Глухой вздох пронесся по комнате. Напряжение росло. Вместо лица у лежащей белой фигуры была плоская маска, и с нее лениво стекали огромные полиповидные капли. Впечатление, что обе фигуры сделаны из белого коралла или камня, рассеялось – казалось, что они вылеплены из тягучей, густой, похожей на застывающее стекло массы. Голова девушки клонилась назад и коснулась шевелившейся как бы под каким- то необычайно замедленным дуновением ветра белой веточки, на которой висела белая ягодка. Затем обе головы снова миллиметр за миллиметром начали сближаться, и, хотя они двигались в границах нескольких сантиметров, это передвижение хорошо было видно, видны были и плавные движения торсов, можно было подумать, что фигуры дышат. А потом снова две белые головы стали отходить друг от друга, но на этот раз вещество, та белая масса, из которой они были сделаны, застыло, и между медленно удалявшимися друг от друга лицами повисли тонкие, рвущиеся перемычки – клейкие нити, которые, лопаясь, скручивались в маленькие шарики и медленно поглощались поверхностью масок, заменявших скульптурам лица. Зашевелились и ступни ног, а ладонь девушки, белая, гибкая, переместилась с затылка юноши на шею – и опять, уже в третий раз, головы нежно коснулись друг друга, как в поцелуе, – это движение было настолько естественным, что в зале кто-то вскрикнул.
Дождь черных линий прошел по экрану, потом на сером фоне замелькали какие-то черные пятна, некоторое время пустой экран ярко блестел в потоке света, идущего от киноаппарата, но потом погас и в комнате зажглись лампы.
– Прошу всех в зал! – пригласил профессор, первым поднимаясь с кресла. Он был бледен, как и все, кто находился в комнате, хотя профессор, наверное, уже видел эту картину, может быть, не один раз.
– Никогда в жизни не мог бы представить себе что-то более ужасное и в то же время более непонятное, чем это, – проговорил какой-то мужчина, столкнувшись с Мауреллом, не торопившимся уходить. Постепенно кинозал пустел. Из кинобудки вышел доктор Терманн, он был без пиджака, в одной рубашке. На лбу у него блестели капельки пота.
– Ты видел. Ежи? – спросил он Маурелла, беря его под руку.
Маурелл кивнул головой.
– А профессор… Что он говорит об этом?
– Ничего. По крайней мере мне ничего не говорил. Пойдем, уже начинают!
В зале все уже уселись, и для Терманна и Маурелла не оказалось мест, поэтому они стали у тяжелой бархатной портьеры серо-зеленого цвета. Что-то коснулось плеча Маурелла, он оглянулся, это был всего- навсего кончик золотистого шнура портьеры.
– Здесь, – говорил Виннель, который снова стоял у стола в глубине зала, – лежат все данные, какие нам удалось добыть: фотографии, результаты измерений, анализов и так далее. Прежде чем приступить к ознакомлению с этими материалами, обработка которых, несмотря на всю их фрагментарность, займет недели, я хотел бы, коллеги, сообщить вам содержание телефонограммы, которую только что получил из Баварии…
По залу прошел шорох.
– Эта телеграмма от доктора Монеггера, который занят исследованиями в Баварии возле Обераммергау и к которому я обратился по телеграфу немедленно по получении сообщения о приземлении второго шара. Гм, гм, – захмыкал профессор, читая про себя первую фразу, а вслух сказал: – Да… так вот что он сообщает: «Тело неземного происхождения упало в восемь часов сорок две минуты по местному времени», то есть раньше, чем наше, – уточнил профессор, глядя в зал поверх очков, – «и его полет в атмосфере был замечен компетентными наблюдателями – местной метеорологической станцией; в это время они производили измерение силы ветра, и ими было установлено, что летящее тело – огненный болид. Тело это появилось на северо-востоке, описало дугу на небосводе и упало на юго-западе, вне поля зрения наблюдателей». Это во-первых, – прибавил от себя Виннель, – и дальше: «Тело, замеченное…» и так далее «упало на участке, принадлежащем крестьянину, по имени Юрген Поль, срезав непосредственно перед столкновением с землей верхушку старой липы, росшей в ста шестнадцати метрах от северного угла дома. Хозяйственные постройки состоят из…»
– И если вся телеграмма так составлена, придется вам, коллега, читать ее до утра, – бросил толстый мужчина из второго ряда кресел. Кто-то засмеялся, все зашикали на него.
