– Слушай, отстань. Считай это своей творческой неудачей.
– Да? А кто оплатит мои расходы?
– Слушай, ну отстань, отстань, отстань от меня!!! – закричала Яна. – Мне так плохо! Понимаешь, она умерла! И ты, гад, к этому причастен! И я тоже!
– Как «умерла»? – ошарашенно спросил другой конец провода.
– Так! Проглотила килограмм таблеток, словно это был арахис в шоколаде, и умерла! И поэтому ты мне, гад, больше не звони! – Яна бросила трубку. Но не успела она устроиться на диване и снова предаться слезам, как в комнату влетела разъяренная Катерина, схватила ее за плечи и начала трясти.
– Как ты могла, как ты могла так поступить с Оксаной! – кричала Катя. – Твой приятель шантажировал ее!
Неожиданно для себя Катя размахнулась и залепила Яне сочную пощечину. Та мягко повалилась на диван и заревела в голос.
– Катенька, только папе не говори, – выла она, оставляя на кремовой обивке следы помады и румян, – я идиотка, я не думала, что все так обернется, мне так плохо теперь! Я виновата в ее смерти! О-о- о!
Вопли Яны были столь натуральны, и она уже пыталась пробить головой спинку дивана (впрочем, очень мягкую), что Катя снова поверила ей.
– Какая же ты гадкая, Яна! К тебе притрагиваться противно!
– Мне самой противно. Только папе не говори, хорошо? Не скажешь? Прошу тебя!
Дикий рев постепенно сжался до нервных всхлипов. Яна терла глаза руками. Катя опустилась рядом на диван.
– Кретинка я, – раскаивалась Яна. Амплуа трагической актрисы подходило ей как нельзя лучше. – Природный феномен. Родители нормальные, я уродина. Может быть, я все гадости делаю от скуки? С кем только не переспала! Пью всякую гадость, курю… – Яна вошла во вкус и уже с удовольствием перечисляла свои пороки, заглядывая в Катины глаза с желанием шокировать ее как можно сильнее. – С кем я только не спала, Кэт! Ты даже вообразить себе не можешь. А мне шестнадцать. Да я на тебя смотрю как на грудного ребенка!
– Ты сама себя не любишь.
– Как это? – удивилась Яна. – Я люблю только себя, папу и маму.
– Ерунда. Если бы ты себя любила, то не стала бы пить всякую гадость, курить и… Ну, это самое.
– Это и называется «себя любить»? – снова удивилась Яна. – Сидеть, как ты, над учебниками, не общаться с мужиками, пить только кока-колу?
– Во всяком случае, не издеваться над собой. Тебе шестнадцать, ты выглядишь на двадцать пять.
– Зато ты сама невинность, нежный персик! – оскорбилась Яна. – Я классно выгляжу. А ты тоже себя не любишь. Вставать в шесть утра и драить чужие унитазы – какое удовольствие!
– Я не всю жизнь буду чистить ваши унитазы, – обиделась Катерина. – У меня есть будущее.
– Точно. Я знаю, о чем ты мечтаешь. Получить высокооплачиваемую работу, приодеться, выйти замуж за богатого. Но только чтобы всего этого добиться, придется расстаться со своей чистотой и невинностью. Никуда ты не денешься, пожертвуешь своей любовью к себе и будешь напряженно эксплуатировать ту часть организма, которую я эксплуатирую просто от скуки. Ради будущего, которого ты ждешь со слюнями на губах, придется отказаться от своей порядочности. Станешь такой же стервой, как и я. Я делаю гадости от скуки, а ты будешь их делать, чтобы зубами вырвать свое розовое будущее. Вот так!
«Что за глупости, – рассерженно подумала Катя. – Почему они все говорят об одном и том же? Ведь не спал же Олег Кириллович со своей уникальной секретаршей, не оказывала ведь она ему интимных услуг в перерыве между обсуждениями контрактов? Ну почему я обязательно должна буду измениться? Почему я должна становиться тварью, чтобы добиться своей цели? Нет».
– Кэт, ну ладно. – Слезы на глазах Яны высохли, пока она наставляла домработницу на истинный путь. – Не говори отцу, хорошо? Про мою причастность к этим фотографиям. Ведь Оксану все равно не вернешь, а он меня возненавидит. Он ее любил.
