прослушивать наши разговоры. Именно поэтому с каждым из вас, – полковник кивнул поочередно Денису, Вике и Инкову, – я говорил на улице. Я, как вы помните, предупреждал, что ночью, возможно, состоится еще один визит убийцы, и призывал вас к особой осторожности…
– Однако вы никому не сказали, что подозреваете самого Бориса Андреевича, – заметил Инков.
– А зачем? – пожал плечами полковник. – Главное, вы были предупреждены, вы знали, как следует поступать в случае опасности. Позвонив тем вечером оттуда же, с улицы, по мобильному, я вызвал группу захвата. Она расположилась вокруг особняка, а также на берегу водохранилища – там, где, по моему предположению, заканчивался подземный ход, – и готова была выступить по первому же сигналу. Выступить и схватить убийцу с поличным. Все в итоге произошло именно так, как я и ожидал. Убийцу взяли, жертв и разрушений нет. Я полагаю, дело можно считать закрытым. – Ходасевич пришлепнул ладонью по столу в качестве финального аккорда.
– Теперь предполагаются бурные изъявления нашей благодарности? – довольно язвительно спросила Наташа.
Она всю эту прошедшую неделю – и по сю пору – не могла прийти в себя от того, каким неприглядным оказалось в итоге ее собственное семейство. Подумать только! Ее отец – убийца! А родной брат? Чтобы отомстить старику за детские обиды, он совращает собственную мачеху, его жену. А младшая сестренка? Ритка собирает и на папаню, и на мачеху компромат и, чтобы побольнее уязвить обоих, высылает неприглядные материалы адресатам – так сказать, перекрестное опыление изменами, злобой и враждебностью. И еще – сестренка собственного брата шантажировать собирается… А вдобавок оказывается, что отец в молодости обесчестил девушку, и теперь у Натальи появилась старшая сводная сестра в лице – кто бы мог подумать! – домработницы Вички!
Она, Наташа, в этой истории вроде бы ни при чем, вроде бы в стороне. Но что из того? Вдруг у нее гены какие-нибудь порченые и она сама тоже способна на какую-нибудь подлость? И как ей теперь прикажете отвечать на вопросы подружек или тем паче молодых людей: кто ее отец? «Он сидит в тюрьме по обвинению в двойном убийстве»? Спасибо, да лучше бы он умер!
Вот и злилась от этих мыслей Наталья, оттого и волком глядела на всех присутствующих, включая раскопавшего всю эту грязь Ходасевича…
А Денис – Денис в данной ситуации оказался, как всегда, самым разумным, самым взвешенным – одно слово, старший брат. Он и сейчас нашел приличествующие случаю округлые, дипломатичные слова.
– Что ж, – обратился он к Ходасевичу, – мне остается только поблагодарить вас, уважаемый Валерий Петрович, от лица всей нашей семьи, а также от имени Михаила Вячеславовича и Викуси. – «Вичку-то он в число членов семьи не включил, – злорадно подумала Наташа, – так ей и надо!» – Вы открыли нам правду. Не скрою, она оказалась горькой и тяжелой – для всех нас. Но что поделаешь! Как говорится, неча на зеркало пенять… В любом случае, мы весьма признательны вам, дорогой Валерий Петрович, за ваш нелегкий труд и заверяем, что мы, со своей стороны, не будем иметь к вам никаких претензий. Я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что вы оправдали возложенное на вас доверие, а также наши материальные затраты. Спасибо.
Денис хотел на этой ноте завершить посиделки, потому что отодвинул кресло, встал и церемонно кивнул Ходасевичу. Следом встали и Инков, и Вика – словно послушные воле Дениса, будто только и ожидали: к какому сильному человеку теперь, после ухода Бориса Андреевича, прислониться. Наташе тоже ничего не оставалось делать, кроме как подняться.