– Это пишет немец, – ответил Виннель и, не поднимая глаз, продолжал: – Гм, да, итак, м-м… «… Тело пробило насквозь крышу свинарника, который сразу же запылал, и врезалось в землю в тридцати восьми метрах от свинарника, в точке, расположенной на…» Ну, да не об этом речь. Как вытекает из вышеизложенного, траектория полета тела была тангенциальной, а угол падения… Я опускаю здесь абзац относительно вычисления кривой полета, – кашлянув, произнес Виннель и принялся читать дальше: – «В точке приземления образовалась воронка правильной концентрической формы и тут же повалил дым, сначала черный, затем грязно-серый, желто-лимонно-серый, белесый и, наконец, снежно-белый. Дым поднялся на высоту, определяемую в…» Это опустим. Так, дальше следует описание пожара в усадьбе; все сгорело, люди спаслись, погибло пять свиней, в том числе два поросенка…
– Какой породы? – спросил остроумный толстяк, но никто не обратил внимания на его остроту.
– Две курицы… гусь… так. Дальше идет: «Место падения находилось под непосредственным наблюдением отряда скаутов, их лагерь был разбит в четырехстах восьмидесяти метрах у ручья» – и так далее, и так далее, – нетерпеливо повторял профессор, пробегая глазами листки и откладывая их один за другим. – Ну, наконец! Итак, что говорят эти скауты… сначала тут характеристика каждого, с точки зрения степени доверия, которого каждый из них заслуживает, ага, вот здесь: «Когда дым рассеялся, можно было заметить…» – прошу прощения, я не сказал, что наблюдение велось с расстояния почти полкилометра, но у двоих ребят имелись бинокли, – итак: «…можно было заметить блестящий шар, переливающийся всеми цветами радуги, который поднимался из земли все выше и выше, раздаваясь при этом пропорционально и в стороны, словно его надували… это длилось больше часа. За это время к шару прибыли наблюдатели с метеорологической станции и случайные прохожие… пожарные тем временем тушили пожар…», так… «был расставлен полицейский кордон…» Ну, а теперь о содержимом этой колбы! – оповестил приподнято Виннель, он облизнул пересохшие губы и начал медленно читать: – «Содержимое…» ага… «состоящее из матовой, белой, как обожженная кость, массы неизвестного состава и консистенции…» – наблюдение затруднено отложением туманного слоя, что-то вроде последовательных напластований – центральное ядро и три слоя, края которых в некоторых местах сливаются, их описание дается для большей ясности отдельно…
– Ясность изумительная, – снова не выдержал толстяк в светлом костюме.
– «…части тел одного поросенка и свиноматки плюс фрагмент как бы вырезанной и реконструированной во всех чертах стены свинарника… полное изображение второй свиньи… постепенно переходящее в фигуры двух кур… над этой двуфрагментной группой, приблизительно на семьдесят сантиметров выше, в стекловидной массе имеется изображение из аналогичной белой субстанции маленькой птички с распростертыми крыльями, по всей видимости, синицы. Представляется вероятным, что птица непосредственно перед моментом приземления тела находилась над местом падения, так как вблизи находились…», – тут какие-то орнитологические наблюдения, не существенные для нас. Таким образом – это все, что я хотел зачитать, вам, коллеги, – проговорил в заключение Виннель и положил бумагу на стол.
– И что дальше? – раздался голос из глубины зала.
– Именно этот вопрос я хотел поставить перед вами, уважаемые коллеги, – ответил Виннель. – Наша храбрая армия имеет на это готовый ответ, до атомной бомбы включительно. Боюсь, что это стекло не выдержит цепной реакции урана, как оно выдержало орудийный обстрел.
– Неужели это правда? – раздался вопрос из зала.
– Да, бронебойные снаряды – это снаряды литые, без заряда – рикошетировали от поверхности шара. Несколько снарядов было найдено. Разумеется, никто из ученых не имел возможности даже посмотреть на них. Ну, да бог с ними! Так вот – проблема не разрешена. Конечно, имеется ряд догадок, но говорить о них публично еще рано. На основе изучения этих двух событий вырисовывается следующая картина: данные тела обладают способностью создавать внутри себя изображения вещей, существ, предметов, которые находились вблизи в момент столкновения их с землей. Возникает ряд вопросов: как это происходит? Прилетает ли тело готовым к получению таких изображений или способность к этому возникает лишь после некоторого подготовительного процесса? Ну, и прежде всего: к чему все это?
