Земледелие влекло за собой не только рост достатка, оно изменило образ жизни человека как в материальном, так и в социальном отношении.
Хорошие урожаи позволяли большему числу людей постоянно жить на одной территории. Появились селения, за ними, очень скоро, укрепленные города. Раскопки свидетельствуют, что библейский Иерихон у Мертвого моря существовал более десяти тысяч лет назад! Он был надежно укреплен стенами и высокой башней: задолго до появления Иисуса Навина с его разрушительным духовым оркестром были все основания защищать не только тело и душу, но и хранившееся в городе зерно. Был там и родник, что позволяло выдерживать длительную осаду. Люди недаром строили прочные дома и крепостные стены для защиты своего имущества от незваных гостей. Иисус Навин был не первым в ряду великих полководцев.
Города появлялись всюду, где земледелие рождало достаток. Вдали от тучных нив «плодородного полумесяца» в междуречье Евфрата и Тигра на берегах Нила с его животворящими разливами возникло могущественное Египетское царство; в долине Инда выросли благоустроенные грады с широкими — от восьми до тринадцати метров — главными улицами и сотнями вместительных домов, разделенных узкими переулками. Некоторые города насчитывали до сорока тысяч жителей.
Как известно, позднее крупные населенные пункты появились и в Китае, и в Новом Свете, где сложные архитектурные комплексы воздвигали ацтеки, майя и инки. Не буду здесь вдаваться в детали. Достаточно отметить, что за редкими исключениями именно возделывание растений обусловило рост населения и возникновение городов. Города с их растущими скопищами людей стали центрами специализации, развитие которой близится к абсурду. Всевозможные ремесленники совершенствовали свое мастерство, расцвели художественные промыслы.
В ряду новых занятий появилась профессия солдата и не только для защиты городов, но и для угнетения тех, кто продолжал жить в деревнях. Как ни росли города, как ни улучшалась их организация, все равно кормильцем оставался крестьянин. И постепенно сложилось крепостничество.
Ныне большие города достигли таких гигантских размеров, что их называют раковыми клетками в общественном организме. Поистине, что-то неладно. Для представителя животного мира, миллионы лет жившего небольшими группами, такое разбухание и впрямь представляется чем-то нездоровым и неестественным. Английский поэт Шелли писал: «Ад — местечко, весьма похожее на Лондон».
Он не видел Мехико!
Шутки в сторону: что же все-таки случилось с человеком за те максимум пятнадцать тысяч лет с той поры, когда вид начал свое шествие вверх по эволюционной лестнице от исходной численности самое большее около пяти миллионов до нынешних пяти миллиардов?
Ни один другой вид фауны не способен на столь крутой популяционный скачок без катастрофических последствий. Примеры есть и в нашей собственной Швеции. Как я уже говорил, численность леммингов достигает предела каждый четвертый год, после чего они регулярно почти полностью вымирают. Причина до конца не выяснена, но принято считать, что аномальное поведение несчастных зверушек вызывается… СТРЕССОМ!
Мне довелось самому наблюдать воочию это явление у других грызунов, В двенадцать-тринадцать лет я, как и многие мои сверстники, завел дома черно-белых «танцующих мышек». Помнится, большинство матерей были не в восторге от четвероногих «хулиганчиков» и не замедлили избавиться от них. Я же был, как люблю говорить, осмотрителен в выборе своих родителей, и моя мама разделяла мою симпатию к двум черно-белым крошкам. Правда, ее энтузиазм заметно поубавился, когда из двух особей со временем получилось больше ста семидесяти.
Пока длилось это размножение, я с удивлением и огорчением стал замечать, что нрав моих питомцев резко меняется. Поначалу, когда их набралось не больше двух-трех десятков, царил относительный мир и покой. Мышки ели, спали, чистили друг друга и самих себя, заботились о своем потомстве и прилежно наращивали численность маленьких жильцов в домиках из сигарных коробок, которые я разместил в отслужившем свой срок большом аквариуме.