А полковник, кажется, и не замечал их: он, очевидно, устав от долгого рассказа и от того, что находился в центре внимания, нахохлился в кресле. Затем, ни на кого не глядя, хмуро потянулся к сигарному ящичку, выбрал «гавану», отчикал ей хвостик гильотинкой и не спеша, с видимым удовольствием раскурил. Инков, Вика, а следом за ними и Наташа, словно подчиненные после совещания, потянулись к выходу. Денис секунду поколебался, а затем тоже устремился к двери отцовского кабинета. «Пусть уж старик насладится одиночестве и сигарой, и кожаным креслом, – мелькнула у него высокомерная по отношению к Ходасевичу мысль. – Когда бедолаге еще доведется». Однако в момент, когда Денис последним готов был переступить порог кабинета, полковник сухо промолвил:
– Пожалуйста, Денис Борисович, задержитесь еще на одну минуту.
Денис с готовностью повернулся к нему.
– Прикройте дверь и присядьте, – бросил полковник.
Денис в точности выполнил его распоряжение, хоть и слегка нахмурившись: он не привык, чтобы им помыкали.
Ходасевич вдруг спросил, как ударил – сразу, махом, не в бровь, а в глаз.
– Зачем вы стреляли в своего отца?
– Я? – растерялся Денис.
Полковник не мигая смотрел в его глаза. Очи его яростно сверкали: вовсе и не устал он, оказывается. Сигара дымилась в полной руке, покойно лежащей на столешнице.
– Я… – пробормотал Денис – подступили жар, и тошнота: как в детстве, когда отец же уличал его в том, что он курит. Такого страха и растерянности он не испытывал уже лет двадцать. – Я… Я не видел, что это отец… Не знал…
«Какого ляда я перед ним оправдываюсь! – мелькнуло вдруг у него. – Да за мои же деньги!»
– Знали, Денис Борисович, – припечатал полковник. – Все вы знали и прекрасно видели. Вы сообразительный человек, и тем вечером, после нашего с вами разговора, вы догадались, что искомым убийцей может быть ваш вдруг воскресший отец. И пистолет вы с собой в комнату взяли неспроста. И стреляли в отца – тоже. Стреляли – на поражение.
– Вы же сами только что говорили, – воскликнул Денис, – что он приходил убить меня!
– Но вы-то тогда об этом не знали! Может, он хотел просто поговорить с вами? Взглянуть в глаза? Вы же, в конце концов, начали военные действия против него. Вы соблазнили его супругу. Она, в его понимании, заслуживала смерти. А вы? Вы – нет. Вы все-таки его сын. А он – ваш отец. А вы – вы стреляли ему в спину.
– Он толкнул меня, – пролепетал младший Конышев и сам подивился, насколько по-детски прозвучало его оправдание.
– А вы – стали стрелять на поражение. И я очень хорошо понимаю, почему. Все очень просто: мертвый отец для вас был предпочтительнее, чем живой. Потому что если бы он умер, вы, благодаря мачехе, унаследовали бы его деньги. А покуда он жив – извините, шиш вам с маслом. А деньги вам, Денис, очень нужны. И ради этого вы были готовы на все.
– Вы ничего не докажете, – пробормотал младший Конышев.
– Естественно, не докажу, – кивнул «кагэбэшник». – И доказывать не собираюсь. Случившееся той ночью и ваши выстрелы в спину отцу останутся на вашей совести.
– Естественно, – огрызнулся Денис. – Ведь я же ваш главный заказчик. – Он овладел собой и с вызовом глянул в глаза полковнику. – Я плачу вам деньги.
– Полученные от вас – замечу, ото всей семьи – деньги я отработал, – пристукнул кулаком по столу Ходасевич. Было видно, что он не на шутку разозлен последней репликой Дениса. – Каждый труд должен быть оплачен. Мой – в том числе. – Он еще раз бабахнул кулаком по столешнице. – Но с вами лично я с этой минуты не хочу иметь ничего общего. И считаю, что наши отношения отныне полностью завершены.
Валерий Петрович резко поднялся, с силой воткнул сигару в пепельницу и с гадливостью раздавил – словно на нее перенес свое отношение к собеседнику.
– Не провожайте меня, – бросил он Денису, выходя из кабинета, – я найду дорогу.
