– Оля…
– Не утешай. Нет необходимости. Просто хочется побыть одной, вот и все…
Глава пятая
Чертик из табакерки
Абрек брел по узенькой лесной тропинке, временами наклоняя голову и лениво ухватывая пучок особенно сочной травы. Ольга давно бросила поводья, погрузившись не то чтобы в раздумья – о чем тут лишний раз думать?! – скорее уж в некую отрешенность. Не то чтобы печаль лежала на сердце – просто- напросто некий кусочек жизни оказался вдруг вырван и навсегда отброшен прочь, настолько неожиданно все переменилось, что привыкнуть было трудно, и это мучило. Если считать…
Абрек вдруг взвился на дыбы так, что она едва удержалась в седле и правая нога упустила стремя – а в следующий миг несколько рук грубо стащили ее с коня и бесцеремонно бросили наземь. Дыхание на миг перехватило. Она услышала удалявшийся топот копыт, судя по звукам, Абрек галопом уносился прочь.
Лежа на земле – вокруг маячили чьи-то ноги в простых мужицких шароварах и сапогах, – она схватилась за пояс, но пистолета там, конечно же, не оказалось, Ольга его сегодня с собой не брала, потому что собиралась исключительно на свидание, а не в рискованные странствия по чащобе…
– Ага! – громко сказал кто-то с видимым облегчением и расхохотался. – Нету пистоля, как бог свят! Сегодня не начудесит…
– Паскуда, – ответил второй голос с неподдельной злобой. – За ноги бы привязать к двум березам да деревца-то и отпустить со всем усердием…
– Цыц, шантрапа! – вмешался кто-то властным тоном командира. И продолжал с несомненной иронией: – Как ни учишь вас, сиволапых, галантерейному обхождению, а вы, все одно, как будто снова в хлеву коровам хвосты крутите… Это кто ж так поступает с благородной барышней? На земле лежать оставили, да еще пугаете всякими ужасами… С такими ножками делать можно что угодно, только не к березам их привязывать… Помогите барышне подняться, да не грубо, а с обхождением, черти б вас в лесу о гнилой пень приложили…
Сразу несколько рук вцепились в девушку и подняли на ноги в тщетных попытках изобразить требуемое «обхождение». Она затравленно озиралась. Вокруг толпилось человек семь, на вид – мужики мужиками, вот только за поясами у всех ножи и пистолеты, иногда дорогие, от лучших мастеров, а у двух в руках ружья, опять-таки не убогие мужицкие. Физиономии были самые что ни на есть продувные, мирным крестьянам не свойственные. Она уже начинала кое-что понимать, но верить не хотелось…
Перед ней, расставив ноги в начищенных сапогах, стоял обладатель ироничного голоса. На деревенского мужичка он походил мало: щеголял в поддевке из тонкого сукна, красная рубаха перехвачена широким поясом, на который, несомненно, пошла дорогая кружевная шаль, за пояс заткнуты кухенрейтеровский пистолет и широкий, прямой охотничий кинжал в ножнах, обтянутых синим бархатом с серебряными накладками. Через плечо у него вдобавок к имевшемуся арсеналу висела кавалерийская сабля образца, состоявшего и сейчас на вооружении (Ольга, выросшая в доме генерала, обладавшего большой библиотекой на всевозможные батальные темы, в оружии разбиралась неплохо.)
Субъект этот, довольно молодой, был чернявым и горбоносым, как цыган, и в левом ухе у него болталась тяжелая золотая серьга с крупным изумрудом – определенно дамская. Казака изображал из себя, надо понимать…
Тот, что стоял справа, бесцеремонно протянул руку, качнул корявым указательным пальцем сережку в ухе Ольги и удовлетворенно осклабился:
– А камешек-то – брыльянт!
– Дура ты, братец, уж прости на худом слове, – сказал чернявый. – Настоящий брильянт – это сама барышня и есть. Вы нас, барышня, не извольте опасаться, казак красотку не обидит, а по крайности непременно сначала согласья спросит…
Остальные так и грохнули. Ольга бросила быстрый взгляд по сторонам, но так и не увидела возможностей для бегства – Абрека и след простыл, нападавшие плотно ее обступили, не вырваться. Тут и гадать не стоит, это, конечно же…
– Васька Бес? – спросила она, глядя в глаза чернявому.
Он ухмыльнулся, блеснув великолепными зубами, без нужды поправил саблю жестом, который наверняка считал картинным.
– Кому Бес, а кому и Василий Лукич… А вас, милая барышня, Ольгой Ивановной кличут?
– И что с того? – спросила Ольга, по-прежнему глядя ему в глаза и стараясь не выказывать испуга. – Извольте объяснить, отчего такое нахальство…
– Фу-ты, ну-ты! – расхохотался тот, что трогал сережку. – Княгиня, ага! Того гляди, на конюшню отошлет…
– Ну какое нахальство, Ольга Ивановна? – с невозмутимым и невинным видом пожал плечами Бес. – Это не нахальство, а, можно сказать, закон ремесла. По должности полагается. Коли уж мы разбойнички, как-то испокон веков и положено господ прохожих и проезжающих без церемоний брать за шкирку да избавлять от всего лишнего…
– Вынуждена вас разочаровать, – в тон ему ответила Ольга. – При мне ни денег, ни драгоценностей, разве что сережки… Можете снять, если уж так приспичило.
