(слова Адамовича А.: /неразборчиво/ '...это в Чернобыле...')
Да, в самом Чернобыле загрязнение.
(слова Адамовича А.: '...а люди в Чернобыле ещё семь дней жили...')
Где-то после 2-го мая их начали выселять.
Но в итоге я должен сказать, таким образом. Эвакуация, порядок эвакуации, неважно из Припяти или из Чернобыля, был проведен таким образом, что (это вам лучше ИЛЬИН скажет или медики другие) в общем, среди населения, которое не работало на станции (вот так, просто жило), ни одного человека, хоть сколько ни будь пострадавшего, за счет замедления, там хоть на сутки, эвакуации - не было. Другое дело. Очень многие жители, которые потом, спустя 6-7 дней пили молоко...
(слова Адамовича А.: 'Где?')
Ну где-то, скажем, от коров, которые...
(слова Адамовича А.: 'В Чернобыле?... /неразборчиво/)
В Чернобыле, под Чернобылем, в Вашей Белоруссии, где угодно. Вот понимаете? Да? То есть, ну, ведь сначала выпал йод. Потом коровки скушали травку эту с йодом. Понимаете? Потом дали нам молочко, когда их потом подоили. И вот у тех, кто выпил йод: и у дети, в достаточно большом количестве, у них, на щитовидную железу были больший нагрузки. Но внешнего облучение или каких-то воздействий, так сказать, на тех людей, которых эвакуировали. Вот этого - ничего не было.
Но, возвращаясь к Припяти, вот я говорю: 26 апреля, ночью, в 11 часов, было принято решение о том, что на следующий день будет эвакуировать население, а передо мною и моими коллегами стала задача - что же делать? Что же делать?
(слова Адамовича А. 'Простите, а вот была первая комиссия, наверное тут же звонила. Не при Вас звонил ЩЕРБИНА в Москву? Не докладывал там ГОРБАЧЁВУ и прочим, ну, вот, ну, - обстановку?'.)
Значит, на постоянной связи вот в этот день и в последующие дни связь была с Николаем Ивановичем РЫЖКОВЫМ и Владимиром Ивановичем ДОЛГИХ. Вот с ними была связь. Непрерывная, постоянная и так далее. На сколько я представляю себе, но это в пределах моей компетенции, Михаил Сергеевич ГОРБАЧЁВ, ну я с ним разговаривал три раза. И первый раз с ним...
(слова Адамовича А.: 'Ну, вот интересно, какой разговор у Вас с ним был?)
Я наверное Вам не скажу, потому что...
(слова Адамовича А.: 'Не буду записывать...')
Или скажу. Так вот, не для записи, но для человеческого понимания. Вот значит. Вот я, первый звонок его услышал (когда со ЩЕРБИНОЙ работал я не разу не слышал разговора его с ГОРБАЧЁВЫМ. Был он или не был, - не знаю просто, не буду врать), а когда ЩЕРБИНУ приехал СИЛАЕВ сменил, а меня оставили, вся комиссия, первый состав, уехали.
(слова Адамовича А.: /неразборчивы/)
Меня оставили. Меня оставил. Сначала, первый раз, меня оставил и СИДОРЕНКО, - ЩЕРБИНА попросил остаться. Потом меня вызвали на заседание Политбюро 5 мая. Там я докладывал ситуацию. Потом СИЛАЕВ позвонил ГОРБАЧЁВУ сам - потребовал меня обратно - и меня, прямо по дороге, схватили и снова, после Политбюро, - туда опять отправили, но это уже такие личные вещи.
Так вот. Перед Политбюро, перед 5-м мая, когда уже ЩЕРБИНА уехал, а СИЛАЕВ появился, это было 3-го или 4-го мая, вот я слышал первый звонок ГОРБАЧЁВА, значит, СИЛАЕВУ и его разговор с ним.
Это первое.
Были ли разговоры ГОРБАЧЁВА с ЩЕРБИНОЙ ? Мне кажется, - не было. Мне кажется - ни одного разговора в первые дни - не было, мне так кажется. Ну, может я ошибаюсь.
И, по-моему, первый звонок ГОРБАЧЁВА был именно СИЛАЕВУ где-то после майских праздников, там 3-го - 4-го мая. И уже, второй, третий, четвертый звонки - уже разговаривал я с Михаилом Сергеевичем, разговаривал один раз ВЕЛИХОВ с ним, в моём присутствии, по обстановке. Это вот было. А так, на постоянной связи постоянно РЫЖКОВ и ДОЛГИХ. Вот они, так сказать, такую связь осуществляли.
