организатора тайного союза «Меча и орала».
Ишаченко взял одну из фотографий. Снимок был совершенно неудавшийся: практически безглазое лицо великого комбинатора напряженно улыбалось и все подробности его богатой внешности никак не передовало. Капитан около минуты смотрел на карточку, повернул ее оборотной стороной, понюхал.
– Можно?
– Бери... Вот же поганяло хренов! Навязался нам на голову! Давай-ка, капитан, попробуем мыслить.
Глагол «мыслить» был сказан c таким напрягом, что было ясно: полковник Зотов приступал к умственным упражнениям весьма редко, а если и приступал, то c недовольством.
Чекисты опустились на небольшой кожаный диванчик. Зотов предложил Ишаченко папиросу.
– Деньги у него были, так?
– Так точно, товарищ полковник.
Блокнот в руках Ишаченко вновь зашуршал, лихорадочно застрочил карандаш, появилось несколько фигурных строчек.
– Да перестань там свои писульки строчить... Ты выяснил какие рестораны посещал этот франт?
– Виноват! Недопер, товарищ полковник.
– Недопер... В трубку высморкайся, тогда допрешь! И чем только у вас там в Немешаевске занимаются?.. Норкин! Норкин, мать твою!
Притащился той же походкой тот же молодой болван c ушами.
– Норкин, – сказал полковник ужасным голосом. – Портье сюда!
– Есть!
– Сменщика его уже взяли?
– Везут!
– Ладно, давай этого.
Портье сняли c пальмового якоря и приволокли к полковнику. Кровью он уже не отплевывался. Теперь все было наоборот: губы его походили на плотно сжатые тиски. Увидев такие губы, глаза Зотова почему-то вспыхнули тайной злобой.
– Как звать? – хрипло тявкнул полковник.
– Лафунтий Эрнестович...
– Фамилию спрашиваю, придурок! – взорвался Зотов.
Лафунтий Эрнестович надул губы.
– Щипачкин я, товарищ полковник.
– Вот что, сыкун форточный, сейчас ты мне про этого козла расскажешь все! – Полковник показал фотографию и c желчью в голосе прибавил: – Понял? Все! Все, что знаешь и о чем только догадываешься! У меня, как на исповеди...
– Они... их... приехали...ло... двое, c виду культурные, почти, сказать точнее, иностранцы...
– Паспорта?
–...
– Почему поселили?
–...
– Щипачкин, отвечать!
– Хорошо заплатили... – проболтался портье.
– Так.
– Закрыли глаза, дали им тридцать четвертый! Это дорогой номер, товарищ полковник.
– Сколько же ты, пес смердячий, от этих врагов народа получил?
– Я не знал, что они враги!
– Сколько?
– Триста... нет... четыреста, – оговорился портье, – и Хуликин пять сотен.
– Напарник?
– Он.
– Мурчи дальше.
– Позавчера он c девицей приходил...
– Это который? Этот? – Зотов указал на фотокарточку.
– Этот.
– Что за баба? Приметы.
– Вроде блондинка.
Зотов крепко сжал губы: он думал.
– Ты мне, Щипачкин, начинаешь нравиться, – съязвил полковник после двухминутной паузы. – Поэтому расстреливать я тебя сразу не буду. Все расакажешь и c чистой совестью в Магадан поедешь!
– По-моему, она в банке работает, – обрадовался Щипачкин.
– В банке? Почему в банке?
– Говорили... Она особенно. Про банки...
– Ладно. Норкин! Норкин, мать твою!.. Сыпишь на Лубянку, заходишь в фотографический, даешь им вот эти приметы, берешь словесный и поднимаешь на ноги весь оперативный отдел. Даю два часа. Сверим время... Вот так... В Москве банков не так много – прочешете все! Искать эту белобрысую кралю. Все понял?
– Так точно! Разрешите выполнять?
– Пошел!
Полковник Зотов довольно щелкнул пальцем, сморщил лицо, зевнул и посмотрел на портье, затем принял свой обычный вид и, насколько это возможно, выпятил вперед верхнюю челюсть.
– Капай дальше.
– Приходили поздно, уходили рано... что еще? А вот! Как-то этот... красномордый пропал.
– Так. Где они жрали?
– Не могу знать... Как приехали, слышал, говорили, что на Арбат пойдут.
– Думаешь так или считаешь?
– Считаю, что так, товарищ полковник.
– Ладно, изыди! Подождем второго... Ситуация, таким образом, меняется. Нужна баба! Ты все понял, капитан?
– Так точно, понял! – внятно сказал Ишаченко.
– Через бабу выходим на него. – Полковник c радостью похлопал Ишаченко по спине. – Ничего, капитан, найдем! Там где замешана баба – все просто. Из практики знаю!.. Вот что, на Арбате ведь – «Прага». Слетай-ка ты туда. Допросишь всех. Понял? Может, он там сейчас c этой белобрысой шницеля хавает. Все понял? Давай!
Одна нога капитана Ишаченко еще была в «Метрополе», а другая уже входила в вестибюль ресторана «Прага».
– Он здесь был? – со злобой в голосе спросил капитан, показывая смуглолицему швейцару фотографию Бендера.
Швейцар взял фотокарточку, долго вертел ее в руках, затем приблизил к глазам, сощурился.
– Кхе-кхе-кхе!.. Бес его знает.
– За беса ответишь. Позже.
– Похоже, что был, раз вы, товарищ, спрашиваете, – чувствуя холод под ложечкой, глухо чавкнул швейцар. – Трудно вспомнить, сами понимаете, народу через меня тьма проходит. Спросите, товарищ, у метрдотеля.
– Никуда не уходить.
– Слушаюсь.
– Я тобой, пес смердячий, позже займусь! – пообещал Ишаченко и шмыгнул в зал.
Появился почтеннейшей наружности метрдотель и таинственно обменялся взглядом со швейцаром. Капитан заметил.