– Что снять, а что оставить, я уже сам разберусь, – заверил Бес, окинув девушку взглядом, который ей крайне не понравился. – Может, сначала развлечемся приятной беседой? – он протянул руку, потеребил рукав Ольгиного кафтанчика. – Приметная одежка, и конь приметный… Это не вы ль вчера, милая барышня, и с пистолета ночью палили, да так ловко, что человека до смерти застрелили? Хороший был человек, можно сказать, моя правая рука, так что отсекли вы мне правую рученьку, в переносном смысле выражаясь… Нехорошо, ай, нехорошо, а еще барышня из приличного дома… Совесть не мучает?
– С какой стати? – Ольга вскинула голову. – Я вас не просила за мной гнаться… и уж тем более палить по мне из ружей.
– Да где ж по тебе, – угрюмо сказал один. – Я по коню целил, не бреши…
– А какая разница?
– А я-то думаю, что за стрелок лихой попался, – продолжал Бес. – А это Ольга Ивановна изволили пистолетом окаянствовать. Нехорошо…
– Что вам нужно? – резко бросила она, стараясь не поддаваться страху.
– Да что ты, атаман, с ней церемонии разводишь? – нетерпеливо рявкнул кто-то. – Такого парня загубила, тварюшка мелкая… До печенки ей ножичком дотянуться, вот и весь сказ…
– Только приголубить сначала, – поддержал другой, столь же неприязненный голос. – Чего добру пропадать? А потом, конечно, можно и ножичком пошарить меж ребрышек…
Бес, чуть повернув голову, сказал непререкаемым тоном:
– Если какая неотесанная скотина еще раз вмешается в беседу мою с благородной барышней, так о березу шваркну, что всякая охота пропадет невоспитанность показывать…
Отставив ногу в начищенном сапоге, он полез в карман, извлек овальную табакерку, всю в разноцветных эмалях, подцепил двумя пальцами понюшку табаку и сосредоточенно, едва ли не священнодействуя, зарядил обе ноздри. Постоял, будто прислушиваясь к чему-то, потом его лицо исказила гримаса, и он оглушительно, с удовольствием чихнул. Несмотря на нехорошую серьезность ситуации, Ольга не сводила глаз с табакерки – интересно, правда или все же врут?
– Любопытствуете? – усмехнулся Бес, перехватив ее взгляд.
– Любопытствую, – сказала Ольга.
Может быть, тянуть время, насколько удастся? По окрестностям рассыпалась многочисленная охота, всякое может случиться, места вокруг все же не самые глухие…
– Многие любопытствуют, – сказал Бес.
– А все же, правду говорят или врут?
– Про что?
– Ну, что в табакерке у вас не один только табачок…
– Так вам все и выложи, Ольга Ивановна…
Ольга нашла в себе достаточно хладнокровия, чтобы улыбнуться разбойничку обворожительным образом:
– Неужели не расскажете, если я душевно попрошу?
– Это как же это – душевно?
– Так вам все и выложи, Василий Лукич… – сказала Ольга кокетливо, повторяя его слова и интонацию. – Ну что, расскажете?
Все же мужчины, к какому бы сословию ни принадлежали, скроены на одну колодку – под ее лукавым взглядом Бес глупо ухмыльнулся, приосанился и, придвинувшись, сказал с неуклюжей грацией деревенского волокиты:
– Давайте, коли любопытствуете, договоримся…
Пора! Момент представлялся как нельзя более удачным – в окружавшем ее кольце возникла брешь, один из разбойников, глядя, как атаман любезничает с пленницей, неодобрительно крякнул и отвернулся, отступил на шаг, его сосед тоже смотрел в сторону с выражением неописуемой скуки на лице…
Ольга рванулась меж ними в сторону чащобы…
И кубарем полетела наземь, сбитая чьей-то подножкой, больно ушибла плечо. Медленно поднялась, вся в пятнах от сочной травы, стряхнула землю и прошлогодние сосновые иголки. К ней придвинулись с двух сторон и цепко ухватили за локти.
– Ай-яй-яй, Ольга Ивановна, – сказал Бес удрученно. – Только у нас с вами наладилась доверительная беседа, как захотели вы нас бесповоротно покинуть… Нет уж, извольте задержаться.
– Что вам нужно? – спросила Ольга, оставив попытки усыпить его бдительность мнимым кокетством.
– Хорошие вопросы задаете, правильные… Вы глазками-то не сверкайте и строптивую лошадку из себя не изображайте, – с ласковой угрозой посоветовал Бес. – И не таких обламывали…
Ольга глянула на него в упор уже без всякого дружелюбия:
– А вы не боитесь, что князь вас по сучьям развесит, не прибегая к полицейской помощи?
– Чтобы повесить, барышня, надо сначала изловить, – без всякой видимой злобы сказал Бес. – А это у княжеских егерей что-то неуклюже получается…
Вокруг захохотали. Бес, держа свою табакерку в сложенной ковшиком ладони, поглаживал ее пальцами другой руки так любовно, прямо-таки завороженно, что Ольга поневоле начинала верить россказням.
– Да и то сказать, – продолжал он с деланным безразличием. – Повесят нас, если, конечно, повесят, когда-нибудь потом… а вы, барышня, пока что у нас