(слова Адамовича А.: /слабо, плохо разборчиво/ 'Ну а о чём ГОРБАЧЁВ спрашивал Вас... рассказывал...' /неразборчиво/')
Не, я выключаю сво...(запись прервана)
...Директор ЧАЭС был в шоке, от начала до конца.
(слова Адамовича А.: /неразборчивы/)
Я увидел его в первый день как приехал туда. БРЮХАНОВ - его фамилия, директора станции. И последний раз я его видел на заседании Политбюро 14 июля, когда рассматривались причина аварии Чернобыльской. Прямо там его и спрашивали. И он был всё время в шоке. Он никаких разумных действий и слов произнести не мог. Поэтому, это вот, - он был в шоке. Что он из себя как личность представляет и почему он там был в шоке, но он был там недееспособный человек.
В то же время, скажем, растерянный был ШАШАРИН - первый заместитель Министра энергетики, которому тогда станция подчинялась, он был растерян и потому, что для него ситуация была, как Вам сказать, ну вот, не запланированная, - не известно как в ней себя вести, и он всё время к нам обращался за помощью, - как себя вести. Но действовал - исключительно энергично и самоотверженно.
И всё таки я Вам закончу - все эти мои манипуляции, что бы, так сказать (о них там много ходит разговоров), логика, что бы Вам просто была понятна логика принятых, в конце-концов решений.
Логика принятых решений была следующая. Ну, скажем ввести какой-то компонент который бы за счет химической энергии тепло отбирал и превращаясь (ну, скажем как мы кипятим там чайник) тепло отбирал и так далее.
Сначала я предложил для этого дела забросить железную дробь:
- во-первых, она бы и расплавилась бы и на её плавление ушло бы достаточное количество энергии;
- во-вторых, к металлическим конструкциям теплопроводность бы обеспечилась и тогда металлические конструкции стали бы на воздух быстрее тепло отводить.
Но та железная дробь, которая обнаружилась на станции, - она была заражена радиоактивностью поэтому её в вертолёты грузить было невозможно, во-первых. Во-вторых, при тех высоких температурах, которые мы намеряли, в некоторых точках, процесс был бы обратным: железо стало бы окисляться и температура стала бы повышаться (понимаете?) ещё больше.
(слова Адамовича А. /неразборчивы/)
Поэтому этот, значит, вариант - отпал.
Появился свинец для тех отметок где температура была относительно низкая: там 200, 300, 400 градусов. Вот там бы он расплавлялся, энергию брал бы на себя, и ещё - был бы защитным экраном, в какой-то степени, ну и в то же самое время - теплопроводящий всё таки элемент был бы какой-то.
Причём мы считали даже так, что он будет частично испаряться. В высоких зонах охлаждаться, и опять стекать. Вот как, знаете, в холодильниках, такая фреоновая циркуляция будет. Это будет способствовать теплообмену. Так, наверное, и происходило.
Я повторяю, потом было много разговоров о свинцовых, этих самых, отравлениях. Но вот сейчас мне готовят точную справку анализов всех почв: и в 30-ти километровой зоне, и дальше от неё. Всё, что пока мне дали - никаких отличий от Москвы там или Минска или чего-то ещё. Свинец есть везде, но тот которых из выхлопных газов автомобилей выходит у нас (понимаете?). Превышений нету. И в людях медики ни разу ни у одного человека, непосредственно работающего там, никаких следов свинца не обнаружили. Это разговоры досужие. Хотя они такие распространенные очень сильно были.
Доломит бросали мы туда - это магний-ЦО-три, такое вещество. Оно разлагалось то же. Температуру на себя забирало и разлагалось на магний-О и ЦО-2. ЦО-2, значит, доступ кислорода уменьшал, как при пожаротушении (понимаете?). А магний-О, из всех керамик - это самая, такая, теплопроводящая керамика, то же тепло проводила.
Ну и, наконец, песок - он играл роль железа только без окисления. Если температура высокая, то он плавился и забирал энергию на себя. Песок играл роль двойную: с одной стороны он плавился, и мы плав его нашли. А на плавление уходила энергии реактора. Он отнимал энергию от реактора, что бы там уран не расплавился.
И, кроме того, глину мы добавляли что бы просто фильтровала. Что бы частицы радиоактивные которые выходили она бы отфильтровывала. Что бы частицы радиоактивные отфильтровывались этим
