— Ого, тепленький… ты, кажется, кого-то унюхал и зафиксировал. Ну-ка, что там за новенькие секреты у проклятых империалистов.
Рука его неожиданно точным и совершенно трезвым движением повернула ручку прослушивания записи. Из динамика раздал ровный шум чистой ленты. Колькино разочарование было великовато даже для пьяного, и он уставился на меня, не мигая своими серенькими глазками.
— На дурку нарвался, пустышку записал, вот и стер, чтобы не позориться. Но тебя-то не проведешь, я вижу.
Он ухмыльнулся.
— Эт-то точно, нас, королей эфира, не проведешь. Ладно, я иду в табакерку, ты меня не видел, я тебя не слышал, Пока.
Он ушел, а я еще пяток минут приводил нервы в порядок. Версия, которую я выдал Кольке, была абсолютно правдоподобна — американцы часто запускали в эфир магнитофонную запись большой активности где-нибудь на одной из своих авиабаз и пока мы радостно писали километры пленки «ценной» информации, где-то в другом месте проходила настоящая подготовка очередного налета или еще какой- нибудь пакости. Не сразу, но мы научились распознавать эту «липу», правда, для этого иногда требовалось всего полчаса, а иногда можно было купиться часа на два. Такие «оплошности» мы старались не выносить за пределы нашего маленького коллектива, и ничего особенного в расспросах Кольки не было, но уж как-то сразу он обратил внимание на теплый магнитофон. Блестящая советская электроника, базирующаяся на радиолампах еще пятидесятых годов, увы, выдала меня. Ничего вроде бы необычного, но для пьяного такая наблюдательность… А-а-а, нервы все это, случайность, не более.
«Табакеркой»у нас называлась кладовка, где мы хранили наши запасы сигарет. После того, как кончилась завезенная заранее «Прима» какой то расторопный чиновник снабдил нас целым грузовиком «Кэмела», как-то попавшем в руки вьетнамцев. Мы этому обрадовались вдвойне — и сигареты не в пример «Приме», да и в наших же интересах была такая замена. Что, скажем, должен думать офицер ихней сраной контрразведки, обнаружив, например, километрах в двадцати от Сайгона окурок «Примы»? Ничего хорошего, а вот окурок «Кэмела»— и ему и ежу понятно. Все довольны и счастливы.
Я перегнал запись на старенький трофейный «Сони», потом подумал и убрал из записи последние слова Командира. Его подставлять не стоило. Стандартную ленту я начисто размагнитил и теперь сам Господь не смог бы узнать, что на ней было до этого. Теперь оставалось подумать, как спрятать этот динамит и решить, для чего он вообще нужен. Спрятать было просто — я разобрал кассету, разорвал и крепко помял часть чистой пленки, она приобрела вид нуждающейся в ремонте, и потому вряд ли кто-то мог случайно всунуть ее в маг и прослушать. Но это была временная мера, если начнут искать круто — найдут. Но все это дело весьма туманного будущего и я отправился досыпать.
Сон был тяжелым из-за дикой духоты и совершенно расстроенной нервной системы — это же надо столько свалиться на мою бедную голову в один день. Зато полкан думал по другому и решил устроить для нас маленький праздник — собрал нас в большой комнате, бывшей когда-то школьным актовым залом, и закатил нам часовую речугу о том, какие мы тут молодцы-храбрецы, как нами гордится Родина и Партия, как важно для нас узнать все пакостные секреты этих противных янки и их гнусных приспешников, а потому Родина и Вьетнам награждает некоторых из нас высокими правительственными наградами. К величайшему моему удивлению мне досталось аж две: «За боевые заслуги»и какой-то там орден вьетнамский не то сломанного, не то найденного меча. Выяснить точнее не удалось, так как награды, пояснил полкан, будут нам вручены после возвращения в Союз. Но все равно было чертовски приятно, как будто эти железки уже позвякивали у нас на груди. Среди ребят началось негласное обсуждение, где и как обмыть такое событие, тем более что полкан продолжил свою речугу, а мне как на грех, именно в тот момент, когда он распинался о высочайшей бдительности, ибо вражеская разведка и прочая агентура не дремлет, захотелось сбегать до ветру, о чем я благодушно и спросил разрешения. Полкан на мгновение заткнулся, ребята тоже (чтобы не ржать), а я спокойно выскользнул за дверь. У меня от силы, было, минут семь-восемь. Замок в комнате Командира не представлял никакого затруднения даже для зачуханого домушника, и он поддался моей самодельной отмычке через минуту, еще полминуты у меня ушло, чтобы забрать из-под кровати Командира мою радио закладку, которую я там «забыл», когда рассыпал свой любимый «Кэмел», еще пара минут мне потребовались для визита в туалет. От этих переживаний желудок и мочевой пузырь тоже расстроились и требовали свое. В клозете меня и застал в «позе орла» Серега, которого полкан послал проверить, не провалился ли я часом в «очко» (унитазов вьетнамцы почему-то не любили). Такая забота меня просто растрогала, и я покорно поплелся обратно в зал дослушивать полкана, который даже не взглянул на меня, когда я скромненько пристроился неподалеку от двери…
Воскресенье, с 2 до 5 часов утра, территория базы.
