Ждать пришлось долго. Либавиус успел прочитать книгу, проголодался и замёрз. Наконец, появился Глязер.
– Возьми понемногу жидкости из каждого сосуда, – сказал ему Либавиус, – и разбавляй чистой дождевой водой, пока не исчезнет присущая им окраска, так, чтобы раствороы нельзя было отличить по внешнему виду.
Через несколько минут Либавиус вошёл в помещение. На столе его ждали поставленные в ряд семь одинаковых чаш с прозрачными растворами.
– Теперь, смотри! – сказал Либавиус.
Он отсоединил от аламбика колбу с дистиллатом и долил из неё во все семь чаш. Густое облако белого дыма поднялось над столом. Химики закашлялись. Когда клубы нашатыря рассеялись, стало видно, что в одной из чаш жидкость стала подобна молоку, в другой выпали бурые хлопья, три не изменили своего цвета, а в двух последних жидкость стала васильково-синей.
– Истиный кобальт! – воскликнул Глязер, осторжно поднимая чашу с синим раствором. – Цвет яркий и чистый, как эмали Палисси!
– Здесь была медь! – уверенно сказал Либавиус. – Там, где выпала тёмная земля, находилось железо, белая известь указывает свинец. А вот это, – Либавиус коснулся второго посиневшего образца, – вероятно, было золото. Как я и думал, мошенник книготорговец подсунул мне фальшивую монету. Синий цвет тому доказательство. Но ты видишь, он не слишком ярок, значит, меди в золоте было не так много.
– Всё правильно, – признал ученик.
– И что же из этого следует? – спросил Либавиус.
– Может быть, новая краска?
– Ты ничего не понял! – закричал Либавиус. – Слушай, я тебе объясню. Аристотель говорит, что существет два способа познания сути вещей: синтезис и анализис. Он же оставил нам «аналитику» – учение о доказательстве. К сожалению, это учение, как и все прочие мысли философа, неприменимо к практике. Вспомни, что сказал мудрейший из арабов – Гебер: «Надо признать, как незыблемый принцип, что предположение, не подтверждённое опытом, есть ни что иное, как простое утверждение, которе может быть верным или ложным». Ты видишь, требуется доказательство, анализ! Алхимия же, столь долго бывшая в плену у магии, до сих пор пользовалась одним лишь синтезом, даже когда пыталась разложить свои тела. Приведу пример, бывший у тебя на глазах. Некогда мне удалось доказать, что сера в скрытом виде живёт в купоросах. Для этого я, сжегши серу в селитре, получил серный олеум и, сравнив его с купоросным маслом Гебера, увидел, что это одно и то же вещество, только купоросное масло менее чисто и крепко. Эту работу можно было бы назвать аналитической, но и она проводилась методом синтеза, ведь я получал вещества, а не прямые знаки природы. Лишь сегодня мы можем твёрдо заявить, что аналитическая химия существует. Возьми перо, Пётр и пиши.
Либавиус встал и, расхаживая по комнате, начал диктовать:
– Если ты хочешь, сын мой, узнать, заключена ли в каком-либо теле скрытая медь, то возьми этого тела сколько сочтёшь нужным и раствори приличным случаю образом. К раствору добавляй той чудесной воды, что получена Арнольдом из Виллановы путём многократной перегонки человеческой мочи. Добавляй до тех пор, пока сильное зловоние не укажет тебе конца работы. Если твоя жидкость стала мутна, процеди её через шёлковый чулок. Ты увидишь небесное сияние, тем более яркое, чем больше меди заключало тело. Конец, во славу господа.
Либавиус просмотрел написанное. Лицо его побагровело.
– Что ты написал, болван? – раздражённо спросил он. – Ты всюду ставишь знак «Венера», а я говорил «медь», и значит, ты должен был писать «купрум». Знаком «Венера» одни обозначают медь, другие олово, а некоторые – аурипигмент. Запомни, если ты хочешь, чтобы твои работы послужили потомкам, в них не должно быть разночтений. Одно неверно понятое слово в рецепте может стоить жизни больному.
– Учитель, – робко спросил Глязер, – сегодня вы показали мне способ увидеть скрытую медь. Но ведь такой же анализ можно найти и для золота!..
– Несомненно, – подтвердил Либавиус.
– И тогда, – подхватил школяр, – добавив этот драгоценный реактив в аламбик или на решётку керотакиса, мы можем заметить момент рождения совершенного металла, а по усилению окраски заключать: правильно ли мы ведём нагрев, и приводят ли наши операции к умножению золота…
– Пёрт! – прервал ученика Либавиус. – Ещё раз заклинаю: оставь мысли о невозможном! Ты зря потратишь время, здоровье и деньги. Ты лучший мой ученик, Пётр, и мне хотелось бы видеть тебя настоящим ятрохимиком. Поэт сказал: «Опытный врач драгоценее многих других человеков». Путь химии – это приготовление лекарств. Это наш путь!
– Хорошо, учитель, – покорно согласился Пётр.
Либавиус достал из поясной сумки купленный днём томик, положил его на стол.
– Прочти это, сказал он. – Автор этой книги – один англичанин. Он говорит здесь немало жестоких слов о нашем искусстве, но это жестокость хирурга. Клянусь Геркулесом, этот человек много сделает для науки, и, если он подписал книгу своим настоящим именем, то значит Англия второй раз дарит миру Бэкона. Особо обрати внимание, что пишет Бэкон о значении для науки эксперимента и о пригодности аристотелевой логики.
– Я прочту, – сказал Глязер.
За окном незаметно сгущался вечер. Либавиус начал собираться домой. Он надел широкий подбитый мехом плащ, тёплый берет с наушниками, попрощался с учеником и вышел. Пётр Глязер – бедный студент, не имел своего дома и жил при лаборатории.
Ушёл Либавиус недалеко. Дорогу ему преградила та самая лужа, в которой он утром купал зазнавшегося дворянина. Либавиус попытался обойти её, но вспомнил, что забыл трость. Так иногда бывает: целый день бегаешь как мальчишка, без плаща и палки, а под вечер все семьдесят прожитых лет разом наваливаются на плечи.
Либавиус повернул назад. Его осаждали невесёлые мысли. Сорок лет он отдал науке, с великим трудом оторвался от мечты отыскать философский камень, сделал множество изящных открытий, а теперь не знает, будет ли из этого толк. Достаточно вспомнить Бернара Палисси, замечательного химика-практика. Палисси умер, не оставив учеников, и тайна его прекрасных глазурей и эмалей умерла вместе с ним. Потому-то Либавиус и старался записывать все свои наблюдения как можно подробнее и яснее. К тому же, быть может, Пётр продолжит его дело, если его не увлечёт химера златоделия. Окна флигеля светятся, неутомимый Пётр сидит за книгами.
Либавиус тихо открыл дверь, шагнул через порог.
Пётр сидел возле светильника, но вместо сочинения Френсиса Бэкона перед ним лежал огромнейший фолиант Луллия. Глязер читал вслух, нараспев произнося слова:
– Начинай работу при закате солнца, с запада подвигайся сквозь сумерки на север, измени воду в чёрную землю, поднимись через разные цвета к востоку, где показывается полная луна. Земля и вода превращены в воздух, мрак исчезает и является свет…
– Боже мой!.. – простонал Либавиус, схватившись за голову. – Несчастная химия, будешь ли ты когда-нибудь заниматься делом?
