– Здесь.
Я указал на свой карман.
– Положи.
– Почему? – возразил я.
Во мне росла антипатия к этому человеку. Он нагло мне тыкал, а кроме того, я откуда-то знал его, и это не было приятное воспоминание.
– Это я принес ее сюда сверху, – заявил я, чтобы подчеркнуть свои права.
Я с вызовом ждал ответа, но он встал, повернулся ко мне спиной, выпрямился, потянулся всем телом и стал сладко, с изощренной медлительностью почесывать спину, потом взял щетку с полки над ванной и принялся чистить брюки.
– Виу! – буркнул он, не глядя на меня.
– Что? – спросил я.
– Не морочь мне голову, говори или уходи.
– Что я должен говорить?
Его, похоже, озадачили мои слова, ибо он прекратил попытки оттереть грязь с манжет брюк и исподлобья глянул на меня.
– Давай, – сказал он. Затем протянул ко мне руку. – Ну? Чего ты так смотришь? Давай, не бойся.
– Я вас вовсе не боюсь, – ответил я и положил бритву ему на ладонь. Он подбросил ее вверх, поймал и задумчиво посмотрел на меня.
– Меня? – проговорил он. – С чего бы это?..
Он повесил пиджак на ручку двери, заправил вокруг шеи полотенце и принялся намыливать лицо. Я постоял некоторое время позади него, сделал несколько шагов туда-обратно и наконец уселся на край ванны. Он не говорил ни слова, словно был один.
Его спина была знакома мне вроде бы лучше, нежели лицо, которое изменила растительность. Я наклонился и тогда заметил тонкий, сложенный в петлю ремешок, который высовывался из-под ванны. От неожиданности я даже вскочил на ноги. Ну конечно, это был шпион с фотоаппаратом! Я с трудом расслабил мышцы, сел и какое-то время ждал, когда он заговорит. 'Подослан, – думал я. – Подослан, чтобы… Чтобы что? Увидим… Сейчас он за меня возьмется'.
Молчание затянулось, стало неприятным.
Я хотел пустить воду в ванну, мне нужен был этот шум, но это могло выдать мою слабость. Я касался пола только мысками ног, и, как это нередко бывает в таком неудобном положении, левая нога у меня начала трястись, и тряслась все сильнее и сильнее, пока не впала в некий свойственный ей самой ритм.
– Вы… давно? – спросил я словно бы нехотя, глядя ему в спину.
В зеркале были видны намыленные щеки, глаз его я не видел. 'Ответит, когда дойдет до уха', – решил я. От уха он, однако, перешел к подбородку, а я так и не услышал ни слова.
– Вы давно здесь? – спросил я еще раз.
– Дальше, – сказал он, не прекращая скрести под подбородком.
– Что – дальше? – спросил я, сбитый с толку, но он не соизволил даже ответить. Склонившись над умывальником, он небрежно споласкивал лицо.
Водяные брызги долетели даже до меня.
– Осторожнее. Вы брызгаете, – сказал я.
– Тебе это не нравится? Так можешь идти.
– Я здесь обосновался первым.
Он одним глазом глянул из-под складок полотенца.
– О? В самом деле?
– Да.
Он швырнул полотенце на пол и, протянув руку за пиджаком, бросил мне:
– Обед был?
– Не знаю.
– Впрочем, сегодня без мяса, – пробормотал он так, словно обращался сам к себе. Затем поправил одежду, отряхнул рукав и, подтянув штаны, добавил: – Хоть бы картошки жареной дали, а то наверняка снова каша. Вечно эта каша. Жареного бы чего-нибудь, чтоб им пусто было, попробовать.
Затем мельком посмотрел на меня.
– Ну, ты начинаешь, или как? А то я пойду.
– Что я должен начинать?
– Не прикидывайся. Старо.
– Я не прикидываюсь. Это вы прикидываетесь.
– Я? – удивился он. – В чем, например?
– Вы знаете, в чем.
– Так можно без конца, – рассудил он неохотно. Потом внимательно присмотрелся ко мне. У меня не осталось никаких сомнений. Последний раз я его видел, когда он фотографировал секретные документы в сейфе.
– Штатник? – медленно произнес он. – А почему? Очередь на мундирники, да?
– Какой штатник?
Он подошел ближе и посмотрел на мою ногу. Она заинтересовала его.
– Стукач, – решил он наконец.
– Что? Кто?
– Ты!
– Я? Может, вы будете, наконец, говорить вразумительно? Никакой я не штатник и не стукач.
– Нет? Тогда откуда ты? Из выплюйницы?
– Какая выплюйница?
– Тогда откуда? Из ниоткуда? И чего ты хочешь?
– Ничего. Это вы чего-то хотите.
– Да-а?
Он прошелся два раза по ванной от стены к стене, засунув руки в карманы, от двери искоса посмотрел на меня, наконец остановился и сказал:
– Ну, хорошо, хватит. Допустим, что я ошибся. А ты не шифролаз случайно?
– Нет.
– Сороковуха?
– Я не знаю, о чем вы говорите.
Он протяжно свистнул.
– Ладно. Не верю, но ладно. Мне-то что за дело? Ну, лезь сам в дерьмо. Так, говоришь, ты миссийщик?
Я колебался, не зная, что сказать.
– Я не вполне понимаю, о чем вы говорите, – начал я, – но если речь идет о моей миссии…
– Та-а-ак, – протянул он. – Инструкцию получил?
– Получил, но…
– Испарилась?
– Да. Вы, может, знаете, что…
– Погоди.
Он наклонился, достал из-под ванны фотоаппарат в футляре и, усаживаясь осторожно на биде, извлек из-под крышки футляра бисквит.
– Мясной рулет с обеда, – пояснил он с полным ртом. Несколько крошек упало ему на грудь. – Занимаюсь самопожертвованием, как видишь. Хочешь, значит, знать, что тут делается?
– Хочу.
– Священник был?
– Был.