Олег Кириллович осторожно закрыл рояль и прислушался. Струны еще хранили звук только что сыгранной прелюдии. В прихожей негромко хлопнула дверь. Вернулась из магазина Катерина.
Теперь на ней лежала ответственность за состояние холодильника. Кате доставляло немыслимое удовольствие сочинять список необходимых продуктов, а потом тратить выданные Олегом деньги. К сожалению, для семьи из трех человек пакеты с покупками получались не особенно тяжелыми.
Олег вышел в прихожую. Румяная с мороза Катерина, свежая и юная, совместно с фруктово- овощным натюрмортом, выглядывавшим из пакетов, составляла очень соблазнительную картину. Позади нее маячил водитель Саша, которого Олег Кириллович тут же за ненадобностью отправил домой. Приняв у Саши сумки, он отнес их на кухню и вывалил на стол вздрагивающую нежно-розовую свиную ляжку, запечатанный в полиэтилен ростбиф, два ананаса, персики, яблоки, сине-зеленую бутыль немецкой минералки и множество других аппетитных вещей.
– Ну, Катюша, смотрю, ты порезвилась вволю, – крикнул Олег в сторону прихожей, ощущая непривычное желание немедленно вонзить зубы во что-нибудь вкусное.
– Сейчас я отдам вам сдачу, – сказала Катя, появляясь в дверях.
– Можешь не отдавать.
– Ну конечно, – возразила Катерина. Тон, которым она теперь разговаривала с Олегом Кирилловичем, значительно отличался от испуганного шепота в первые месяцы ее работы в доме Бергов. Чувствуя постоянное тепло, которое исходило в ее сторону от босса, Катюша тут же осмелела и почти обнаглела, как это свойственно всем женщинам, заметившим, что они нравятся. Кроме того, после смерти Оксаны Олег Кириллович напоминал потерянного и несчастного мальчишку, и материнское чувство тут же внесло в ее речь покровительственные интонации. Хозяин дома нисколько не сопротивлялся. Впрочем, Катя никогда не позволяла себе фамильярности.
– Мороз тебе к лицу, – заметил Олег Кириллович, – у тебя такие щечки.
Катя сосредоточенно распределяла принесенную пищу на полочках холодильника.
– Послезавтра Яна улетает в Америку. К своей маме.
Катя встрепенулась:
– Как? Так быстро? Почему же вы раньше не сказали?
– А что это меняет? – Олег Кириллович перехватил ярко-желтое яблоко и в секунду разделался с ним.
– Ну как же! Я ведь не могу жить с вами вдвоем в квартире! Это… это неправильно!
– Прелестно! – возмутился Олег Кириллович. – А кто же будет кормить меня завтраком, обедом и ужином? Кто будет обо мне, несчастном, всеми покинутом, заботиться?
– Вы никогда не приезжаете на обед.
– Я исправлюсь, Катя, – серьезно пообещал Олег Кириллович. – Мы будем жить с тобой, как Обломов и Агафья.
– Ну спасибо! Во-первых, вы не Обломов, а даже наоборот, для вас лежать на диване в бездействии невозможно. А я не собираюсь вечно оставаться в домработницах.
– А чем у них дело кончилось? Поженились? – задумался Олег. – Не помню, хоть убей.
Катя тоже задумалась. Когда проходили в школе Обломова, она лежала с гриппом, и до книги Гончарова руки так и не дошли. Она посмотрела на Олега Кирилловича. Он уже сидел за кухонным столом, боком к холодильнику и Катерине, и грыз новое яблоко. Катю охватило желание обнять его за шею и прижаться щекой к волосам. Это желание настигало ее не впервые. Олег Кириллович несравненно больше времени стал проводить дома. И женский инстинкт подсказывал, что он не удивится и не отпрянет. Катя нерешительно подошла к столу, взяла бутылку кетчупа, вернулась к холодильнику. Нет, страшно. Ее тянуло к Олегу Кирилловичу как магнитом.
– Да, наверное, поженились, – рассуждал он, похрустывая яблоком. – Катя, не бросай меня,
