Как-то я в холле гостиницы толковал с несколькими знакомыми мне биржевиками. Разговор шел об акциях. Я высказал замечание, что рынок нельзя обыграть, потому что брокеры неточно исполняют приказы.
Один посмотрел на меня и спросил, каких брокеров я имею в виду.
Я сказал: «Лучших в мире». И он еще раз спросил – кого. Было видно, что он не поверил, что я имел дело с первоклассными брокерскими домами.
Я объяснил, что имел в виду любого члена Нью-Йоркской фондовой. Дело не в том, что они плохо работают или вредят, просто, когда ты отдаешь приказ о покупке, ты не можешь знать цены, пока не получишь отчет от брокера. Курс чаще меняется не на десять-пятнадцать пунктов, а на один-два. Но тот, кто находится вне торгового зала биржи, не в силах отлавливать маленькие колебания из-за задержек во времени. И еще я сказал, что, если бы мне не мешали играть по-крупному, я бы предпочел играть в какой- нибудь брокерской лавочке.
Я никогда прежде не видел мужчину, который сейчас заговорил со мной. Его звали Робертс, и он выглядел очень дружелюбным. Он отвел меня в сторону и спросил, случалось ли мне торговать на других биржах. Еще он сказал, что знает фирмы, являющиеся членами хлопковой и сельскохозяйственной бирж, а также ряда более мелких фондовых бирж. Эти фирмы очень внимательны к клиентам и особое внимание обращают на точность исполнения их приказов. Он сказал, что они поддерживают доверительные отношения с самыми большими и крутыми домами, входящими в Нью-йоркскую фондовую, а поскольку они образуют пул и обеспечивают оборот на сотни тысяч акций в месяц, в Нью-Йорке с ними обходятся намного предупредительней, чем с любым частным клиентом.
– Они действительно очень внимательны к мелким клиентам, – сказал он. – Они решили стать главными в торговле с другими городами и заказу на десять акций уделяют столько же внимания, что и заказу на десять тысяч. Они умеют работать, и они работают честно.
– Ну, хорошо, – возразил я. – Но если они выплачивают биржам их законную восьмую часть пункта, что же им самим остается?
– Ну да, предполагается, что они выплачивают восьмую часть. Но – вы ж понимаете! – и он подмигнул.
– Это понятно, – кивнул я. – Но штука-то в том, что биржевые фирмы не пойдут на дележ комиссионных. Биржевой комитет скорее смирится с обвинением в убийстве, поджоге или двоеженстве, чем пойдет на то, чтобы обслуживать посторонних меньше чем за кошерную одну восьмую. Вся жизнь фондовой биржи зависит от нерушимости этого правила.
Он, должно быть, понял, что я пересекался, с людьми с фондовой биржи, потому что возразил:
– Послушай! Сплошь и рядом кого-нибудь из этих лицемеров с фондовой биржи на год исключают за нарушение этого правила, так ведь? Но ведь есть масса способов оформить скидку так, что никто не сможет и пикнуть. – Он, должно быть, увидел на моем лице выражение недоверия и продолжил: – А к тому же по некоторым видам сделок мы – я имею в виду эти телеграфные конторы – взимаем плюс к одной восьмой дополнительный сбор в одну тридцать вторую. И они никогда не берут дополнительные комиссионные, разве что у клиента неактивный счет. Иначе они не получат свою прибыль, вы же понимаете. Они ведь занимаются делом не ради развлечения.
К этому моменту я понял, что он пытается навязать мне каких-то жуликоватых брокеров.
– Вы знаете какие-нибудь надежные фирмы такого рода? – спросил я.
– Я знаю самую большую брокерскую фирму в Соединенных Штатах, – ответил он. – Я сам веду дела через них. У них отделения в семидесяти восьми городах Штатов и Канады. У них грандиозный размах. И им бы не удалось так процветать, если бы они не работали на уровне, верно ведь?
– Конечно, нет, – согласился я. – И у них в торговле все те же самые акции, что крутятся на Нью- Йоркской фондовой?