Словом, мышки жили в ладу. Однако чем больше их становилось, тем хуже обстояло дело с ладом. Когда число особей достигло сотни, воцарился полный хаос, хотя корма было в избытке. Мышки раздражались, дрались без всякого повода, даже загрызали друг друга насмерть. Некоторые самцы без конца нападали на других самцов и самок, а последние нередко, вместо того чтобы заботиться о своем потомстве, нервно впивались зубами в копошащихся новорожденных и пожирали крошек! Под конец у меня стало два больших аквариума, соединенных крытым переходом, и когда какой-нибудь «бандит» начинал терроризировать обитателей одного аквариума, они спасались бегством во втором.
Я был в отчаянии. Что делать?
Передо мной явно был пример крайнего стресса. Проведены строгие научные эксперименты, говорящие о таких же поведенческих аномалиях. Резкие отклонения от присущего виду нормального, целесообразного поведения объясняют тем, что за единицу времени у мышей происходит столько соприкосновений с другими особями, что нервные центры, как говорится, отказывают, подобно тому как отказывает перегруженный телефонный коммутатор.
Каждое соприкосновение особей одного вида, включая человека, влечет за собой маленький, практически незаметный рост выделения адреналина: организм настраивается на контакт, который может оказаться приятным или неприятным. Природой мы рассчитаны на определенную нагрузку такого рода; первобытный человек не так уж часто встречал чужаков во время своих странствий. В наше время нередко можно услышать, как люди, чья работа сопряжена с многочисленными контактами, восклицают: «Не могу больше никого видеть!»
В смысле стресса мы подчинены тем же законам, что и другие животные. Нам нужна спокойная обстановка, и мы выдерживаем определенное количество стрессовых импульсов за день. Строго говоря, мы даже нуждаемся в таких импульсах в виде того, что принято называть волнующими впечатлениями. До определенного предела. В меру. И мера эта весьма индивидуальна.
По сравнению с большинством других млекопитающих мы достаточно выносливы. Право же, удивительно, что сотни тысяч людей могут, например, собираться на площади перед папской резиденцией без пагубных последствий для себя. О том, сколь велика опасность катастрофы там, где скапливаются полчища людей, говорит «футбольная война» между английскими и итальянскими болельщиками на одном из стадионов Брюсселя в мае 1985 года. В завязавшейся потасовке погибло тридцать девять человек, еще больше получили травмы — и все потому, что два десятка взрослых мужчин гоняли ногами мяч! Ярчайшее проявление стресса, вызванное, казалось бы, пустяковым поводом.
Огромный рост населения в наши дни — явление, схожее с тем, что наблюдается у грызунов перед катастрофой. Этот неуправляемый рост пагубен чисто биологически и противен разуму. В конечном счете речь идет о главной проблеме современности. Противостояние между Советским Союзом и США — тоже стрессовое явление — уступает ей по значению. Стресс, поражающий популяции грызунов, в высшей степени присущ и миру людей, особенно в наиболее крупных городах, где трудно прижиться изначально здоровым формам поведения человека.
Моему любимому племени трио понятие стресс неизвестно. Жизнь идет своим чередом с умеренной трудовой нагрузкой; у мужчин-охотников бывают напряженные дни, сменяющиеся полной праздностью. Ссоры очень редки, и дети почти никогда не препираются. Они так спокойно играют вместе, что невольно спрашиваешь себя: почему же наши дети на Западе часто бывают такими капризными и агрессивными?
Гостя два месяца у индейской семьи с двумя мальчуганами, я удивлялся, как хорошо они ладят между собой и как согласно играют в основном тем, что находят в окружающем лесу. Решив порадовать их, я в столице Гайаны, Джорджтауне, купил шесть игрушечных автомобильчиков, по три на брата. Тотчас ладу пришел конец! Мальчишки ссорились и дрались из-за восхитительных новых игрушек. В их мир вторглась, так сказать, твердая валюта. Диковинные драгоценности потеснили знакомые игрушки, которые им в изобилии поставляла природа.
Приобретательство и погоня за престижем — плоды одного и того же дерева, и не следует думать, будто только человеку свойственны желание обладать заманчивым предметом и зависть к тому, кто в чем- то его опередил. Наш родич среди приматов, шимпанзе, может реагировать совсем «по-человечески», то есть крайне буйно и эгоистично, когда речь заходит о том, что является «твердой валютой» в его
