. Легче, когда вспоминаешь, что один автор может написать лишь одну Книгу, поделенную на сколько угодно книжечек, книжищ, книженций, книговин…
…Вот и
Хвататься будут как за спасательный круг. Пиши так, чтобы легко можно было примагнититься, ухватиться за любую страницу: сразу чтобы душа согревалась, высвечивалась и на плаву по житейским волнам влеклась к Берегу, тому самому…
Писатель-спасатель, нужны и такие.
Я встал в этот негустой ряд неуклюже, не помышляя о том и не ведая; понял, что делаю, только когда пошла обратная связь – письма читателей. Кто-то прочел – выздоровел, кто-то после прочтения помирился с собой, отказался от намерения покинуть сей мир, нашел, зачем жить…
Спасательных целей не ставил, нет, просто так получалось: врач не хотел уступать место писателю, писатель – врачу…
Примиритель-психолог подсуетился исподволь и тоже не собирался поначалу никого вытаскивать из болот, ему бы понять что-нибудь хоть в себе…
Главный тут все же, наверное, он,
В прежних книгах собеседники у меня бывали разные: то коллеги, то журналисты, то читатели, то пациенты, то просто люди-человеки, когда реальные, когда срисованные с прототипов.
Все это только самая малая часть из того общения, которое веду на приеме, на всяческих встречах, в работе и в переписке. Бесчисленные беседы звучат внутри, как симфония, исполняемая необозримым оркестром; сказать, что в книгах я разговариваю с воображаемым собеседником, значит ничего не сказать –
Но если автор намерен – а я намерен – представить своего Сверхсобеседника в книге, то для читателя у него, как и у самого автора, обязательно должно быть лицо определенное и узнаваемое, личность со своим жизненным опытом и характером, своей силой и слабостью, с заблуждениями и завихрениями…
Только в ком-то живом, конкретном читатель имеет надежду узнать себя.
Кого же пригласить на сей раз?
Наверное, тех, кто приобщен, с того боку или другого, к практическому человекознанию; кто посвящен в тайну душевного многоцветия; кто знает, что такое рай, ад и чистилище, не только по себе и по книгам, но и по живому опыту других…
Важно, чтобы собеседники были людьми разными и в то же время достаточно совместимыми, как попутчики в путешествии.
Путь предстоит нам долгий – дальнее плавание в Океан Настроений, к тому самому берегу…
Ольга Викторовна Катенкова (ОК), журналист с университетским образованием. Родилась в одной из среднеазиатских республик, около трех лет прожила в США, ныне москвичка
Согласно анкете, заполненной ею самой: возраст – неразборчивый между 26 и…; темперамент – сангвиняческий (sic![1] – ВЛ); характер – сноубордический; склад ума – эротический; семейное положение – оставляет желать худшего; не любит – долгов, жлобов, слякоть, холод, зануд; любит – одного человека, жирафов, солнце, мышей, танцевать, называться Олей.
Дмитрий Сергеевич Кстонов (ДС), мой коллега и соавтор, знакомый читателям «Искусства быть Другим», «Нестандартного ребенка», «Семейных войн». Врач-психотерапевт и психолог- практик.
Согласно анкете: возраст – непреклонный; темперамент – меланхолерический (sic! – ВЛ); характер – периодический; склад ума – апокалипсический; семейное положение – эпизодическое; не любит – говорить правду, но приходится; любит – врать, но редко себе позволяет.
Беседовать втроем или вдвоем в разных сочетаниях. Спрашивать друг друга и отвечать, впопад или невпопад. Рассказывать о себе и не о себе. Читать приходящие письма, обдумывать, делиться мыслями по поводу и не по поводу, составлять ответы. Вести прием и писать о нем…
Да, мы еще практикуем, и Дмитрий Сергеевич, и я; иногда работаем и на пару, как в прежние времена. А Оля, хоть и не психотерапевт, опыт групповых тренингов и сопроводительной психологической поддержки имеет.
Но ведь читатель разный: кому подай точную информацию, кому тонкую интонацию, кому личную консультацию прямо здесь и сейчас.