– Конечно. И даже все, которые ходят на Уличной бирже
К этому моменту я уже все понял, но надеялся перехитрить его.
– Что ж, – сказал я, – это не меняет того факта, что кто-то ведь выполняет приказы, и никто на свете не может гарантировать, как поведет себя рынок или насколько цены на ленте будут близки к ценам торгового зала биржи. Пока ты здесь получишь ленту с котировками, отдашь приказ, а потом его телеграфируют в Нью-Йорк, пройдет масса времени. Лучше уж я вернусь в Нью-Йорк и избавлюсь от денег в почтенной компании.
– Я ничего не знаю о том, как избавляются от денег. У наших клиентов нет такой привычки. Они делают деньги! И мы им помогаем!
– Ваши клиенты?
– Ну, у меня доля в фирме, и если я и привожу новых клиентов, то лишь потому, что они всегда вели себя со мной по-честному и я с их помощью заработал кучу денег. Если хотите, я вас познакомлю с управляющим.
– Как зовут фирму?
Он назвал. Об этой компании я слышал. Они публиковали рекламу во всех газетах и завлекали публику рассказами о своих клиентах, которые использовали их «внутреннюю» информацию об активных акциях и нажили гору денег. Вот так эти фирмы работали. Это были пиратские игорные дома, которые с помощью тщательного камуфляжа маскировались под настоящие, законные брокерские фирмы, но при этом оставались простыми игорными домами. Я наткнулся на группу старейших фирм этого рода.
В тот год такого рода брокерские компании разорялись дюжинами. Общие принципы и методы работы у них были одинаковыми, но при этом они использовали разные приемы для обдирания публики, потому что, когда старые трюки делались общеизвестными, их приходилось менять.
Обычно эти люди рассылали рекомендации о покупке или продаже определенных акций. Сотни телеграмм рекомендовали одним настойчиво продавать какие-либо акции, и сотни телеграмм советовали другим игрокам эти же акции, не колеблясь, покупать. Затем они собирали заказы на продажу и покупку этих акций. Потом их фирма покупает и продает, скажем, тысячу этих акций через посредничество уважаемой брокерской компании и получает соответствующий отчет. Этот отчет в случае нужды можно показать любому, кто невежливо усомнится и заговорит о том, что они на деле занимаются «вычерпыванием», то есть рассчитываются с клиентами за счет собственных резервов.
Они также организовывали у себя дискреционные пулы и как большое одолжение позволяли клиентам давать расписки, наделяющие эти пулы полномочиями торговать по своему усмотрению на деньги клиентов. В этом случае даже самый сварливый клиент не мог обратиться в суд, когда его деньги исчезали. Они поднимали курс, на бумаге, и науськивали клиентов, а затем с помощью одного из старейших трюков срезали тончайшую маржу.
Они не щадили никого, и чаще всего их жертвами оказывались женщины, школьные учителя и старики.
– Я зол на всех брокеров сразу, – сказал я зазывале. – Мне нужно все это обдумать. – И на этом быстро ушел, чтобы прекратить разговор.
Я навел справки об этой фирме. Я выяснил, что у них сотни клиентов и, хотя они использовали разные мошеннические трюки, не было жалоб, что кто-нибудь из выигравших не мог получить свои деньги. Трудность заключалась в том, чтобы найти того, кто хоть раз у них выигрывал, но я нашел. Казалось, что все идет своим чередом, а это значило, что они, быть может, не скроются с деньгами, если им случится проиграть. Такого рода заведения кончают, естественно, разорением. Порой случаются целые эпидемии банкротств таких заведений, как это бывало с банками, когда один из них оказывался неплатежеспособным. Напуганные клиенты еще живых банков бегут толпой за своими деньгами, и живых просто не остается. Но в этой стране полно бывших хозяев игорных домов, которые сумели благополучно дожить до пенсии.
Что ж, я не услышал об этой фирме ничего особо тревожного, не считая того, что они на все готовы ради денег и что им не всегда можно верить. Их главным делом было обчищать простаков, которые мечтали быстро разбогатеть. Но при этом они всегда брали у клиентов расписку, в которой те отказывались от собственных денег.
