премьер-министр и даже ни один из вице-премьеров на публике не появлялись. Мир гадал: что происходит в России? Кто управляет страной? Американский президент, не успев проснуться (в Вашингтоне было девять утра), выступил с заявлением, в котором он выражал «глубокую озабоченность» событиями в России. На открывшихся торгах на Нью-йоркской фондовой бирже пошли вниз котировки акций, более- менее связанных с Россией: «Пепсико», «Проктэр энд Гэмбл», «Майкрософт», «Форд»… Завершившиеся торги на Франкфуртской бирже зафиксировали рекордное в этом году падение марки по отношению к доллару… На Лондонской бирже металлов выросла цена на алюминий… Росли цены на золото и нефть…
Хозяин сидел в своем кресле в глубокой задумчивости. Завтра ему предстоит отдавать кредит в сто миллионов долларов. Пока же у него имеются купленные утром на торгах три миллиарда рублей. Или, согласно последним котировкам на межбанковском рынке, без малого семьдесят семь миллионов долларов. Итого: минус двадцать три миллиона. Он мог бы, конечно, договориться об отсрочке платежа. Ему простили бы и день просрочки, и два, и даже неделю. Но это имело смысл при одном условии: когда бы доллар стал падать. Пока же он только рос.
Цифры в правом углу терминала показали: курс вырос еще на одну четверть и составил теперь 39.25. Это означало, что Валентин Николаевич в секунду потерял еще около пятисот тысяч долларов. Когда он посчитал это, увидел на калькуляторе шестизначную цифру проигрыша, им вдруг овладело какое-то адское, зудящее нетерпение. Это отвратительное чувство – жгучее нетерпение – он не испытывал с того самого дня десять лет назад, когда столь несчастно проиграл Игреку. «Отыграться, отыграться, отыграться», – сейчас, как и тогда, словно зудел вселившийся в него бес. И одновременно – как и тогда! – он тоскливо понимал, что отыграться будет невозможно… О, это чувство, столь знакомое неудачливым игрокам! О, гремучая смесь нетерпения, безнадежности и азарта!
Валентин Николаевич глянул в телевизор. Ничто не менялось на картинке CNN с титром live. Забор, пальмы, БМП, солдаты, море вдалеке… А вот цифры на терминале дернулись. Курс доллара снова повысился. Теперь он составил 39.3. Это означало, что в один миг из кармана Хозяина утекло еще сто тысяч долларов…
После того несчастного случая с Игреком Хозяин играл еще не один раз.
Да что там не один раз!.. Играл он практически каждый день – всю свою новую жизнь, отсчитываемую от той не удавшейся попытки суицида. И ставки в этих играх всегда были немаленькими. И никогда – да, да, ни единого больше раза! – ему не изменяло хладнокровие. А вот теперь…
Бес зудел внутри: сделай что-нибудь… Продавай рубли, пока не поздно… Ты же видишь, что творится… Дальше будет еще хуже… Бес подталкивал его, и Валентин Николаевич чувствовал, что он вот- вот не совладает сам с собой…
Цифры на терминале еще раз, как назло, переменились. Курс доллара вырос еще на одну десятую – на десять копеек. Теперь он составлял уже 39.4. Он проиграл в се-сунду еще почти двести тысяч долларов… Внутри у него вce холодело. Господи, что же делать-то?!.
Оставалось последнее средство. Валентин Николаевич достал из ящика стола сотовый телефон. Поспешно набрал cемь цифр – он их нигде не записывал, суеверно хранил в памяти. Уж если и этот человек не знает, что происходит..
– Шеляринский! – раздался в трубке властный голос. Иван Исаакович Шеляринский был финансовым узом, промышленником и магнатом, имевшим неограни-енные связи в кремлевских коридорах и огромное влия-ие на президента и близких ему людей.
– Это Валентин Николаевич.
– Кто?! – искренне удивилась трубка.
Что за дурацкое положение! Что, теперь прикажете напоминать олигарху о той небольшой, но важной услуге, эторую Валентин Николаевич полгода назад сумел окать этому человеку? И за это получил заветные семь цифр личного прямого номера вместе с приглашением «звонить, если что». Это приглашение дорогого стоило…
И вот теперь «хозяин заводов, газет, пароходов» не помнил – или не желал помнить? – Валентина Николаевича.
– Ну, – замялся Хозяин, – помните дело о крылатых машинах… Следствие…
– Не продолжайте. Помню. Что?
Опять – прямой, отрывистый вопрос. Как прикажете отвечать? Ну, что ж, вот ему в ответ – столь же прямой вопрос:
– Что с Папой?
– Не знаю. Правда – не знаю. «Лучше не тратить время», – мелькнуло у Валентина Николаевича, и он напрямую спросил:
– Что будет с курсом?
Спросил – и внутренне замер, похолодел. Решается судьба. Все решается.
– Мои аналитики посчитали, – отрывисто, как прежде, проговорил Шеляринский, – рубль упадет до сорока семи – пятидесяти. Все?
– Да, – проговорил Валентин Николаевич. – Спасибо. – И повесил трубку.
Он был убит. Раздавлен. Уничтожен.
Цифры, в это время высвечиваемые на терминале, показывали 39,6.
Тридцать девять и шесть. Температура горячечного больного.
За ту минуту, пока он разговаривал с магнатом, он потерял еще почти четыреста тысяч долларов.
Его минус, его долг уже зашкалил за двадцать пять миллионов долларов.
Продавать! Эти проклятые русские бумажки каждую секунду теряют в цене.
Что толку от этой горы мусора?! Избавляться от рублей – немедленно! Никакой больше мысли не оставалось в голове, только одна: продавать, продавать, продавать!
И он пробежался по клавиатуре, выставляя на продажу на межбанковском рынке три миллиарда рублей.
Громадная сумма в три миллиарда рублей словно сожрала ближайший крохотный долларовый лот объемом в сто тысяч, выставленный по цене 39.7…
Затем следующий, из двухсот тысяч, по цене 39.75… Затем – пятнадцать миллионов долларов по цене 40.0… И так далее, вплоть до лотов, идущих по 40.5…
Итого на счета Хозяина поступило почти семьдесят пять миллионов долларов.
Завтра он должен был отдать сто миллионов.
Его чистый проигрыш составил двадцать пять с лишним миллионов американских долларов.
И столько же – долг.
Хозяин откинулся в кресле. Опустошенность и удивительное безразличие владели им. Он попытался усмехнуться пересохшими губами. «Ну нет! И не мечтайте! Подумаешь, двадцать миллионов! Разве это больше, чем те тридцать тысяч?.. Больше? Но не надейтесь: теперь я из окна прыгать не буду. Не на того напали… Учен… Учен… Сейчас самое время – не с собой поквитаться, а кое с кем еще».
* * *
На экране у него в комнате, точно так же, как в кабинете у Хозяина, беззвучно сияла в телевизоре картинка CNN. Та же резиденция премьера, солнце, море, солдаты, бронетранспортеры …
В дверь въезжал на своем кресле Хозяин.
– Вы вышли из подполья? – учтиво улыбнулся Игорь, вставая.
– Я проигрался, – прохрипел Валентин Николаевич.
– Сочувствую. Искренне. И в то же время – не скрою, приятно слышать.
– Давай, Игрек, с тобой напоследок выпьем.
– Я не пью, ты же знаешь.
– Я – тоже, но по такому случаю выпьем. Зови свою Маринку.
– Вызывай сам. Быстрей придет.
– А! Тебя она, значит, разлюбила!
– Просто ты – босс.
Хозяин подъехал на своем кресле к внутреннему телефону, снял трубку.