Не мог заснуть перед заданием, хоть тресни, лупал глазами, считал слонов, жирафов, тараканов — не помогло. Где вы, великие психологи и психиатры, которые гарантировали, что научили нас спать в любых условиях. Может в другой раз я, и уснул бы хоть ненадолго, но последние события здорово на меня подействовали. Не каждый день по твою душу приезжают аж из Москвы, да еще с такими подарочками.
Я взглянул на светящийся циферблат «командирских»— 2 часа, до рассвета с ума можно сойти. Ребята сопели во все дырки и мой тихий уход в коридор никого не потревожил. Закурить я не решался, чтобы не вызвать нездоровых ассоциаций и ноги автоматически повели меня к родимой радиорубке — посижу с Колькой, пошарю по «кефиру»…
Бетонные ступени лестницы приятно холодили босые пятки, и я шел нарочито медленно, продлевая удовольствие и потому совершенно бесшумно. Но на последнем этаже пол был обычный, деревянный и те (я сразу засек, что шли двое) шли тоже почти бесшумно, если бы не едва слышное поскрипывание рассохшихся досок. Кажется, не мне одному не спиться… Желание тащиться в радиорубку у меня сразу пропало.
Только я услышал знакомый звук набора шифра и тихое клацанье запора. Свет от дежурной синей лампочки на секунду сделал черноту в коридоре призрачной и исчез. Раз люди с такими предосторожностями заходят туда, куда им не положено, значит не стоит их уведомлять, что я их видел — меньше знаешь, крепче спишь. Только вот со сном загвоздка, теперь мне уже совсем расхотелось спать. Я присел на ступеньки лестницы, ведущей на чердак, и почувствовал запах сигареты — пролетом выше кто-то недавно курил. Стараясь ступать еще тише, стал подниматься вверх по ступеням, прижимаясь спиной к стене. Огонек окурка описал дугу и рассыпался искрами на верхней площадке. Я пригнулся и правильно сделал — кто-то бросился на меня сверху и, судя по завихрениям воздуха, здоровенный кулак скользнул по мой макушке и врезался в стену. Поняв, что промахнулся, неизвестный издал понятное в таких случаях хрюканье от боли, не стал повторять попытку и промчался по лестнице вниз и остановился на этаже, где располагалась радиостанция и замер, ожидая меня.
Мне спешить было некуда и вовсе не хотелось, чтобы второй раз он не промазал. И что все так хочется врезать мне именно по голове? Она и так у меня не очень, а если стучать по ней регулярно, так ва-ааще! Пока я лихорадочно соображал, на этаже вспыхнул свет, и мой противник рванул вниз, не дожидаясь меня. Свет потух через пару секунд так же неожиданно, как и включился. Времени у меня было в обрез. Я сделал тот же маневр и, стараясь все-таки двигаться осторожно, почти бегом рванул к своей комнате и снова забрался под противомоскитную сетку на родной коечке. Все эти чудеса в решете меня начали тревожить всерьез — жили себе спокойно, лазили к «южакам», таскали, что плохо или хорошо лежит, и горя себе не знали, так нет же, какие-то тайны Мадридского двора начались…
Куда девался мой таинственный соперник, непонятно — я был на жилом этаже двумя-тремя секундами позже его, а ни одна дверь не скрипнула. Стало быть, он рванул ниже? А там что? Кладовки, подсобки, кухня, столовка и прочая дребедень. До утра он там сидеть не будет. Стало быть, успел раньше меня залечь в свою кровать, но в какую и зачем ему надо было сидеть в темноте? Ждал меня? Это вряд ли, кто мог знать, что меня потянет в путешествие по этажам этой ночью? Чепуха какая-то бессмысленная. Случайность? Может, может…
Ребята от сопения перешли к сольному храпу, причем никто из троих моих соседей по комнате не
