– Есть критика!
– Нет, Иван Семенович! Нет у вас в журнале никакой критики.
– А может, нам вообще каждое критическое выступление в нашей газете оплачивать? – вытягиваясь во весь рост, кудахтнул Ямочкин. – Учредить так называемый Фонд критики? Или еще что- нибудь вроде этого?
– Может быть! – язвительно усмехнулся редактор местной «Правды». – Но Фонда-то нет! Значит и Несдержанного у вас не будет! Ха!
– Ах так?
– Да так!
Иван Семенович плюнул на пол и понесся карьером на третий этаж. Через минуту рядом c конференц-залом стояло около десяти решительных «охотников».
– Не хотите по-хорошому, будем применять силу. Товарищи, рассредотачивайтесь по зданию. Нечего тут церемониться! Менелаев, Лжефилиппов, Ардалионов – дежурить у входа... где заведующий литературной частью?.. хорошо! Мальчиков, «борзописец» Клаксонов и Иероним Полиектович – на улицу, остальные – за мной.
Отряд «охотников» под предводительством Ямочкина c криками «У-p-p-а!» начал наступать на «правдинский» второй этаж.
– Войны захотели? Ну, будет вам война!
И товарищ Маркированный, в свою очередь, помчался на первый этаж.
Войска сошлись на первом этаже в апендиксе между холлом и мраморным выгоном вестибюля. Раздался бой вестибюльных часов.
– Товарищи, давайте все-таки по-человечески разберемся! – предлагали «охотники».
– А вы не хотите по-человечески! – возражали «правдинцы».
– Но ведь так же нельзя! – недоумевали «охотники».
В это время в Доме печати появился Остап Бендер.
– Мне нужен товарищ Фицнер, – важно сказал Остап, остановившись между противоборствующими сторонами.
– Василий Маркович? – выдвигаясь на полкорпуса вперед, спросил кто-то из «охотников».
– Василий Маркович, – подтвердил Остап.
– Василий Маркович заведует отделом «Параллели и меридианы», – добродушно сказал кто-то из «правдинцев». – Поднимитесь, товарищ, на второй этаж.
– А что тут происходит?
– Проходите, товарищ, не мешайте работать! – хором воскликнули «правдинцы» и «охотники».
Остап хмыкнул, сдунул пылинку c рукава пиджака, поднялся на второй этаж и, шаркнув ногой, ударил по двери c табличкой «Параллели и меридианы». Дверь визгливо спела и впустила Бендера в кабинет. Репортер Фицнер в синей рубахе c закатанными выше локтя рукавами сидел за большим конторским столом и, свесив голову вниз, говорил по телефону. На столе лежала новая стопа гихловской бумаги, пишущая машинка сияла белыми кнопками.
– Да... Нет... И это поддерживаю. А фельетон уже готов! Да. Непременно. И передайте товарищу Сорочкину, что его статья не прошла. Это не наш стиль!.. Да, Эдит Тимофеевна, все сделаем. Ну вы же меня знаете? Знаете... Кого? Несдержанного? Можете не сомневаться, он в наших руках. Мы этим «охотникам» все провода телефонные пообрываем! Можете не сомневаться!.. Статью товарища Ксенофонтова?.. Проработал c фельетонным блеском! Но текучка нас все равно заедает, настигает и давит! Товарищ Маркированный отбивается, как может! Всего хорошего, до свидания.
Остап бесцеремонно сел напротив стола.
– Вам что, товарищ? – скороговоркой спросил Фицнер, приставив трубку к щеке ниже уха.
Остап вместо ответа вытянул из кармана удостоверение и тут же убрал. В течение следующей минуты он не мог не заметить на лице Фицнера смеси недоумения и недоверия.
– Я по поводу вашей заметки «Растленные нэпманы».
– Да, я вас слушаю...
– Да нет, Василий Маркович, это вас я хочу послушать!
Недоумение Фицнера стало еще заметнее.
– Вот приехал в ваш город по делам службы, я из республиканского управления, сидим c товарищем Свистопляскиным, думаем, разрабатываем план решительных действий, сами знаете, время нынче какое, а тут ваша статья!..
Теперь Остап видел, что, наконец, достигнут нужный эффект, что на лице Фицнера та самая гримаса, какая должна быть.
Услышав слово «республиканского», Василий Маркович напрягся, будто в хорошем обществе сел на ежа, а кричать неудобно. Он-то было подумал, что это кто-то c Диктатуры пролетариата, причем новенький, так как Василий Маркович никогда его раньше не видел, может, даже добровольный агент. А оно вон как!..
– Я понимаю, – промолвил он, сникнув.
– Вы, товарищ Фицнер, не волнуйтесь сильно-то. Мы ведь пока никаких оргвыводов не сделали. Я решил сам зайти к вам, побеседовать, как говорится, в порядке шефской помощи. А, Василий Маркович?!
Бендер рассмеялся. Фицнер тоже попробовал, но у него не очень получилось.
– Вы-то хоть сами понимаете, что это левый загиб? – мрачно улыбаясь, сказал Остап. – Что это беспредметно и не актуально?.. Это не по-советски. Подача материала при объективно правильном замысле субъективно враждебна.
Фицнер вздрогнул, будто у него над ухом выстрелили из ружья.
– Чем же враждебна моя статья? – краснея до слез, прошептал он. – Чем?
– Вы в вашей статье, товарищ Фицнер, порочите достоинство трудящегося человека! Вы демагогически вопрошаете, за что мы проливали кровь! Да как у вас перо повернулось написать такое!.. – Остапа, явно, понесло. Он понял, что уже пора. – Мы проливали кровь, товарищ Фицнер, не для того, чтобы, как при жестоком царском режиме, только работать и совсем не отдыхать. Советский человек, вы же знаете, это звучит гордо! Наш труженик имеет право и вполне может хорошо, культурно отдыхать. А вы говорите о бескультурье! И это в то время, когда в стране развернулась небывалая гонка образования, идет уничтожение кулачества как класса, стройки охватили всю страну, рисуется прекрасная картина социалистических городов, люди мечтают о новом быте, а вы?!
Остап перевел дыхание.
На Фицнера без жалости трудно было смотреть. Его лицо покрывала густая сеть «параллелей и меридианов».
– Есть мнение, товарищ Фицнер, что вы занимаетесь клеветничеством. Вы, понимаете чем это пахнет?
И тут только Фицнер понял, в какую историю он влип.
– Я понимаю, – выдохнул он.
– Вы хотите сказать, что вот, дескать, пришел из органов и прессу зажимает? Обвиняет журналиста в тенденциозности и отсутствии объективности? Так?
– Нет, но я... – дрожащим голосом пропел Василий Маркович.
– Не спорьте c органами!
– Я не спорю.
– В общем так, – выдохнул Остап, давая понять собеседнику, что разговор подходит к концу. – Мы пока оргвыводов делать не будем. А вы сделайте для себя вывод и, включившись, наконец, в борьбу за новый, социалистический быт, выдайте положительный материал о культурном досуге жителей вашего города. Вот хоть возьмите интереснейшие дискуссии на Центральной площади, возле заведения «Пиво и воды». Так? Напишите и о целебности «Черноморского хереса». Трудящиеся должны знать, что государство о них заботится... Думаю, мы еще увидимся, – многозначительно закончил Остап и вышел из отдела «Параллели и меридианы».