личности, ибо эти черты в какой-то мере противоречат друг другу. Можно было бы предположить, что здесь должно быть выравнивание, подобное тому, которое наблюдается при совмещении педантических и демонстративных черт характера. Следует, однако, подчеркнуть, что в последнем случае речь шла о противопоставлении в одной и той же психической сфере. Что же касается черт характера возбудимых и педантичных личностей, то их следует, напротив, отнести к различным функциональным сферам. Решение вопроса о том, способен ли человек на быстрые или лишь на медленные психические реакции, относится к гораздо более высокой психической сфере, чем вопрос, поддается ли данное лицо своим влечениям или нет. Однако известная осторожность акцентуированной личности в принятии решения может сказаться и в торможении тех действий, на которые толкает влечение; человек с таким сочетанием акцентуаций отличается большим самообладанием, самоконтролем. Наблюдения, сделанные в нашем психотерапевтическом отделении, подтверждают такое предположение.
В других случаях черты того и другого характера сосуществуют, не взаимодействуя. В результате в некоторых случаях черты одного характера активизируются, а другого – вообще ничем себя не проявляют. Особенно часто этот разобщенный тип реакции встречается у подростков, т. е. тогда, когда ананкастическая скрупулезность не успела еще распространить свое действие на сферу инстинктов.
Фолькмар Э. , 1945 г. рожд., по профессии механик. По словам родных, он не унаследовал добросовестности своего отца. Отец был человеком сверхаккуратным, «не успокоится, пока не наладит все как по струнке». Э. в школе выделялся ленью, уроков почти совсем не готовил. Часто не ночевал дома, иногда его разыскивали. Наказания не помогали. Э. был неаккуратен и с личными вещами. В других отношениях проскальзывала, однако, педантичность: Э. следил за тщательной уборкой своей комнаты, перепроверял, хорошо ли запер, уходя, дверь квартиры. «Не могу иначе – меня совесть замучит!» – так он объяснял эту привычку. Со сверстниками Э. постоянно задирался, при этом часто приходил в ярость, дрожал всем телом, наносил удары противнику. В таких случаях Э. мог, потеряв самообладание, поступить совершенно безрассудно: он нападал, например, на ребят старше и сильнее себя, в драке с которыми его поражение было неизбежно. Поэтому его самого нередко избивали.
Когда Э. исполнилось 13 лет, у него появились навязчивые идеи. Так, например, если приближался трамвай или поезд, Э. ставил перед собой задание – успеть перебежать через рельсы, или же ему казалось, что «спастись» от какой-то якобы грозящей ему опасности он может, только прочитав какое- нибудь объявление, висящее поблизости. Стоя на башне, на большой высоте, Э. представлял себе, как, спрыгнув, собьет кого-то внизу. Иногда он вдруг ощущал неодолимое желание дать пощечину постороннему человеку. А то Э. так и подмывало вскочить на радиатор мчащейся навстречу машины, или ему казалось, что он должен «добежать до фонаря, прежде чем машина со мной поравняется, лишь тогда все будет хорошо» и т. д.
С 15 лет Э. начал красть. В школе он нередко присваивал всевозможные мелочи, которые могли пригодиться «в работе» (он любил мастерить). Однажды вломился с товарищем в квартиру знакомых, унес радиоприемник. В последующие годы количество краж все возрастало, но в 18 лет он вдруг прекратил воровство. В 20 лет Э. стал социально уравновешенным человеком. Работал на производстве механиком, вполне добросовестно, хотя по-прежнему отличался возбудимостью. При обследовании Э. подтвердил, что он и сейчас с трудом сдерживается, если что-нибудь выведет его из себя. Но все же эксцессов больше не было. Не замечал уже и навязчивых идей. Вместо этого у него развились черты педантической личности: постоянно – и дома, и на производстве – он теперь проверяет, хорошо ли выполнил то или иное дело.
Будучи подростком, Э., отнесенный нами к ананкастам, начал красть. В этом заключается необычность данного случая, поскольку известно, что непорядочные поступки несовместимы с добросовестностью педантичной личности. Однако импульсивные реакции Э., возникающие на почве внешних соблазнов и раздражителей, соответствуют поведению эпилептоидной личности. Эти реакции могут быть отнесены ко второму «набору» черт характера Э. как возбудимой личности. Итак, обе тенденции «уживаются» в личности юноши независимо друг от друга: если Э. сталкивается с чем-то, что его влечет, он – как личность возбудимая, не способная владеть собой, – безудержно поддается соблазну, если же в аффективном плане он находится в состоянии покоя, им завладевают черты навязчивости, свойственные ананкастам. И лишь по мере созревания личности у таких людей наступает сбалансированность психики.
Правда, с возрастом Э., все еще легковозбудимый, научился вполне владеть собой. С другой стороны, его педантичность уже не ведет к навязчивым представлениям, ее проявления ограничиваются многократным самоконтролем на работе и в быту. В конечном счете Э. стал весьма похожим на своего сверхаккуратного отца, что вначале казалось маловероятным. Проявление ананкастических черт личности Э. в годы отрочества в виде типичных навязчивых представлений можно объяснить тем, что в этом периоде происходит перестройка личности, переход от экстравертированности к интровертированности. Навязчивые представления в период отрочества, как известно, не столь уж редки.
Иногда и у взрослых черты, свойственные возбудимому и педантичному характеру, существуют параллельно, абсолютно не взаимодействуя.
Франц Ф. , 1942 г. рожд., по профессии рабочий химической промышленности. Его отец – человек весьма педантичный, по в молодости много пил. Отец в свое время нещадно бил детей и сейчас способен на весьма импульсивные реакции, в припадке ярости орет.
Ф. в школе учился хорошо, но учеба ему давалась нелегко. Окончил 8 классов.
В возрасте 10 лет в порыве гнева как-то бежал из дому, но вскоре вернулся. Когда Ф. учился на мастера, он нередко убегал с работы, причем по пустяковым поводам. Однако типичные припадки ярости наблюдались редко: в состоянии раздражения им не только овладевал гнев, но он чувствовал и сильную угнетенность. В это время он предпочитал бегство от людей. В двадцатилетнем возрасте Ф. сохранил привычку попросту уходить или уезжать, если что-либо его «доводило». Однажды он отсутствовал дома несколько дней, его родители, вместе с которыми он жил, очень беспокоились. Оказалось, что он ночевал в каком-то кемпинге.
Когда Ф. не находится в состоянии возбуждения, его считают хорошим работником. На производстве он бывает даже чересчур добросовестен. Отцу порой приходится даже убеждать его, что и в старании не нужно «перегибать палку». Излюбленное занятие Ф. – контролировать, все ли в доме в порядке, хорошо ли заперта дверь, выключен ли газ. В обществе он часто бывает заторможен, всегда боится, что скажет что-нибудь невпопад.
В 18 лет Ф. начал пить, а в 25 лет поступил к нам в клинику для прохождения курса
